надо было Энни, которая лишилась зрения совсем молодой. И сестры горевали о ее судьбе, так же как и о гибели матери.
В тот день они долго пробыли у Энни. Им не хотелось оставлять ее одну после страшного известия. Иногда они говорили об этом, иногда просто сидели молча и держались за руки, иногда плакали вместе и даже смеялись сквозь слезы, когда кто-нибудь вспоминал какой-то эпизод, о котором остальные забыли. Это были четыре очень разные молодые женщины, горячо любившие и глубоко уважавшие друг друга. Этот драгоценный дар они унаследовали, прежде всего, от матери, но и от отца тоже.
Сестры уехали из больницы только в семь часов вечера. Энни была измучена, они тоже. По дороге домой все разговаривали о ней. Дома Крис беседовал о чем-то с отцом. Он сказал, что к ним, чтобы засвидетельствовать почтение, заходило человек двенадцать. Смерть вырвала Джейн из рядов членов общины, где ее долгие годы любили и уважали как жену, мать, друга, человека, как не щадящую сил труженицу, участвовавшую во многих благотворительных акциях. Она была в этой жизни чем-то гораздо большим, а не только их матерью и женой Джима.
Тэмми предложила заказать китайскую еду или суши, чтобы Крису не возиться на кухне, но отец заявил, что сначала намерен кое-что сделать. Он был печален, подавлен, но настроен решительно и попросил всех пройти в столовую. Крис знал, что происходит, и, не желая мешать, остался на своем месте. Это дело касалось только членов семьи. Крис был потрясен, когда после поездки в банк Джим рассказал ему о своих намерениях. Казалось, для этого слишком рано, но Джим объяснил, что пройдет еще несколько месяцев, прежде чем все его дочери вновь соберутся вместе под одной крышей. И он знал, что так хотела их мать. Джейн всегда была щедрой с мужем, дочерьми и друзьями.
Войдя в столовую следом за отцом, сестры были потрясены увиденным. Он не предупредил их, и они не были к этому готовы. Тэмми охнула, отпрянув. Сабрина закрыла глаза руками, а Кэнди просто замерла на месте и стала всхлипывать.
— Ох, папа… — только и сказала Тэмми. Ей пока не хотелось это видеть. Было больно смотреть на знакомые украшения, на эти подарки матери, которые она делала дочерям, на сей раз, передавая через отца.
Он выложил на обеденный стол все ее драгоценности, разложив их аккуратными рядами. Вот знакомые кольца, браслеты и серьги, которые она носила, нитка жемчуга, доставшаяся ей от собственной матери, подарки, которые он делал ей за долгие годы к юбилейным датам, к Рождеству, к таким крупным событиям, как рождения дочерей. По мере того как развивался и процветал его бизнес, подарки становились все дороже. Это не были какие-то сногсшибательные ювелирные украшения, которые Тэмми видела в Голливуде, а Кэнди демонстрировала на снимках для журнала «Вог» или на рекламах Тиффани и Картье. Это были прелестные вещицы, которые носила и любила мать. И каждое украшение, лежавшее на обеденном столе, будет напоминать им о ней, когда они будут носить их, хотя все это чем-то напоминало тот случай, когда они без разрешения сунули носы в ее шкатулку с драгоценностями, а потом им пришлось объяснять свое поведение. Всем хотелось думать, что она вернется. Выложив здесь ее драгоценности, отец как бы признавал, что она ушла навсегда и что они теперь взрослые люди и оказались лицом к лицу с действительностью. Независимо от возраста, они вдруг сразу же перешли в категорию взрослых. И не было больше с ними их мамы, которая умела смягчать удары от столкновения с внешним миром.
— Папа, ты уверен, что поступаешь правильно? — спросила со слезами на глазах Сабрина. Рядом тихо плакала Тэмми. Все это было слишком тяжело.
— Да. Яне хотел ждать Дня благодарения, когда вы снова соберетесь дома. Энни отсутствует, но вы знаете, что ей нравится, и сможете выбрать украшение для нее. Если захотите, можете потом поменяться. Подходите одна за другой по старшинству и по очереди выберите понравившуюся вещицу, пока не разделите все. Мама хотела, чтобы это принадлежало вам, — сказал отец и вышел из комнаты, вытирая катившиеся по щекам слезы. Он был уверен, что дочери сделают все по справедливости. Кроме драгоценностей, в столовой находились перекинутые через спинки стульев четыре меховых манто: два норковых, одно лисье и очаровательная рысья шубка, которую он подарил матери на прошлое Рождество. Тоже впечатляющее зрелище.
— Какая красота! — воскликнула Сабрина, присев на стул и глядя на разложенные драгоценности. — С чего начнем?
