что она о них так заботится, но это было не только частью ее работы, но и особенностью характера. Аллегре нравилось быть незаменимой для клиентов.
— А я вообще никогда никуда не хожу, — признался в ответ Джефф. — Обычно по ночам работаю. Мне понравилось жить в Малибу. Иногда ночью я выходил из дома и шел прогуляться по пляжу, это очень хорошо освежает голову. А вы где живете?
Ему хотелось знать о ней все, и он надеялся, что они еще встретятся, может, даже до ее отъезда из Нью-Йорка.
— Я живу в Беверли-Хиллз. У меня есть небольшой симпатичный домик, я купила его, когда вернулась домой после окончания университета. Он маленький, но для меня в самый раз. Из окна открывается замечательный вид, а вокруг дома разбит японский садик, в основном из камней, так что пока меня нет, растения не погибнут без ухода. Если мне нужно уехать, я просто запираю дверь и уезжаю. — Она улыбнулась. — Например, как сейчас.
— Вы много путешествуете?
Аллегра отрицательно покачала головой:
— Я стараюсь всегда быть доступной для своих клиентов, кроме тех случаев, когда мне нужно быть с ними или по их делам где-то в другом месте. Двое из моих нынешних клиентов — музыканты, иногда во время их гастрольных поездок мне приходится встречаться с ними в других городах и проводить там день- другой, но в основном я живу в Лос-Анджелесе.
Аллегра уже пообещала Брэму Моррисону, что постарается навестить его во время турне. Если Мэл О’Донован пожелает, она и его навестит. И тому, и другому предстоят долгие тяжелые гастроли, и ей придется преодолеть чуть ли не половину земного шара, чтобы подержать своего клиента за руку где- нибудь в Бангкоке, или на Филиппинах, или в Париже.
— Интересно, я их не знаю? — спросил заинтригованный Джефф. Аллегра говорила о своих музыкантах так, будто это какие-то священные существа, которых она поклялась защищать — в некотором смысле так оно и было.
— Возможно.
Такси остановилось. Джефф расплатился с водителем, и они вышли на тротуар перед рестораном.
— А вам можно говорить, кто они такие?
В кафе было шумно и людно, но метрдотель сразу узнал Джеффа и знаком дал понять, что сейчас же найдет для них столик.
— Итак, кто же эти клиенты, которым вы так преданы?
По его тону Аллегре стало ясно, что он понимает ее чувства
и они его не удивляют. Как это было не похоже на Брэндона — тот выговаривал ей за каждую лишнюю минуту, отданную клиентам.
— Вероятно, многих моих клиентов вы знаете, некоторые из них не делают секрета из имен своих адвокатов, и этих я могу вам назвать: Брэм Моррисон, Мэлахи О’Донован, Кармен Коннорс — мои постоянные клиенты; от случая к случаю моими услугами пользуется Алан Карр.
Наблюдая за ней, Джефф открыл для себя еще кое-что новое: Аллегра гордится своими клиентами, как мать — детьми, так же заботится о них и защищает. И этим она понравилась ему еще больше.
— Я не совсем понял, их интересы представляет ваша фирма или их дела ведете вы лично?
На вид Аллегре можно было дать лет двадцать пять, и казалось странным, что молодой адвокат представляет интересы столь знаменитых личностей.
Она рассмеялась, и ее смех показался Джеффу самым прекрасным на свете.
— Нет, не фирма, они мои клиенты. Конечно, у меня есть и другие, но их имена я не имею права разглашать. Этих я назвала только потому, что они сами не скрывают, что я их адвокат. Думаю, Брэм готов рассказать первому встречному, у какого врача он лечится, Мэл такой же. А Кармен то и дело напоминает газетчикам, кто представляет ее интересы.
Казалось, Аллегра не видит ничего необычного в том, чтобы вот так запросто упоминать известные имена, для нее это были не знаменитости, а просто люди, с которыми она работает. Джефф присвистнул.
— Ну и компания! Должно быть, вы очень гордитесь собой, — сказал он с нескрываемым восхищением. — И давно вы работаете в фирме?
