Представить только — выходишь замуж в двадцать три, допустим, а за спиной у тебя «опыт» в четыреста с лишним «процедур» с полусотней партнёров. Те инструкции не для людей писались…
Герта точными движениями нарисовала на листе бумаги «пулю», положила рядом нераспечатанную колоду, четыре карандаша.
— Всё правильно говоришь, я и сама так часто думаю. Замуж за единственного и любимого — это, конечно, здорово. Так не всем же, как вам с Настей, везёт. Но я о деле. Если он сегодня
— Если мы на мизерах совсем его не отрубим[154], иди с ним, обязательно, и позволь ему абсолютно всё, что в голову взбредёт, кроме… А на самом пике — осади. «Да как вы можете, я не такая!» Очень ласково, рук ломать и синяков оставлять не надо. В крайнем случае — укажи на дверь, но очень убедительно. Утром он не победителем будет на тебя смотреть, а жалкими собачьими глазами. Потом, если нормально пойдёт, верёвки из него вить сможешь. А сегодня — изобрази, как я сказала.
— Тебе хорошо говорить, — вздохнула Герта. Уроки Дайяны, несмотря на сеансы психотерапии Сильвии, сидели слишком глубоко. Курсанткам, чтобы стать настоящими агентессами-координаторами, просто необходимо было пройти процесс «инициации». Как у мальчиков и девочек первобытных племён, чтобы перейти в категорию «взрослых». Этот императив сидел буквально на уровне подкорки. Из их команды реально «повезло» пока только троим, но теорию все знали на отлично, и европейскую, и индийскую, и древнеегипетскую. А Мятлев на самом деле оказался специалистом с колоссальным опытом и, мастерски используя арсенал своих методик, почти добился своей цели. При отсутствии рядом Вадима и Людмилы он непременно бы «сорвал плод её невинности», как в «Тысяче и одной ночи» выражаются.
— Что б ты понимала? — ответила Людмила. — Я по-настоящему замуж хочу и терплю все Вадимовы ласки и приставания, непрерывно медитируя: «Нет, нет, ни в коем случае. Только до сих пор, и ни шагу дальше». Пока помогает, — усмехнулась она. — А тебе всего дня три потерпеть нужно. Потом самой интереснее будет…
Проснувшись в половине одиннадцатого следующего утра (как хорошо, когда не нужно никуда спешить, а за окнами льёт сквозь туман густой обложной дождь), Ляхов отправился на кухню, по пути посетив туалет и ванную. Вошёл туда бодрым, побрившимся и причёсанным. Поставил на горелку чайник, начал разбираться с содержимым холодильника насчёт закусить.
Буквально минут десять спустя появился не слишком свежо выглядящий Мятлев. Что не удивительно — играли-то до пяти утра, а гомеостата у него не было. Хорошо, мизеров выпало умеренно, причём два не сыгрались. Исходя из ситуации, Вадим выставил на стол, кроме кофе, сыра и иных закусок, бутылку «Арарата». Ему лично — без разницы, «что было ночью, будто трын-трава». Никаких последствий.
Генерал, в банном халате на голое тело, бодрился, тем не менее хотел казаться бравым и решительным. Тоже не забыл побриться, растереть щёки одеколоном.
Ляхов, глядя на него, решил помолчать. Пусть человек перенастроится. Глазами указал на папиросную коробку, ими же — на бутылку и чашки.
Первую большую рюмку Леонид махнул сам, закурил, после чего, подождав, пока гематоэнцефалический барьер пропустит нужную для восстановления душевного равновесия дозу, налил по новой себе и Вадиму.
Ляхов продолжал тянуть театральную паузу, которую и сам Станиславский едва ли выдержал (или одобрил) бы.
Ему на самом деле было интересно узнать, помимо всяких оперативных замыслов, что получилось у профессионального Казановы с юной девушкой, попавшей в зону его чар (как муха в паутину опытного «крестовика»), причём в наивыгоднейших для него условиях.
