Достаточно было взмаха руки, чтобы «Аякс» за полминуты из «вампира» сжёг оба БТРа и «Навигатор», а из «Шмеля»[66] ударил по «Уралу». Четыре передвижных полевых крематория — и больше никаких проблем, хотя бы здесь. Только Фёста с юных лет учили спасать людей, а не убивать, даже когда второе — предпочтительнее.
Под курткой у него висели на ремне, прицепленные прямо рычагами, четыре «РГД-5». Их он и швырнул из кювета одну за другой под колёса ближайшего БТРа раньше, чем экипаж опомнился и начал стрелять.
Получилось, как надо. Все свои живы, даже он, если успеет добежать до укрытия, а бронетранспортёр уже никуда не поедет.
Глава двадцать седьмая
Англичане — великая морская нация. С этим спорить нелепо, достаточно пролистать историю последних веков. По крайней мере, с тысяча пятьсот восемьдесят восьмого года, со дня гибели испанской «Непобедимой армады», первенство Британии на морях никто не оспаривал. Попытались немцы, начав строить свой «Хохзеефлотте»[67], но не успели, Мировая война началась раньше, чем флот был готов. После Ютландского сражения, которое не стало второй Цусимой, а закончилось вничью, что для немцев означало полное поражение, целых тридцать лет никто не пытался бросить новый вызов «владычице морей». Пока наконец гордые британцы не усмотрели для себя смертельную угрозу в двадцатилетней кораблестроительной программе России — своего надёжного союзника по ТАОС.
Следует отметить, что некая паранойя всегда была отличительной чертой английского истеблишмента. Все эти короли, лорды, премьер-министры, генералы и адмиралы жили в постоянном, изматывающем, лишающем здравомыслия страхе перед тем, что кто-то, наконец, стукнет по столу кулаком и спросит: «А вы вообще кто такие? С какой радости над вашей империей не должно заходить солнце? Не хватит ли с вас прекрасных, неприступных с Х века островов, где можно пасти овец и валять шерсть?» Четыреста лет существования в такой утомительной психической атмосфере и выковали знаменитый «британский характер». «Возьми всё, до чего можешь дотянуться, и никому не отдавай! Убей раньше, чем убьют тебя! Предай раньше, чем „другу“ это придёт в голову! И вообще не нужно нам никаких друзей, куда проще жить, считая всех врагами, только и мечтающими, чтобы вырвать у тебя из пасти очередной кусок ростбифа!»
Эта философия получила отличный стимулирующий толчок в середине пятидесятых годов XX века. Англия дождалась того самого «Вызова» — ключевой идеи капитальнейшего двенадцатитомника Тойнби[68].
Российские адмиралы и наиболее дальновидные политики, мыслящие историческими периодами, а не избирательными сроками, сумели мобилизовать общественное мнение и, наконец, пробили через Думу грандиозную программу морских вооружений, масштабами превосходящую давние амбиции Тирпица[69]. Только кайзеровской Германии, по большому счёту, флот особенно был ни к чему, что и подтвердила суровая практика — критерий истины. Ни в океаны он не вышел из своего Вильгельсмгафена, за исключением нескольких рейдеров, ради которых не стоило огород городить, ни даже на Балтике не сумел запереть в Маркизовой луже[70] совсем небольшой, но активный русский флот.
А вот России, с её четырнадцатью морями и тремя океанами, настоящий большой флот был очень нужен. Все морские пути, от Петербурга, Одессы и Севастополя до Владивостока и Порт-Артура, должны быть надёжно обеспечены, все самые отдалённые «задворки Великой империи» — защищены. И вокруг Африки проводить конвои, если вдруг закроется Суэцкий канал, и Персидский залив защищать от вторжения иноземцев[71]. В своё время Аляску с Калифорнией потеряли только потому, что не на чем было туда плавать, обеспечить регулярное круглогодичное сообщение хотя бы с Владивостоком. На Амуре, Уссури и Сунгари нужна военная флотилия в сотню вымпелов, чтобы контролировать две тысячи вёрст беспокойной китайской границы, пресекать налёты хунхузов на прибрежные города, Транссиб и КВЖД…
Поднапряглись, за двадцать лет построили то, что и имели в виду адмиралы и геополитики, — флот необходимый и достаточный, хорошо сбалансированный, отвечающий требованиям задач на каждом из возможных ТВД.
