Блэр отдала сериалу почти десять лет, и известие о закрытии стало для нее большим ударом. Она чувствовала себя так, будто потеряла старого друга, и непрерывно плакала.
— Бедная мама. Как она восприняла новость?
— Тяжело, — прямо сказал Саймон.
— Можно мне с ней поговорить? — неуверенно спросила она.
Саймон посоветовался с женой и сказал, что она сама перезвонит позже.
Аллегра повесила трубку и задумалась о матери. Она очень много работала, шоу принесло ей много наград, долгое время оно было ее главным достижением, и вот все кончилось. Можно представить, каково ей сейчас. Аллегра всем сердцем сочувствовала матери.
В это время подошел Джефф. Увидев выражение ее лица, он встревожился:
— Что-нибудь случилось?
— Студия только что объявила о закрытии маминого шоу.
Вряд ли они до конца осмыслили, что означает это решение. Для Блэр «Друзья-приятели» стали частью ее жизни, она буквально приросла к сериалу и не могла представить себе жизни без этой работы. Теперь ей придется в спешке готовить заключительную серию. Трудно было придумать более неподходящее время.
— Мне очень жаль. В последнее время Блэр была чем-то озабочена, наверное, предчувствовала, что это случится.
— Странно, а мне как раз показалось, что мама в последние несколько недель стала выглядеть лучше, чем раньше.
Так оно и было, после примирения с Саймоном Блэр снова почувствовала себя счастливой, стала меньше думать о трудностях сериала.
— Может, она себя плохо чувствовала? По словам папы, ее просто убили. Не знаю, может, мне лучше к ней съездить?
Аллегра рассказала Джеффу о звонке отца и о том, что он пожелал присутствовать на свадьбе. Его решение приехать было как гром среди ясного неба.
— Представляешь, ему взбрело в голову вести меня по церковному проходу. И это после всего, что он нам сделал! Кажется, он считает меня полной идиоткой.
— Наверное, он просто думает, что именно этого ты от него ожидаешь, а может, уже не знает, как ему себя вести с тобой. Вполне возможно, что он изменился. По-моему, ты должна дать ему шанс, по крайней мере поговори с ним, когда он приедет.
Как и Саймон, Джефф всегда старался поступать по справедливости, но Аллегру его предложение возмутило.
— Ты шутишь? Неужели ты думаешь, что у меня будет время вести с ним душеспасительные беседы за два дня до свадьбы?
— А тебе не кажется, что ради разговора с отцом стоит постараться выкроить время? Он очень сильно повлиял на твою жизнь. — «И в какой-то степени на наш будущий брак», — добавил Джефф мысленно.
— Джефф, он не стоит даже того, чтобы вообще с ним встречаться. Я жалею, что написала ему о нашей свадьбе.
Аллегра не знала, на кого больше сердилась — на отца за самонадеянность или на Джеффа за то, что он предложил дать Стэнтону шанс.
— По-моему, ты к нему слишком сурова, — тихо сказал Джефф. — Ты его пригласила, и он приезжает. Мне кажется, он пытается исправиться.
— Исправиться? Слишком поздно! Мне уже тридцать лет, я не нуждаюсь в папочке.
— Наверное, все-таки он тебе нужен, иначе бы ты ему не написала. Тебе не кажется, что вам пора разобраться в ваших отношениях? По-моему, это подходящий случай, в твоей жизни наступил переломный момент: одно кончается, другое начинается.
— Ты ничего не знаешь о наших отношениях! — взорвалась Аллегра, начиная мерить шагами комнату. Ей не верилось, что Джефф практически встал на сторону ее отца — и это после того, как тот обращался с ней все эти годы! — Ты не представляешь, что у нас была за жизнь, когда Пэдди умер. Отец пил, бил маму… а как он себя вел, когда мы от него уехали и перебрались в Калифорнию! Он не мог простить маме, что она его бросила, и вымещал свою злость на мне. Он меня ненавидел. Вероятно, ему было жалко, что я не умерла вместо Патрика. Если бы Пэдди остался жив, он, наверное, стал бы врачом, как отец.
