нее под ногами, и холодный запах папоротника и мха, поднимавшийся вверх от мокрых камней.
– Это вы хотели видеть меня, принцесса.
Теперь она видела его лицо, его острые, пронзительные глаза. Неужели она действительно хотела встретиться с ним? Теми долгими днями и ночами, когда Элейн, больная, лежала в Фозерингее, обрывки видений постоянно всплывали у нее в голове. Хотела ли она получить какую-то поддержку или научиться управлять видениями, когда подошла так близко к другому миру, миру, который был отделен от реальности невидимой завесой? И в самом деле, хотела ли она узнать, как проникнуть в этот мир? Или она убедилась, что Эинион был единственным, кто мог помочь ей в этом?
– Мне действительно нужна твоя помощь, – наконец сказала она. – Я вижу что-то, но не могу предотвратить то, что вижу…
Очень долго он ничего не отвечал, и Элейн спросила себя, слышал ли он ее слова сквозь шум деревьев на ветру и волн в реке. Наконец он повернулся к ней и протянул ей руки; она без колебания подошла к нему.
– Твой путь больше не проходит через горы Эрири, принцесса, – медленно сказал он. – Твоя судьба теперь далеко отсюда. В тот день, когда ты покинула Абер и отправилась к мужу, ты изменилась, как будто заяц превратился в кошку или олень – в лошадь. Ты уже свернула с пути, который я так хотел уготовить тебе. Но такова воля богини, и это она благословила тебя. Она позволит тебе увидеть то, что надо будет видеть, и поможет тебе многое понять, если на то будет ее воля. Теперь ты идешь ее путем.
– И куда ведет мой путь? Ты знаешь это? – Она смотрела ему в лицо. Глаза его были почти невидимы в темноте, и Элейн не могла разглядеть, о чем они говорили.
Снова наступила тишина. Элейн ощущала, как из его рук в ее тело вливаются силы. Она чувствовала, как его взгляд устремился внутрь ее головы.
– Судьба предопределила тебе жить далеко на севере, – сказал он наконец. – В лесах Каледона, на земле шотландцев. Именно там ты проживешь большую часть своей жизни, и там ты умрешь.
Холодные иглы дождя и снега проникли сквозь ее плащ и пропитали платье, заставив ее ежиться.
– А мой муж будет королем? – шепотом спросила она, не слыша своих слов.
– Я вижу тебя рядом с королем. Вижу, что ты дашь рождение королевской династии. В тебе будет жизнь короля, и будет смерть короля. Видения будут посещать тебя, а ты будешь гнать их. – Он замолчал. Слова его погасли в темноте, и Элейн ощутила, что сила пропала из его рук. Эинион расслабил свои пальцы и отвернулся от нее. – Завтра я возвращаюсь в Мон. Я уже попросил твоего отца отпустить меня со службы. Я хотел бы провести последние дни своей жизни в одиночестве, готовя себя к следующей жизни.
– А кто будет дальше вести меня? – Она почувствовала, как ее охватил страх, когда она попыталась осознать все, что он ей только что сказал.
– Этого я не вижу. – Первый раз за все это время он улыбнулся. – Но это буду не я. Я умру прежде, чем весной растает снег.
– Нет. – В крике Элейн послышалась боль.
– Такова воля богов, дитя мое, – мягко ответил он, – и мы не можем противиться ей. Я уже прожил тут, в этих холмах, больше восьмидесяти лет. Я завершил здесь свои дела и ждал только разговора с вами. А теперь все завершено, и я отправляюсь на покой. А вы ступайте назад, в дом отца.
– Я увижу тебя еще?
– Полагаю, не в этой жизни, – печально улыбнулся он. – Благословляю вас, принцесса, и дарю вам всю свою любовь. А теперь идите.
Она подняла свою руку, но он уже исчез. Скрытый плащом, с капюшоном на голове, он казался куском кромешной ночной тьмы. Через секунду его не стало.
– Лорд Эинион. – Голос Элейн был резким и испуганным. Вокруг того места, где только что стоял бард, вихрем кружился ветер, и река с грохотом катила волны между валунов. Элейн была одна.