Тут англичане второй раз за столетие занервничали, «сорвались с нарезов», как это иногда случается с артиллерийским снарядом, и вся их политика (подобно тому же снаряду) бессмысленно закувыркалась, теряя направление и смысл. Первый раз это случилось в десятых годах ХХ века, когда они решили в пику каждому построенному немцами линкору строить два своих! И строили, надрываясь, и обогнали всех, врагов и союзников, только две трети дредноутов и сверхдредноутов так никогда и не пригодились, бессмысленно стоя в базах, а экономика трещала от непосильных расходов на их содержание. Одновременно, совершенно необъяснимым образом, за сорок послевоенных лет число адмиралов и приравненных к ним гражданских чинов возросло в шесть с половиной раз в сравнении с временами, когда «Юнион Джек» реял на всех морях и английские стационеры[72] дымили трубами во всех более-менее примечательных портах и на рейдах мира…
И на этот раз Британия, почуяв угрозу, решила тряхнуть стариной — как штангист-пенсионер, вдруг полезший на помост в неожиданном помутнении разума. Лорды Адмиралтейства и послушный Парламент постановили — о раритетах эпохи Доггер-банки и Ютланда, своих и трофейных немецких, что ржавеют на консервации, — забыть. Снова строить, на каждый новый русский крейсер (время линкоров прошло, но штук сорок англичане в разделку не пустили, на всякий случай) немедленно отвечать однотипным, но хоть в чём- то его превосходящим. Ста лет оказалось мало, чтобы адмиралы сообразили — Русско-японская война не повторится никогда. Не будут больше выстраиваться в кильватерные колонны придуманные и построенные именно и только для эскадренного боя броненосцы и броненосные крейсера, сходясь в единственном решающем судьбы империй сражении. Но будущих британских флотоводцев воспитывали в том самом духе: придёт момент, и враг окажется именно там, где нам нужно, и именно в том составе, чтобы наша броня была толще, пушки крупнокалибернее и дальнобойнее, скорость выше. И воевать русские адмиралы будут по кальке с тактики З. П. Рожественского — делать только то, что давным-давно прописано в книгах никогда не воевавших теоретиков, не задумываясь, что неприятель учился по тем же самым книжкам, только прочёл их внимательнее. То, что «заклятый друг» может предпочесть действовать по примеру адмирала Шпее в сражении у Коронеля, во внимание не принималось, об этом неприятном эпизоде предпочли просто забыть.
Ещё один постулат оставался неизменным и в начале ХХI века — Англия сама решает, когда ей начинать войну. Никаких объяснений по этому поводу она никогда и никому не давала, или, если возникал вдруг подобный каприз — причиной и поводом объявлялось всё, что угодно. Так, не имевший никакого отношения к интересам Великобритании спор между Николаем Первым и турецким султаном о статусе Святых мест Иерусалима вполне сгодился для организации нападения на Россию наскоро сколоченной европейской коалиции. С неприкрытыми планами отторжения от неё Крыма, Кавказа, Бессарабии, Финляндии, Польши, всей Прибалтики, Камчатки, устья Амура и прилегающих территорий[73] .
Вот и на этот раз Англия втягивалась в первую за столетие войну между европейскими державами с азартом и нетерпением, мечтая на этот раз добиться всего, что не удалось за предыдущие три века.
Никто из охваченных «фебрилис милитарис»[74] государственных и военных деятелей не только Британии, но и остального «цивилизованного мира» не замечал, что вопреки собственным традициям — до последнего уклоняться от перспективы большой войны, старательно и часто во вред себе стремясь к компромиссам, — на этот раз Российская империя с распростёртыми объятиями шла навстречу пожеланиям партнёра.
…Команда — «поддаваться на провокации» флоту очень понравилась. Начиная от главкома и до