Джефф подошел к Аллегре, и тут на нее разом нахлынули все неприятные воспоминания, ожили все страхи, и она всхлипнула.
— Наверное, тебе нужно поговорить обо всем этом с ним, — мягко проговорил Джефф. — А ты не помнишь, каким он был до смерти твоего брата?
— Ну ладно, может, он не вел себя так отвратительно, но всегда был черствым и у него вечно не было на меня времени. Чарлз Стэнтон во многом напоминает твою мать — он так же не способен подойти к человеку с открытой душой, проявить теплоту— словом, он не очень человечный. — Уже сказав это, Аллегра смутилась и виновато посмотрела на Джеффа. Хотя они сошлись во мнении, что поездка в Саутгемптон была ужасной, раньше Аллегра никогда открыто не критиковала мать Джеффа.
— Как прикажешь тебя понимать? — В голосе Джеффа послышался холод. — Моя мать слишком сдержанная, согласен, но в человечности ей не откажешь.
— Конечно, конечно. — Аллегра уже не могла остановиться. Ее по-прежнему возмущало, что Джефф вдруг принял сторону ее отца и даже готов проявить к нему сочувствие, поэтому она тут же добавила: — Она очень человечная — только не по отношению к евреям.
Джефф вдруг отшатнулся от Аллегры, как будто она была радиоактивной.
— Как ты можешь говорить о ней такие вещи в таком тоне! Ее остается только пожалеть, ей семьдесят один год, она человек совершенно другой эпохи.
— Да, она из того же поколения, при котором евреев сжигали в Освенциме. Когда мы были у нее в гостях, она не показалась мне таким уж душевным и ласковым человеком. А что бы она сказала, если бы ты не вмешался и не уточнил, что моя «настоящая», как ты выразился, фамилия не Стейнберг, а Стэнтон? Знаешь, это был дрянной поступок, я бы даже сказала, трусливый.
Аллегра издали смотрела на Джеффа. Его просто трясло от негодования.
— Твой отказ поговорить с отцом — такая же трусость. Тебе не приходило в голову, что бедняга заплатил за свои грехи двадцатью годами одиночества? Он ведь тоже потерял сына, не только твоя мать, но у Блэр есть другая семья, другие дети, другая жизнь, а что есть у него? Если судить по твоим рассказам — ровным счетом ничего.
— Господи Боже, с какой стати ты вдруг так расчувствовался? Может, он ничего другого и не заслуживает? Может, он сам виноват, что Пэдди умер? Мы же не знаем, возможно, он бы выздоровел, если бы отец не лечил его сам, или он и сам мог его спасти, если бы поменьше пил?
— Ты правда так думаешь? — ужаснулся Джефф. Казалось, все демоны, которые преследовали Аллегру двадцать лет, вырвались на свободу и носились сейчас по гостиной его дома. Аллегра даже испугалась. — Ты всерьез думаешь, что он убил твоего брата?
Джефф был потрясен. Страшно говорить такое о любом человеке, а о родном отце — тем более.
— Я не знаю, что я думаю! — отрезала Аллегра.
Джефф все еще не мог прийти в себя, он не узнавал Аллегру. Этой ночыо она была не похожа сама на себя. Она говорила вещи, которых он раньше никогда от нее не слышал. За все
время, что они знакомы, это была их первая ссора, но какая! Они почти уподобились Кармен и Алану.
— Думаю, ты должна передо мной извиниться за все, что наговорила о моей матери, она не сделала тебе ничего плохого. Тебе не приходило в голову, что, увидев тебя, она просто застеснялась?
— Застеснялась? — чуть не срываясь на визг, переспросила Аллегра. — По-твоему, это стеснительность? А я называю это злобой.
— Она никогда не была по отношению к тебе злобной! — Теперь и Джефф перешел на крик.
— Она ненавидит евреев! — Единственный довод, который пришел на ум Аллегре.
— Какая тебе разница, ты же не еврейка? — не слишком удачно возразил Джефф.
