По мере того как Аллегра говорила, Брэндон все больше бледнел, но пытался сохранять внешнее спокойствие, закурил и посмотрел на Аллегру прищурившись.
— Я прилетела в Сан-Франциско, — продолжала Аллегра. — Полет был отвратительный, вылет задержали, но от подробностей я тебя, так и быть, избавлю. До «Фэрмаунта» я добралась к половине двенадцатого, дело было в пятницу, и я хотела сделать тебе сюрприз — раздеться и залезть в твою постель. У стойки я представилась как миссис Эдвардс, и мне выдали ключи.
Брэндон потушил сигарету, раздавив ее в пепельнице.
— Им не следовало так поступать, — буркнул он с раздражением.
— Возможно, — грустно сказала Аллегра. История была не из приятных, и она словно переживала все заново. — Как бы то ни было, я открыла дверь своим ключом и вошла в номер. Мне здорово повезло — тебя и твоей подружки не было в номере. Сначала я подумала, что мне дали не тот ключ, но потом узнала твой пиджак и кейс. Однако я не узнала множество других вещей. Было только ясно, что они принадлежат не мне, не Ники, не Стефани и даже не Джоанне. Так чьи это были вещи, Брэндон? Стоит мне тебя спрашивать или просто остановимся на этом, и дело с концом?
И она молча посмотрела на него в упор. Брэндон тоже молчал, пытаясь найти нужные слова, но слова не шли.
— Напрасно ты туда заявилась, Аллегра, — сказал он наконец.
Ответ был столь неожиданным, что Аллегра даже испугалась.
— Это еще почему?
— Тебя не приглашали. Видишь ли, ты получила именно то, чего заслуживала, — учитывая, что нагрянула незваной. Когда ты уезжаешь в командировку, я же не являюсь к тебе ни с того ни с сего. Я не твоя собственность, а ты не моя, мы не муж и жена, каждый из нас имеет право жить по-своему.
— Вот как? — Аллегра искренне изумилась тому. — Я думала, что мы более или менее… как эго в наше время называется… стабильная пара? Или это уже в прошлом? Тогда кто мы? Я считала, что мы оба существа моногамные, но, видно, я ошибалась.
Брэндон встал.
— Я не обязан тебе ничего объяснять, мы не женаты.
— Это верно, — согласилась Аллегра, наблюдая за ним. — Ты женат на другой женщине.
— Так вот что тебя больше всего гложет? То, что я берегу свою независимость? Я не принадлежу ни тебе, ни кому-то еще, я сам по себе. Ты мне не хозяйка — ни ты, ни твои родственнички. Я делаю то, что хочу.
Аллегра даже не догадывалась, что он затаил злобу, она и понятия не имела, что он способен на такое.
— Я вовсе не хотела сделать тебя своей собственностью, я хотела только любить тебя — ну может, еще когда-нибудь стать твоей женой.
— Меня это не интересует. Если бы я хотел на тебе жениться, я бы давным-давно развелся с Джоанной. Неужели ты сама не догадывалась?
Аллегре было не только больно. Она почувствовала себя идиоткой. Разгадка все это время лежала на поверхности, все было именно так, как говорила доктор Грин, только она ничего не видела или не хотела видеть. Ни тогда, ни сейчас она не хотела знать правду. И от этого было еще больнее.
— Ты меня просто использовал! — обрушилась Аллегра на Брэндона. — Ты меня обманывал, водил за нос! Кто дал тебе право так поступать со мной? Это нечестно, я ведь была тебе верна!
— Честность, справедливость, верность — все это чушь собачья, ты знаешь хоть одного честного человека в этом мире? Так что с меня довольно. Каждый сам о себе заботится как может.
— Например, говорить одной женщине, что отправился навестить детей, а сам в это время спит с другой? Так, что ли?
— Аллегра, это моя жизнь, моя работа, мои дети. А тебе
вечно хотелось во все сунуть свой нос, во всем поучаствовать. Знаешь, мне это никогда не нравилось.
— Нет, я не знала, — печально призналась Аллегра. — Этого я никогда не могла понять. Может, тебе нужно было мне объяснить, иначе мы не зашли бы так далеко и не потратили друг на друга два года жизни?
— Потратили? Я ничего не тратил. — Брэндон самодовольно ухмыльнулся. — Я делал только то, что сам хотел.
