С тех пор как Ливелин вернулся, он первый раз говорил с ней наедине; это был первый их взрослый разговор. Элейн ощутила странный холод; однажды она уже пережила все это, но тогда, три года назад, она была всего-навсего перепуганным ребенком, которого отец выслал из родного дома.
– Почему? Почему я должна уезжать? В чем моя вина? Скажи мне. – Она попыталась хоть что-то прочесть на его бледном, изможденном лице. – Я не могу уехать, отец. Погода…
Она посмотрела сквозь узкое окно, которое находилось над ними, оно одно было не занавешено, и сквозь него было видно, как на улице в бешеном вихре кружились хлопья снега. Несколько снежинок упали на подоконник и не таяли на холоде.
– Никто не сможет ехать верхом в такую метель. Пожалуйста, можно, я останусь, пока не улучшится погода. – Голос ее подрагивал. – Пожалуйста, папа.
Он холодно взглянул на нее.
– Даффид будет сопровождать тебя. Тебе нечего бояться. Снег еще не ложится. Ты должна уехать, как только соберешь свои вещи. Мне очень жаль, Элейн, но тебе придется уехать. И пожалуйста, забери отсюда эту свою женщину.
– Мою женщину? – переспросила она, когда дверь с грохотом захлопнулась за ним.
«Ронвен».
Они заночевали в доме для паломников аббатства Конви и, едва забрезжил рассвет, поскакали дальше. Они прятали лица от холодного ветра; их рукавицы прохватывало морозом от обледеневших поводьев. Вокруг падал снег, ложась большими сугробами в глубоких оврагах, разлетаясь туда и сюда на сильном западном ветру, который не давал земле покрываться ледяной коркой. Даффид и не пытался заговорить с Ронвен или что-либо объяснить, но той уже все было ясно.
– А все эта английская потаскуха, жена Даффида, – шептала она, бросая вещи Элейн в сундуки. – Это она лжет по всему дворцу, словно яд разливает; кричит, визжит, отказывается спать, пока ты не уедешь. Она говорит, что потеряла ребенка из-за тебя и что не успокоится, пока ты будешь находиться с ней под одной крышей. – Она искоса взглянула на Элейн. – Ты сказала ей то, что сказала мне? Сказала, что она больше не может рожать, детка?
– Конечно, нет. – Элейн нахмурилась. – Я ничего ей не говорила. Я к ней и не подходила. Она бы все равно не захотела меня видеть.
– Ну и хорошо. Может, это и лучше; если бы ты сказала ей об этом, она бы снова разоралась про чародейство и приказала бы запереть тебя на тысячу лет. – Ронвен закрыла замок сундука и стала собирать следующий. – Тебе лучше вернуться назад к мужу, детка. Вот в чем дело. – Она посмотрела на опустошенное лицо Элейн и безошибочно угадала ее мысли: «А что, если он не захочет, чтобы я вернулась назад? Что, если он не захочет, чтобы я была его женой…»
Граф Честер смотрел на Элейн с непреклонной суровостью.
– Я за тобой не посылал, – сказал он.
– Мне захотелось вернуться. – Элейн чуть вздернула подбородок. Она уже успела забыть, как красив был ее муж, и ощутила волнение, пробившееся сквозь ее опасения.
Над ее головой терялся в сумраке украшенный резьбой сводчатый потолок большого дома замка Честер. После сравнительно небольшого дворца в Абере она была потрясена тем, как сильно подействовал на нее этот огромный замок, который стал теперь ее домом.
Элейн ясно осознала, что вокруг них находится множество мужчин и женщин; они делали вид, будто заняты своими делами или обсуждали что-то, скучившись в другом конце зала, но на самом деле они смотрели или, если было возможно, слушали, наблюдая за разговором между мужем и женой.
Даффид лишь коротко приветствовал лорда Честера, после чего снова сел на коня и ускакал обратно, навстречу буре, стремясь вернуться в Уэльс прежде, чем снег завалит пути и покроет дороги. Словом, он никакие объяснил неожиданное возвращение сестры. Ронвен бесшумно и быстро скрылась где-то в недрах замка; она боялась, как бы граф не отослал ее назад с Даффидам. Так что Элейн осталась приветствовать мужа одна.