— Ты слышала, что сказал отец, — напомнила Тэмми. — Будем выбирать по старшинству: ты, я, Энни, Кэнди. Кто будет выбирать за Энни?
— Мы все можем это сделать. Мы знаем, что ей нравится. — Энни носила мало украшений, и вкусы у нее были весьма эклектичные. В основном она ограничивалась серебряными украшениями с массой бирюзы. Мать обладала более изысканным вкусом, но они знали, что из украшений будет хорошо смотреться на Энни, если ей захочется казаться более взрослой. Но даже если она никогда не будет их носить, они останутся на добрую память о ее матери. Каждая из них знала, какое украшение мать получила в подарок по случаю дня рождения. Это был узкий сапфировый браслет за Сабрину, рубиновое кольцо за Тэмми, жемчужное колье за Энни и великолепный бриллиантовый браслет за Кэнди, которая родилась через тринадцать лет после Сабрины — во времена возросшего благосостояния. Эти ювелирные украшения они выбрали прежде всего. Рубиновое кольцо точно подошло по размеру Тэмми, и она поклялась никогда его не снимать. Она была такая же миниатюрная, как мать.
Одна за другой они стали выбирать драгоценности, которые очень хорошо помнили. Там было несколько вещиц, принадлежавших бабушке. Несмотря на устаревший дизайн, они были прелестны: крупные топазы, аквамарины и великолепная камея, которую они выбрали для Энни, потому что она могла полюбоваться камеей на ощупь, и изображение на камее напоминало ее лицо. Сестры с большой любовью относились друг к другу, что ничуть не удивило бы их мать или отца. Когда кому-нибудь особенно нравилась какая-нибудь вещица, все тут же принимались уговаривать выбрать ее. Было там несколько предметов, которые не подошли никому, но они и их выбрали. Великолепную сапфировую брошь отец подарил матери на пятидесятилетие. Решили, что брошь должна принадлежать Сабрине, и та ее взяла. Красивые бриллиантовые серьги великолепно выглядели на Тэмми. Длинные серьги, украшенные жемчугом и бриллиантами, которые мать носила в молодости, идеально подходили Кэнди. Великолепный бриллиантовый браслет, по общему согласию, отложили для Энни. Перебирая эти красивые вещицы, сестры уже не выглядели такими мрачными и даже улыбались, примеряя драгоценности и обмениваясь мнениями. В улыбках отражалась и горечь, и радость.
В конце концов, у каждой из них оказалось по одинаковому числу украшений. У каждой было по две- три действительно дорогих вещицы и по нескольку менее ценных, но дорогих их сердцу. Они с любовью выбирали украшения для Энни и были готовы поменяться, если ей что-нибудь не понравится. Драгоценности были более «взрослыми», чем они привыкли носить, но все согласились, что со временем дорастут до них или даже будут надевать их сейчас в память о матери. Было что-то особенно трогательное в том, что ее драгоценности теперь принадлежали дочерям. Закончив делить драгоценности, они перешли к мехам. С этой задачей тоже справились великолепно.
Все согласились, что лисье манто идеально подходит для Энни. Оно было почти того же цвета, что и ее каштановые волосы, широкое, длинное и, несомненно, подходящее ей по размеру. К тому же его можно было носить с джинсами. Черное норковое манто превосходно смотрелось на Сабрине, поскольку мать предпочитала удлиненные меховые манто. Сабрина в нем выглядела очень элегантно. А темно-коричневая норка потрясающе выглядела на Тэмми, которая пообещала, что наденет это манто на будущий год на церемонию вручения «Эмми». Оно было просто шикарно. Троакар из рыси идеально подходил для Кэнди. Она выглядела в нем потрясающе, а длина троакара при ее длинных ножках смотрелась сногсшибательно. Рукава, правда, были коротковаты, но ей это нравилось. Мать надевала это манто только один раз, все четыре меховых манто носились редко и были в отличном состоянии. Она надевала их на званые обеды или на торжество. Слабость матери к мехам проявилась только за последние годы. До этого у нее было каракулевое манто 30-х годов, принадлежавшее бабушке, которое она надевала в молодые годы. Эти же четыре меховых манто были почти новыми, очень элегантными и великолепно смотрелись на сестрах. Отложив выбранные манто, все направились в рабочую комнату, чтобы поблагодарить отца.
Они вошли в кабинет с улыбками на лицах, каждая из них поцеловала его и сказала, что для нее много значит иметь вещи, принадлежавшие матери. Для себя он сохранил обручальное кольцо и кольцо с маленьким камешком, подаренное матери по случаю помолвки. Он положил их в стоявшую на письменном
