– О, это гораздо больше, чем просто дар. Гораздо больше! И судьба ее предрешена звездами. – Она сжалась, когда новый приступ боли пронзил ее ногу. – Она всем им еще покажет! И лорду Ливелину, и Даффиду, и этой дерзкой англичанке, его жене. Кстати, где сейчас моя девочка?
Сенена метнула быстрый взгляд в сторону мужа, прежде чем ответить.
– Элейн вернулась в Англию. Думаю, сейчас они в Фозерингее.
– И она не послала за мной, потому что лорд Честер меня ненавидит. Я ведь тогда и его чуть не убила.
– Я знаю, – мрачно ответил Граффид. – И это было большой глупостью, леди, простите меня за эти слова. Вы нажили влиятельных врагов. Но Элейн до сих пор не послала за вами по другой причине. Просто все считают, что вы умерли. По Аберу поползли слухи, что принц приказал втайне убить вас, и я не стал отрицать этого. Только сам старик знает, что это не так. Но, поверьте мне, он слишком болен, чтобы кому- нибудь об этом рассказать.
– Но Элейн должна знать. Она должна знать, что я жива. Она должна была увидеть это в огне. – Ронвен обратила свой взгляд к камину, как будто ждала от шипящих углей подтверждения своих слов.
Сенена сделала несколько шагов вперед, нерешительно протянула руку и положила ее на плечо Ронвен.
– И что же вы собираетесь делать, куда отправитесь?
– К Элейн, конечно. Я нужна ей. Как только нога немного заживет и погода прояснится, я возьму у вас лошадь и поскачу к ней. Не волнуйтесь, я не задержусь у вас ни на секунду дольше, чем это необходимо.
– Но как быть с лордом Честером? – рассудительно спросил Граффид. – Вряд ли он примет вас с распростертыми объятиями, леди.
– Он никогда не был рад мне. – Превозмогая боль, Ронвен поднялась на ноги. – Я больше не уверена в том, что лорд Честер действительно предназначен Элейн судьбой. Думаю, мне не стоит из-за него беспокоиться. Я прослежу, чтобы он не вставал больше у нас на пути. Я прокляла его на могиле Эиниона и проклинаю его каждую ночь! – Она рассмеялась неожиданно громко. – О нет! Лорд Честер мне не помешает.
Сверкающий ковер подснежников покрывал берега Йены, несущей свои воды под стенами замка Фозерингей. Выскользнув из седла, Элейн принялась собирать цветы. Она старалась не поворачиваться лицом к мужу, чтобы тот не заметил ее слез. Он дождался окончания дневной охоты, решив поговорить с ней на обратном пути. Усталые и довольные, они уже почти добрались до дома; лошади медленно плелись по болотистым равнинам, приближаясь к замку, когда он отозвал ее в сторону. На берегу реки они спешились.
– Элейн, если бы все зависело от Ливелина, он бы захотел увидеть тебя. В этом нет сомнения, – медленно проговорил Джон. – Он ведь не умер, просто он без сознания. Твой отец еще может поправиться.
– Он не может двигать руками, речь нарушена, – тихо сказала Элейн.
Она не видела того гневного взгляда, которым окинул ее Джон, когда она призналась ему, что ей известно о болезни отца. Каждое новое известие о состоянии Ливелина все сильнее беспокоило Джона.
– Ему скоро станет лучше. Нет смысла сейчас срываться с места и сломя голову нестись в Абер. Сначала подождем новостей.
– Он хотел бы, чтобы я была рядом с ним. Вот почему мне была показана его болезнь. – Элейн дрожала под теплой меховой накидкой.
– Нет, дорогая, он не хотел бы, чтобы ты приезжала туда. – Джон тяжело вздохнул. Чего она не предвидела, так это запрета брата. – Увы, Даффид тоже не хочет этого.
– Ты хочешь сказать, что мне запретили ехать к отцу? – Элейн в отчаянии подняла глаза. Ее рука, затянутая в замшевую перчатку, сдавила нежные цветы.
Джон увидел, как слезы наполнили ее глаза и застыли на ресницах. Потом она отвернулась и медленно, неуверенно ступая, направилась к реке. Элейн постояла с минуту на илистом берегу, затем поднесла цветы к губам. Бело-зеленый букет взметнулся в воздух и рассыпался по темной глади воды.