Он выглядел намного лучше по сравнению с их расставанием. Он был в большом зале, окруженный друзьями и советниками, высокий и необычайно привлекательный, когда ему доложили о приезде Элейн. Именно в этот момент она предстала перед ним. Окружение графа, группа оживленных смеющихся людей, замолчало, когда Элейн шла через весь зал к его сиденью, чтобы приветствовать мужа. За те долгие недели, пока Элейн гостила в Абере, она еще больше повзрослела. Она почти сравнялась с ним по росту, и ее глаза встретились с его глазами, прежде чем она опустила голову и присела перед ним в глубоком реверансе. Сердце ее отчаянно билось.
– Почему ты решила вернуться? – Он старался говорить как можно тише, чтобы их разговор слышало как можно меньше людей.
– Мое место рядом с вами, милорд.
– Что, твой любовник отверг тебя?
Твердый взгляд Элейн не позволял предполагать, что в горле у нее пересохло, а дыхание участилось. Она сильно сжала кулаки.
– Я уже говорила, милорд, у меня нет любовника. Вы – единственный человек, с которым я хочу быть.
– Наверное, потому, что теперь у тебя уж точно есть обещание короля разрешить тебе выйти после моей смерти за того, кого выберешь сама. – Его глаза пытались понять ее чувства, а голос оставался непреклонным.
– Я не виделась с королем и не писала ему, милорд. – Удерживать свой взгляд на его лице было достаточно трудно, но тем не менее это удавалось Элейн. Она всеми силами старалась убедить его.
– Твой брат слишком уж поспешно покинул нас, – резко произнес Джон, задумчиво скрестив руки на груди.
– Погода очень плохая, милорд. Он не хотел сопровождать меня в Честер, но я настояла на этом. Я хотела вернуться еще до того, как погода ухудшится, иначе я осталась бы в Абере до весны.
– Понятно. – В его глазах сверкнул веселый огонек. – Вот и Абер стал для тебя невыносимым, не так ли? А может быть, это отец заставил тебя уехать? – Эти слова заставили ее покраснеть. – Ага, наконец-то правда выплыла наружу, – мягко сказал он. – Тебя во второй раз отправили оттуда. И за что же на этот раз, жена моя?
– Дело не в отце, а в Изабелле… – Элейн старалась сдержаться и не выдать свои истинные чувства. Она боролась со слезами, которые рвались наружу и уже подступили к глазам. Элейн резко отвернулась, подошла к огромному каменному камину, в котором ярко горели поленья, и протянула руки к пламени. Глаза ее что-то искали в самом сердце огня, однако на этот раз там не было для нее послания. Она почувствовала жжение в глазах и немного отступила назад. В зале воцарилась долгая тишина, которую нарушали только шипение горящих поленьев и тихий шепот.
Джон подошел к ней и положил руки ей на плечи. Она почувствовала, как тело ее напряглось.
– Элейн, я хочу представить тебе одного родственника. – Голос его смягчился. – Взгляни сюда. Это кузен моей бабушки Роберт Фитцут.
Тяжело вздохнув, она повернулась к присутствующим и заставила себя улыбнуться. На нее смотрел симпатичный молодой человек с неотразимым блеском в глазах, ростом ничуть не ниже Джона; он низко поклонился ей.
– Леди Честер, я так много о вас слышал и уже оставил надежду увидеть вас до отъезда. Приветствую вас, мадам, и добро пожаловать домой.
Она тоже улыбнулась ему, сразу же всем сердцем откликнувшись на его теплое и доброе приветствие, такое прямое и открытое по сравнению с холодным приветствием ее мужа. Незаметно для самой себя Элейн позволила ему снять с ее плеч тяжелый плащ и положить его на скамью, затем он предложил ей бокал вина.
– Вам очень повезло, – бросил он через плечо графу. – Вы никогда не говорили мне, что она так красива и что, когда она вернется, закончится буря, растает снег и в этом зале снова будет светить солнце.
Элейн улыбнулась и увидела, что Джон тоже улыбается. Он смотрел на них обоих, скрестив на груди
