головой:
— Я не хочу ему сообщать, но на всякий случай позвонила в агентство, через которое он приезжал, и мне сказали, что он, кажется, в Японии, а может, еще где-то. Он работал у них совсем недолго. Они его даже не знают толком, ему просто нужно было собрать портфолио перед поездкой в Токио. Никто не знает, как с ним связаться. Но это и не важно, потому что я не хочу больше с ним встречаться. Он нормальный парень, но под конец повел себя как идиот, стал мне предлагать наркотики; я, конечно, отказалась, тогда он назвал меня малявкой. — А в результате у нее у самой скоро будет малявка. — Его зовут Жан-Люк, а фамилию никто не знает.
— Господи Иисусе! — Аллегра была в такой ярости, что готова была ругаться последними словами. — Как они только там работают, в этом своем агентстве! Принимают человека на работу и не знают его фамилии! Да их тоже всех надо упрятать за решетку за совращение несовершеннолетних!
— Эл, мне почти восемнадцать, я снимаюсь для журналов, уж наверное, меня не надо держать за ручку.
— Выходит, что надо, — строго заметила Аллегра, но потом напомнила себе, что с сестрой следует быть помягче. У Сэм и без того хватает бед, ей сейчас нужны не нотации, а помощь. Слава Богу, что Саманте хватило духу прийти со своими бедами к старшей сестре. — Насколько я понимаю, маме ты еще ничего не сказала.
— Честно говоря, мне совсем не хочется ей рассказывать.
Аллегра понимающе кивнула. В ее возрасте ей бы тоже
этого не хотелось, хотя Блэр так хорошо все понимала, что даже некоторые подруги Аллегры шли со своими проблемами к ней, а не к собственным матерям. Однако в последнее время Блэр из-за ремонта и подготовки к свадьбе постоянно была не в духе, и Сэм побоялась рассказать ей о своей беде.
— И что же мы будем делать? — спросила Аллегра с замиранием сердца. Лично она считала, что в возрасте Сэм и при таких обстоятельствах есть только одно решение. Ей было страшно представить, что сестра испортит себе жизнь, связав себя внебрачным ребенком. — Завтра сходим с тобой к моему врачу, может, нам вообще не придется ничего рассказывать маме. Но сначала мне нужно хорошенько все обдумать.
— Ничего не получится, — упрямо пробормотала Сэм.
Аллегра растерялась:
— Что не получится?
— Я не могу пойти с тобой к врачу… во всяком случае, не могу избавиться от ребенка.
— Это еще почему? — Аллегра пришла в ужас. — Уж не хочешь ли ты оставить ребенка? Сэм, ты даже не знаешь его папашу! Не можешь же ты растить ребенка одна. По-моему, тут нечего разводить сантименты, это просто глупо.
Аллегра вдруг вспомнила, как вела себя Кармен. Еще не видев плод, она стала рассуждать так, словно малыш уже родился. Может, нечто подобное происходит и с Сэм, она чувствует пресловутую связь с младенцем?
— Эл, я не могу избавиться от ребенка, — повторила Саманта, — во всяком случае, не путем аборта.
— Но почему?
Аллегра ничего не понимала. В семье Стейнбергов придерживались моральных норм, но вполне разумно, без фанатизма, и они не католики.
— У меня срок пять месяцев.
— Что-о? — Услышав это, Аллегра чуть не упала со стула. — Какого черта ты молчала столько времени? Надо было рассказать мне раньше! Чем ты занималась все пять месяцев? Мечтала?
— Я не знала, — честно призналась Сэм. Она всхлипнула. Слезы закапали на стол. — Честное слово. У меня всегда были нерегулярные месячные, и в этот раз, когда произошла задержка, я решила, что это из-за диеты, или от избытка гимнастики, или из-за экзаменов, или из-за того, что я волновалась насчет колледжа… словом, не знаю. Мне как-то в голову не приходило, что я могу быть беременна.
— Но ты не могла ничего не замечать! Разве ребенок не должен шевелиться или еще что-нибудь в этом роде? Разве ты не видела, что живот увеличивается?
Аллегра присмотрелась к сестре, но та была худая, как доска, и просторная, бесформенная одежда ее беременность полностью скрывала.