Глава седьмая
Алые угли рдели у нее под ногами, когда она вошла в огонь; прямо перед ней неподалеку были голубые горы, подернутые дымкой. Фигура ждала ее, маня к себе. Она медленно продолжила путь, почти не касаясь земли. Он звал ее по имени, и она видела, как он удаляется, протягивая к ней руки. Его огненно-рыжие волосы блестели в мерцающем свете. «Подождите, – хотела крикнуть она, но наружу не вырвалось ни звука. – Подождите…» Он становился все меньше и меньше, колыхаясь в жаре пламени. Она побежала; ей надо было настигнуть его, увидеть его лицо, но жар скрыл его и разлучил их. Ей нужно бьшо пробраться через огонь. «Элейн! – Теперь он звал ее громче. – Элейн!»
– Элейн! – Принц Ливелин выглядел бесконечно усталым. Подтянув на плечах отделанный мехом халат, он вздохнул. – Тебе больше нельзя здесь оставаться, дочь моя. Мне очень жаль. – Он стоял возле окна и смотрел, как в воздухе кружились снежинки. Элейн была одна, взгляд ее был прикован к огню.
– Ты должна понимать, насколько все осложнилось из-за болезни Изабеллы. Мне сказали, что ее мигрень и истерики скоро пройдут, но пока… – Он беспомощно пожал плечами. – Даффид проводит тебя до Честера. Уверен, муж будет рад твоему возвращению.
Она ничего не ответила. Ее глаза, не мигая, смотрели на пылающие поленья.
– Вы с ней снова будете друзьями, как только она снова забеременеет, – неуверенно продолжил он. – Никто ведь не верит, что в случившемся виновата ты. Это просто бред обезумевшей женщины; мне сказали, что женщины могут вести себя так после того, как у них случается выкидыш… – Его слова были встречены молчанием.
Элейн опять не подала виду, что слышит его.
Ливелин подошел ближе.
– Элейн, ты слышала, что я сказал? – Он с трудом сдерживал охватившее его раздражение. Он вернулся в Абер в надежде найти здесь мир и покой, а вместо этого оказался втянутым в мелкие склоки вздорных женщин. Обидчивый голос его невестки и бесконечные ее рыдания денно и нощно слышались в его доме. Даффид, стремясь любой ценой обрести покой, с утра до ночи жужжал ему на ухо о том, что он должен избавиться от Элейн, а Джоанна, напртив, едва скрывала неприязнь по отношению к невестке, которая к тому же была дочерью ее прежнего любовника. Она неустанно просила Ливелина отослать Изабеллу и Даффида в Долбадарн или в Долвидделан и позволить Элейн остаться в Абере. Слуги и придворные постоянно сплетничали о младшей дочери принца; что же касается Ронвен, то, если в замке и были какие- то волшебные, злые силы, все это вертелось вокруг нее.
Элейн по-прежнему не поднимала головы; она не подавала виду, что заметила отца. Ливелин нахмурился. Ее глаза, чистые, как серо-зеленая морская вода на рассвете, не мигая, смотрели на тлеющие угли. Казалось, она была где-то далеко, в своих мечтаниях.
– Элейн! – Голос принца был резок. – Элейн, ради Пресвятой Девы Марии послушай меня. – Он подошел к ней, положил руку ей на плечо и повернул ее к себе.
Ее взгляд по-прежнему был отсутствующим.
Ливелин ощутил суеверный ужас. Он потерял ее, свою маленькую дочку, свою Элейн, седьмого ребенка. И это красивое лицо, которое теперь, не мигая, смотрело на него, было чужим – лицом незнакомки, которая словно только что вышла из тлеющих углей, из другого мира, чтобы говорить с ним.
– Элейн, очнись! – В голосе его слышался страх.
Неожиданно Элейн вскочила на ноги. Видения в огне расплылись и исчезли, и она обнаружила, что смотрит в полные ярости зеленые глаза отца.
– Что с тобой? Ты слышишь меня? – В его голосе слышался неподдельный страх.
– Прости. – Она попыталась взять себя в руки, но мысленно была еще очень далеко, ища в огне человека, который звал ее, к которому она прикипела всей душой.
– У тебя помутился рассудок, девочка? Я говорил с тобой все это время, а ты не слышала ни единого слова. – Его испуг только усилил злость.
– Я не слышала, как ты вошел, отец. Прости меня…
– Так слушай еще раз. – Он не спросил ее, о чем она думала все это время и где она была. Он отстранил ее, подавляя сильное желание обнять, как в те дни, когда она была еще маленькой. – Я сказал, что ты должна уехать. Немедленно, сегодня же. Здесь тебя не хотят видеть. Твое место рядом с мужем.
– Но, папа…