Он подумал, что, вероятно, она на самом деле старше, чем ему показалось. Словно прочтя его мысли, Аллегра рассмеялась:
— Четыре года. Мне двадцать девять лет, скоро будет тридцать — по мне, даже слишком скоро.
Джефф улыбнулся:
— А мне тридцать четыре, но рядом с вами я чувствую себя так, будто последние десять лет просто проспал. Вы уже многого достигли… Артисты наверняка не самые легкие клиенты.
— Некоторые — да. — Аллегра всегда старалась быть справедливой. — А насчет того, что я достигла, не говорите глупости, вы написали две книги, собираетесь начать третью, пишете сценарий, снимаете фильм. А что я? Я всего лишь представляю интересы нескольких талантливых людей вроде вас. Я составляю их контракты, веду от их имени переговоры, оформляю для них доверенности и завещания, словом, стараюсь помочь им, чем могу. Наверное, моя работа тоже в некоторой степени творческая, но, конечно, с вашей и сравнивать нечего. Так что не жалейте себя, — в, заключение шутливо упрекнула Аллегра. В действительности оба они достигли многого и обоим нравилась их работа.
— Может, мне тоже понадобятся ваши услуги, — задумчиво произнес Джефф, вспоминая последний разговор с Вейсманом, произошедший не далее как сегодня утром. — Я собираюсь продать Голливуду еще одну книгу, так что мне обязательно потребуется адвокат, хотя бы для того, чтобы подписать контракт.
— А как же вы обошлись в прошлый раз? — спросила Аллегра. Ей действительно было интересно узнать, многое ли делает Вейсман.
— В прошлый раз этими делами занимался Андреас. Тогда все было сравнительно просто, и я не могу пожаловаться, что меня облапошили. По договору я должен получить фиксированную сумму за написание сценария, а когда фильм выйдет на экраны, получать определенный процент от прибыли. Поскольку первый продюсер мой друг, я не хотел быть слишком напористым. Я занялся этим даже не столько ради денег, сколько для того, чтобы попробовать свои силы в новом деле. Похоже, я часто повторяю подобную ошибку.
Джефф усмехнулся, и Аллегра подумала, что он явно не похож на умирающего с голоду, один только дорогой костюм чего стоит.
— Если мне предстоит заняться этим снова, — продолжал Джефф, — на этот раз я бы хотел получить чуть больше в экономическом плане и не угробить на это столько сил, сколько в прошлый раз.
Аллегра улыбнулась:
Что ж, я с удовольствием посмотрю ваш контракт в любое время.
— Буду очень рад, — сказал Джефф с улыбкой, а про себя подумал: «Интересно, почему Андреас ни разу о ней не упоминал, тем более не предлагал познакомить меня с ней?»
В действительности Андреасу никогда не приходило в голову, что его подопечного, начинающего талантливого писателя, может заинтересовать молодая блондинка, адвокат из Лос-Анджелеса.
За столиком в «Элен» они проговорили, наверное, часа два: о годах учебы в Гарварде и Йеле, о первых двух годах Джеффа в Оксфорде. Поначалу Джефф терпеть не мог преподавательскую работу, но со временем привык и даже полюбил ее. Затем умер его отец, и вскоре после его смерти Джефф всерьез стал писать. Он рассказал, что мать была очень разочарована тем, что он не стал адвокатом, как отец, а еще лучше врачом, как она сама.
Джефф описал свою мать как сильную, суровую женщину, во многом пуританку и настоящую янки. У нее существовали четкие представления о трудовой этике и ответственности, и она до сих пор считала, что писательство — недостаточно серьезное занятие для мужчины.
— А моя мать — сама писатель, — сообщила Аллегра, снова рассказывая ему о родителях.
Удивительно, как много у них с Джеффом оказалось общих тем для разговора, ей вдруг захотелось так много ему рассказать… Можно подумать, она всю жизнь ждала такого друга. Их мысли и чувства были настроены на одну волну, он понимал ее абсолютно, понимал во всем. Когда они вдруг посмотрели на часы,