— Ну… мне показалось, что я вроде начинаю толстеть, и еще появился волчий аппетит. — У Сэм стал еще более несчастный вид. — Ребенок зашевелился только на этой неделе, и я почувствовала. Правда, я сначала подумала, что у меня рак или просто какая-то опухоль растет в животе.
Бедняжка даже не догадывалась, как обстоит дело. И это в конце двадцатого века, в цивилизованной стране, в городе, где живут, вероятно, самые искушенные люди! Бедная Сэм решила, что у нее опухоль. Аллегре стало отчаянно жаль сестру, но положение было угрожающе серьезным.
— Думаю, тебе придется родить ребенка и отдать его на усыновление.
Сэм только молча смотрела на нее с отсутствующим видом. Она даже не знала, какого пола этот ребенок. Ей предложили опредёлить пол, когда делали ультразвук, но она отказалась. Она не хотела знать, мальчик это или девочка, вообще ничего не желала знать. Она просто не хотела, чтобы «оно» в ней было.
— Эл, что делать, что делать? Если я не расскажу родителям, мне придется вскоре сбежать из дома. — От одной мысли об этом Сэм бросало в дрожь.
— Ты не можешь сбежать из дома.
— А что еще делать? Просто ума не приложу. Всю прошлую неделю я только о том и думала, удрать или нет, но сначала решила поговорить с тобой.
— Нам придется рассказать маме. Если она очень рассердится или они выгонят тебя из дома, ты можешь пожить у меня, пока ребенок не родится. — Аллегра снова присмотрелась к худенькой фигурке Сэм. — Кстати, когда он должен родиться?
У нее все еще в голове не укладывалось, что перед ней беременная женщина. И это не Кармен, а ее младшая сестра семнадцати лет от роду!
— В августе. Эл… ты мне поможешь рассказать родителям?
Аллегра кивнула. Сестры протянули друг другу руки через стол. Через несколько минут Аллегра заметила, что две коротко стриженные женщины за соседним столиком смотрят на них с одобрительной улыбкой. Видимо, они приняли Аллегру и Сэм за лесбиянок. Аллегра улыбнулась и, расплачиваясь по чеку, поделилась своими наблюдениями с Сэм. За весь ленч это было единственное, что вызвало у нее улыбку, Аллегра всерьез опасалась, что после такого ленча у сестры будет несварение желудка.
— Когда ты собиралась сказать родителям?
— Никогда, — призналась Сэм. — Но наверное, лучше все-таки сказать, пока они сами не заметили. Мама и так уже пару раз как-то странно на меня посматривала, когда я слишком усердно налегала на еду за завтраком. Но скорее всего она всерьез об этом не задумывалась. У нее слишком много забот с сериалом, ремонтом и твоей свадьбой. Папа тоже ни о чем не подозревает, ему до сих пор кажется, что мне пять лет и я должна ходить с косичками.
В действительности, обеим сестрам нравилась в родителях эта черта. Несмотря на то что Саймон и Блэр во многих отношениях были многоопытными людьми, в них оставалась какая-то трогательная невинность. Отец видел в своих дочерях — да и не только в них, почти во всех, с кем общался, — лишь самое хорошее, он редко говорил о ком-то дурно. Сэм боялась, что ее новость разобьет ему сердце. Она готова была на все, лишь бы не говорить отцу о ребенке, и в то же время сознавала всю невозможность такого шага.
— Завтра я приеду, и мы поговорим с ними вместе, — пообещала Аллегра таким тоном, как будто речь шла о том, чтобы вместе отправиться на гильотину. Но что дальше? Что делать Саманте? Вот главный вопрос. — Сэм, что ты собираешься делать? Ты хочешь отдать ребенка в приют? Оставить у себя? — Им нужно вместе искать ответы на эти вопросы. Ребенок появится всего через четыре месяца, и хочешь не хочешь, придется что-то решать.
— Каждый раз, когда я об этом думаю, меня охватывает паника, и я ничего не могу придумать. Мне хочется только одного: пусть то, что во мне, куда-нибудь исчезнет, как будто его и не было.