— Убирайся из моего дома! — Аллегра с ненавистью посмотрела на него. — Ты просто ничтожество, врун, прохиндей! Я попусту два года тратила на тебя душевные силы. Ты не способен на чувства, ты не можешь ничего дать ни мне, ни своим друзьям, ни знакомым, ни даже тем, кого ты якобы любишь. Ты даже собственным детям ничего не даешь. Больше всего на свете ты боишься, что кто-нибудь может вторгнуться в твое пространство, или, не дай Бог, заставит испытать хоть какие-то чувства, или, еще того страшнее, станет ждать от тебя каких-то обязательств. Да ты просто жалкая пародия на мужчину! Все, хватит, убирайся из моего дома!
Брэндон колебался лишь мгновение, мельком покосившись на дверь спальни. Аллегра встала с дивана, подошла ко входной двери и распахнула ее.
— Ты слышал? Уходи. Убирайся. Я не шучу.
— Кажется, у тебя в спальне осталась кое-какая моя одежда.
— Я пришлю ее тебе по почте. Прощай.
Она стояла у двери и ждала. Брэндон прошел мимо нее с таким видом, будто рад бы был ее задушить и нисколько не пожалел бы об этом. Он не извинился, не удостоил ее взглядом и не попрощался. Брэндон оказался совершенно бессердечным существом. Обидные слова, которые он бросал Аллегре, ранили ее в самое сердце. Она услышала все: и что он никогда не хранил ей верность, и что всегда поступал так, как считал нужным. Брэндон — холодный, бессердечный эгоист, и никакого терпения, никакого человеческого тепла не хватит, чтобы его изменить. Хуже всего было то, что Аллегра услышала и те слова, которые он не произнес вслух: она поняла, что он ее не любит и никогда не любил. Каждое сказанное им слово лишь подтверждало правоту доктора Грин. Сейчас, стоя у закрытой двери, Аллегра только удивлялась, как она могла не догадываться об этом.
Долго еще после ухода Брэндона она сидела и думала о том, что случилось, в конце концов снова заплакала. Он действительно такой, каким она его называла, — пустой, ничтожный, эгоистичный, бездушный, но ведь она два года его любила — или думала, что любит, — и верила, что он отвечает ей взаимностью. Больнее всего было сознавать свою жестокую ошибку. Аллегра даже не посмела обратиться за утешением к доктору Грин. Ей было бы невыносимо услышать, что она ни в чем не изменилась. Она не стала звонить и матери, догадываясь о мнении Блэр и не желая его слышать. Блэр наверняка сказала бы: оно и к лучшему. Аллегра сама понимала, что без Брэндона ей будет лучше, чем с ним, что он ее использовал и сознательно вводил в заблуждение. На самом деле ему было на нее плевать, в чем он и признался, сидя на ее диване, покуривая сигарету и безжалостно разрушая то немногое, что еще оставалось от ее чувства. Аллегре хотелось с кем-то поделиться, рассказать, что она обманута, что Брэндон оказался мерзавцем, но рассказать было некому. Она была совсем одна. Такой же она была до встречи с Брэндоном — одинокой, брошенной последним любовником. Тогда ей казалось, что горький урок пошел на пользу, но напрасно она так считала. Теперь от правды не скроешься, и это самое страшное.
Аллегра легла в постель и стала снова думать о Брэндоне. Он недостоин ее, без него ей будет только лучше. Она обнаружила женские вещи в его гостиничном номере. Однако не все в их прошлом было так плохо. Глядя на фотографию, сделанную в прошлом году в Санта-Барбаре, Аллегра не могла не вспоминать, как у них все было хорошо тогда, ведь она думала, что очень его любит. От этих мыслей становилось еще горше.
Интересно, позвонит ли он? Будет ли сожалеть о случившемся? Попросит ли прощения за то, что так несправедливо с ней обошелся? Впрочем, Аллегра уже дважды побывала в подобной ситуации, и ни один из ее «бывших» так и не позвонил. Разбив ее сердце, они просто исчезали, по-видимому, чтобы сделать то же самое с другой женщиной. Сегодня вместе с Брэндоном Эдвардсом от нее ушли два года ее жизни.
Позже, уже глубокой почыо, Аллегра встала с постели и зажгла свет. Ей пришлось собрать для этого все силы. Остановившись у окна и глядя в темноту, она снова задумалась о Брэндоне. Конечно, теперь