Джон подошел к жене и положил руки ей на плечи.
– Он всегда будет любить тебя, Элейн. Просто он никак не придет в себя после смерти твоей матери. Дай ему немного времени.
– А что, если у него нет времени? – Она обернулась и взглянула ему в глаза. – Что, если он умирает? Что, если он уже умер?
– Значит, на то воля Божья.
Порыв холодного ветра заставил Элейн плотнее закутаться в плащ. От ледяного воздуха у Джона перехватило дыхание, и он начал кашлять. Отступив назад, чтобы сделать вдох, он прижал руки к груди. Она увидела, как кровь отлила от его лица, оставив розоветь на щеках пятна нездорового румянца.
– Тебе нужно было остаться дома сегодня, – рассеянно сказала она. – Я не знала, что ты опять болен.
– Я не болен, – прохрипел он, нечеловеческим усилием сдерживая кашель. – Просто ветер холодный. Пора ехать обратно, скоро стемнеет.
Холодный туман поднимался с реки, растекался по лугам и болотам, терялся в лесу, сливаясь с затухающим светом дня. Издали показался замок, мрачный силуэт на фоне темнеющего неба.
– Вот мы и приехали. Давай я помогу тебе. – С минуту Джон стоял, глядя ей в глаза. – Я ведь люблю тебя, ты знаешь.
Он опустил глаза, смутившись, как мальчишка. Элейн посмотрела на него и вдруг заплакала.
– Элейн! Не надо, дорогая! – Джон обнял ее. Меховая накидка не давала ему ощутить тепло ее тела, он не мог прикоснуться к ее волосам. Ее щеки были холоднее льда, но слезы, стекающие за воротник его плаща, жгли сильнее каленого железа. Он прижал ее к себе, не обращая внимания на замерзших слуг и нетерпеливо переступающих с ноги на ногу лошадей. Укрывая Элейн плащом, Джон запечатлел на ее губах легкий, как дуновение ветра, поцелуй.
Этим вечером они недолго сидели в столовой. Как только ужин подошел к концу, они удалились в свои покои. Джон приказал, чтобы зажгли свечи. Сидя у огня, Элейн смотрела, как слуга переходит от одного канделябра к другому. Пламя лучины дрожало каждый раз, когда он подносил его к фитилю. Тени отступали, прячась в углах комнаты. За окнами молчала ночь, густой белесый туман висел над рекой, окутывая замок сырой холодной тишиной. Из столовой не доносилось ни звука. Где-то звучала музыка: это бродячий музыкант развлекал домашних непрерывной чередой напевных, задумчивых баллад. Посуда после ужина уже была вымыта, огонь на кухне погашен до утра, и замке воцарился покой. Слуга зажег последнюю свечу, поклонился и исчез. Джон опустился в кресло и вытянул ноги к огню.
– Может, споешь мне что-нибудь? – Он протянул руку и с улыбкой взглянул на Элейн.
Она подошла к нему и присела рядом, прильнув к его коленям. Сначала она потеряла мать, потом Ронвен, и боль была невыносимой. Какое счастье, что все это время рядом с ней был Джон. Даже когда они ссорились, его присутствие все равно придавало ей силы. Так и сейчас: он был рядом с ней, и он любил ее.
– Впрочем, лучше расскажи мне одну из своих сказок.
Слезы Элейн давно высохли. Слишком много всего произошло за последнее время: бегство из Абера, страдания, горе. Если бы ее отец умер, она бы знала об этом. Каждый день без новостей означал, что Ливелин набирается сил. Она взяла Джона за руку – и тут же ощутила покой и уверенность.
– Ты действительно хочешь послушать сказку?
Улыбнувшись, Джон кивнул.
Этой ночью они нежно любили друг друга, забыв обо всем на свете. Наконец Элейн уснула, убаюканная в его объятиях. За окнами сгустился туман. Он извивался, подползал к ставням, лизал каменные стены замка, оставляя на них влажные следы. Ночные дозорные напрягали глаза, поднимались на сторожевую башню, прогуливались по стенам. Не обнаружив ничего подозрительного, они, облегчено вздохнув, возвращались к огню.
