сыплются, как из прорванного мешка с гречневой крупой, только успевай облекать их в доступные для окружающих по форме (не по смыслу) предложения.
А о том, верны они на самом деле или нет, думать Ляхову совсем уже не хотелось.
Оставаясь в пределах привычного мира, надежда вернуться домой сохранялась, а куда можно попасть из этого?
В мир журнальных фотографий и прочитанных Татьяной статей, когда-то населенный совершенно непонятными людьми, живущими по странным законам? И что там делать?
Машина неожиданно резко затормозила, так, что Ляхова и Розенцвейга бросило на стенку кабины.
– Что за черт? Поаккуратнее нельзя? – вскрикнул Вадим, а сам уже привычно подхватил автомат, готовясь стрелять в сторону неведомой опасности. Не станет же Тарханов давить тормоз ни с того ни с сего. Но вокруг был все тот же безлюдный пейзаж.
Задним ходом грузовик сдал метров на сорок, снова остановился, теперь уже плавно.
Дверца распахнулась, Сергей высунулся наружу.
– Пассажиры! – закричал он с раздраженно-насмешливой интонацией. – Вы там спите или за обстановкой наблюдаете?
– А как же, – неопределенно ответил Ляхов, демонстрируя готовый к бою автомат.
– Так что же вы… – Тарханов не нашел подходящих слов и указал на придорожный столб с какой-то табличкой.
Ляхов всмотрелся и выругался. Удивленно и радостно.
«Джеззин» – гласила надпись на идиш, немецком и русском. Под белой стрелкой, указывающей влево, расстояние – 2,5 км.
– Это ж получается – вырвались?!
В приступе радости Вадим спрыгнул через борт на дорогу, готов был пальнуть очередь вверх, в качестве салюта, но снова подумал, что это было бы реакцией не совсем адекватного человека, а он-то – в полном порядке. Поэтому ограничился и без того слишком экспансивным вопросом.
– Примерно так. Я сам чуть не прозевал. Смотрю да и смотрю вперед, эти указатели сейчас вроде и без надобности. Вдруг как по глазам ударило – шрифт знакомый… Пока дошло – проскочили, пришлось возвращаться. Ну, теперь мы живем!
– Может быть, стоит еще немного вернуться, уточнить, где «граница миров» проходит? На карту нанести, на всякий случай, – предложил Розенцвейг, спокойно спустившийся по лесенке на заднем борту.
– Увольте, Григорий Львович. Обратно не поеду. Выскочили, и слава богу.
– Может, тут стенка с односторонней проницаемостью, – поддержал товарища Ляхов. – Сейчас снова туда заедем – а обратно уже не выпустит.
– Если так, как вы сейчас сказали, то как раз не впустит. Мы же с той стороны проникли, – возразил Розенцвейг.
– Несущественно. Я – категорически против. Считайте для собственного спокойствия, что граница – вон там. – Тарханов подобрал с дороги камешек, швырнул назад. Ляхов непроизвольно напрягся. Вдруг рванет, полыхнет, еще как-то обозначит себя незримый рубеж. Но – ничего.
– Поехали. Теперь хоть знаем куда. По машинам! – скомандовал Тарханов.
…Во вновь ставшем знакомым и привычном мире, руководствуясь чужой картой и собственной памятью, Тарханов через полтора часа привез свою команду на нормальную израильскую военную базу, прикрывающую развилку стратегических шоссе Дамаск – Бейрут и Дамаск – Триполи.
Аналогичную той, которую они надеялись увидеть и которая исчезла из района форта Бофор.
Крутнувшись машиной по территории, убедившись, что людей, а соответственно, и прямой опасности здесь тоже нет, Тарханов остановился и выключил мотор посередине жилого городка.
– Ну что? Устать мы не успели, предлагаю осмотреться по-быстрому, подобрать более подходящую для новых условий технику, загрузиться, потом до утра отдыхать, – предложил Тарханов. – Дозор выставлять будем?
– Не вижу смысла, – ответил Розенцвейг. – Ворота на всякий случай запрем, конечно, но это скорее по привычке. Кого нам тут остерегаться? Даже собак бродячих нет.
– А хотя бы гостей с еще более боковой дорожки. А? Может, тут настоящий слоеный пирог из времен и пространств. – Улыбка Майи была по-прежнему беззаботно-очаровательной, но глаза не смеялись.
– Д-да, а ведь и это тоже мысль… – Розенцвейг наморщил лоб.
– Караул не выставляем, – принял командирское решение Тарханов. – Но оружие иметь при себе, по сторонам посматривать, слушать и реагировать. Размещаемся здесь. – Он указал на двухэтажный четырехквартирный коттедж, выстроенный в английском стиле, из красного кирпича и с отдельными наружными лестницами к каждой двери.
– На устройство – полчаса. Час – на обед.
– Вы – здесь, – согласился Розенцвейг. – Тогда я – там. – Напротив находился абсолютно аналогичный, выкрашенный горчичного цвета краской коттедж. – В случае чего будем поддерживать друг друга огнем.
В подтверждение своих слов и намерений он легким шагом, которым, казалось, можно было ходить и по минным полям, настолько после него не оставалось следов на влажной кирпичной крошке центральной линейки, направился к воротам.
Из помещения стандартного КПП он, не бросив чужого автомата из прежней реальности, вышел с