Девушка очень прилично подвыпила, настроена была игриво. За картами Леонид несколько раз то прижимался ногой к её ноге, то, совсем осмелев, уронил под стол карандаш и, поднимая его, ухитрился на мгновение коснуться губами Гертиного бедра, приоткрытого полами халатика. Выпрямившись, взглянул ей в глаза и не заметил ни тени неудовольствия. Обстановка для «развития успеха» тоже идеальная — гигантская квартира, несколько спален, расположенных так удачно, что можно не опасаться постороннего внимания, не говоря о вмешательстве.
Стены метровой толщины и дубовые двери абсолютно звуконепроницаемы. А сколько раз у Мятлева срывались тщательно подготовленные «свидания» только от того, что подружки не могли преодолеть страха перед фанерными стенками в общежитии или между комнатами малогабаритных квартир.
— С тобой можно говорить, как с мужиком? — несколько нервно спросил Мятлев. Излишне нервно, если считать его нормальным мужчиной, принявшим «сотку» для осадки. А тем более — специалистом, намного старшим Вадима возрастом, званием и опытом.
— Ещё не убедился? — чуть дёрнул щекой Ляхов. — Тогда думай дальше.
— Ты военврач, прежде всего, — опять начал заходить из-за угла Мятлев. — О других твоих ипостасях сейчас вспоминать и говорить не будем. Правильно?
— Ну и что, если военврач? — сделал наивное лицо Ляхов. — Тебе экстренная помощь требуется? У нас чётко расписано, в войсках, поэтапно: доврачебная, первая врачебная переднего края, потом квалифицированная, в медсанбате, а уже потом специализированная, в профильных госпиталях. Я тебе сейчас в каком качестве требуюсь?
— В психиатрической специализированной, — стараясь не терять лица, сострил Мятлев. — Дело в том, что я, кажется, всерьёз влюбился. Сам не понимаю как и не знаю, что теперь делать. Твои девочки секретом приворотного зелья не владеют?
— Насколько знаю — нет. Да и пили мы всё время одно и то же, она ведь тебе из собственных ручек ничего специально не подносила?
— Да вроде нет…
— Тем более, ты ведь вчера адсорбенты принимал…
— Откуда ты знаешь? — удивился Мятлев.
— Что же, по-твоему, толковый врач не знает, как кого от известной дозы развозит? Подумаешь, бином Ньютона.
— Так ты всё время со мной наравне пил. И тоже очень хорошо держался.
— У меня алкогольдегидрогеназа в аномальных количествах вырабатывается. С молодых лет трезвею быстрее, чем пью.
— Счастливый человек.
— В финансовом смысле — очень разорительно. Давай дальше.
— Ну а что дальше? Влюбился я, ты это понять можешь? Никогда себе такого не позволял, считал, что у меня пожизненный иммунитет. Не стесняюсь признать — со школьных времен сотни две перепробовал, от одноклассниц до зрелых дам, и все — красавицы на подбор! И я ведь не пацан, могу отличить вспышку желания от настоящей влюбленности, хотя в мои годы несколько смешно такие слова произносить. А куда денешься?
Стыдно сказать, я вчера, когда игру закончили, до комнаты её проводил. Только что на колени перед ней не становился, ручки целовал. Потом… — видно было, что генерал не играет, что ему действительно стыдно и он торопится выговориться перед Ляховым, пока тот не услышал от Герты менее выгодную для него версию случившегося. — Потом не сдержался чуть-чуть, кимоно в запале расстегнул, даже одну пуговицу оторвал… Ничего такого, просто вдруг очень захотел ей грудь поцеловать.
— По морде не получил? — деловито поинтересовался Вадим.
— Чего не было, того не было.
— Тогда нормально. Нынче услуги хороших протезистов дорого стоят. А в остальном… Что, думаешь, я девчонкам в своё время под юбки не лазил? Се ля ви, понимаешь. Физиология пополам с психологией и сексологией. Я поздно научился на жизнь реально смотреть, хоть и в меде учился. Всё мне казалось, что это нас, мужиков, непреодолимо к бабам тянет, а они — не от мира сего, и если когда и уступают, то только из вежливости…
— Да ты мне теории не читай. У меня — любовь, я тебе говорю. Понимаю, что это значит. И я ведь
