– Принцесса, – старый аббат покачал головой, – пожалуйста, не убивайтесь так. Я уверен, что это только на время.
– Правда? Вы это точно знаете? – У нее дрожали руки. – Но король не поверяет вам своих тайн, разве не так? А если они запрут меня там навсегда?
– Зачем им это делать? – Филипп де Бре старался говорить как можно спокойнее. Он вообще не любил вспыльчивых женщин и сейчас чувствовал, что начинает особенно недолюбливать эту принцессу. С тех пор как она воцарилась в Дизерте, к его обязанности поддерживать в королевском замке ровный ход жизни прибавился еще целый ворох забот. Констебль уже имел несколько бурных объяснений с принцессой, а ее вспышки гнева становились все шумнее. Но деваться ему было некуда. В тот момент, когда было объявлено о смерти Даффида, повелением короля и по желанию двух ее племянников принцесса была вверена его попечению.
– Но когда Элейн овдовела, король не сослал ее в монастырь! – Ее голос истерически звенел. – Зачем он прислал за мной? Чтобы я ехала в Годстоу? Это так далеко! Не поеду. Я вернусь в Абер и буду ждать решения по моему наследству.
Аббат вздохнул.
– Простите меня, принцесса, но это невозможно. Приказам короля надо подчиняться. Кроме того, это пожелание нового принца Аберфрау. – И он подкрепил свои слова решительным кивком головы. Он слышал, что мальчики уж не чаяли, как от нее избавиться!
– А я отказываюсь ехать. – Она погрозила пальцем перед его носом. – Извините, дорогой аббат, боюсь вас огорчить, но вам придется возвращаться без меня.
Она взяла его руку и, встав на колено, небрежно коснулась губами перстня на его пальце, чуть повыше аметиста, такого же холодного, как сам палец. После чего поднялась и выбежала из комнаты.
Де Бре растерянно произнес:
– Я надеялся, что можно избежать насильственных мер.
– Я тоже надеялся. – Аббат смотрел на дверь, которая все еще дрожала – с такой яростью Изабелла захлопнула ее за собой. – Бедная женщина, она еще слишком молода для заточения в монастыре.
Де Бре удивленно поднял брови:
– Не ожидал услышать такое от вас. Вы называете пострижение в монахини заточением. Жестокое слово, что ни говори.
– А что же это, если не заточение, друг мой? Если поступающая в монастырь не хочет этого, а ей придется провести там всю свою жизнь?
Дом располагался на главной улице Роксбурга, недалеко от пекарни. Там они с Александром проводили самые блаженные в их жизни дни. Богатый купец, владелец дома, не задавался вопросом, кто были на самом деле две богатые дамы, якобы жены торговцев, которые согласились снять нижние комнаты в его доме. У них были тугие кошельки, и под скромными плащами они носили дорогие платья. Остальное не имело значения. С ними жили двое слуг, няня при ребенке и большая собака. Он не спрашивал, по какому делу они прибыли в Роксбург. И ему не дано было стать свидетелем действа, творимого в ту ночь у реки. А там происходило следующее. Одна из женщин, та, что была постарше, набрав в чашу воды из сверкающего серебром Твида, поставила эту чашу на берегу и стала ловить в нее лунный свет, сопровождая свои действия заклинаниями. Она кругами мешала воду, как будто загоняла отражавшийся в ней лик луны в глубь чаши. Потом женщина отнесла чашу с заговоренной водой молодой подруге, и та ее выпила. Ворожба должна была сделать молодую женщину невидимой для всех глаз, кроме глаз короля. Ему она должна была явиться неотразимой.
Большой зал королевского замка был, как всегда, полон гостей. После дневного застолья Александр пребывал в веселом расположении духа. Он велел подать коня и сокола, намереваясь заняться любимой забавой после утра, проведенного в душных покоях в разговоре со своими придворными. Мари рано вышла из-за стола – она любила участвовать в воспитании сына. После ее ухода у короля сразу улучшилось настроение.
Отобедав, он с довольной улыбкой поднялся и, не спеша, отправился через зал к дверям. Он уже слышал, как бьют о камни копытами кони, готовые принять на спины всадников, и слышал нетерпеливые крики сокола, застывшего на перчатке сокольничего.
Вдруг его внимание привлекла какая-то женщина – может быть, своей неподвижностью среди толчеи и суеты его свиты? Или особым наклоном головы? Лица ее не было видно, женщина тихо стояла в тени у входа. Тень там казалась слишком густой рядом с потоком ярких солнечных лучей, льющихся из высоких окон стрельчатых сводов зала. Там, наверху, кружились мириады сверкающих на солнце пылинок. Король сощурил глаза, чтобы не так слепило солнце, и застыл на месте. Толпа сопровождавших его придворных тоже замерла, заметив, что король остановился. Но болтовня вокруг не прекратилась, и по-прежнему цокали лошадиные копыта по булыжной мостовой. Но он услышал – услышал молчание этой женщины и ее власть над собой. Боже милостивый! Наконец, она к нему вернулась! Устала от своего мужа и вернулась!
Он быстро огляделся: кому тут можно довериться? Никто не узнал ее, никто ее даже не заметил в толчее и гаме, которые всегда сопровождали короля.
Александр продвигался вперед, не подавая виду, что заметил ее; вышел во двор, спустился по ступеням и стал садиться на коня… И только тогда, подозвав к себе одного из слуг, он что-то прошептал ему на ухо. Слуга нашел женщину – она все еще стояла в тени, одна. Он пытливо оглядел ее и изумленно пожал плечами – в конце концов, если король решил затеять интрижку с простолюдинкой с завешенным темным платком лицом, да еще напялившей на себя лучшее платье, – все-таки она идет к самому королю! – это его дело, пускай развлекается. А вот его дело – получить за это хорошее вознаграждение, при условии, что он передаст все, как надо.
Но ее улыбка из-под темной вуали была как солнечный лучик, показавшийся из ночной мглы. Он заметил ее вспыхнувшее радостью лицо, когда старательно пересказывал незнакомке доверенные ему королем слова. И в тот же миг почувствовал, как ему в руку сунули монету, еще горячую от ее руки. Взметнулись юбки, и женщина исчезла. Вечером, когда король вернется с охоты, он, его верный слуга, получит богатство, о котором и не мечтал.
Туман лег на траву, окутал деревья и спрятал реку. Элейн ехала медленно, опустив поводья, не сводя глаз с невысокого холма, маячившего впереди. Он конусом вырисовывался на фоне темного неба, и на его вершине в лунном свете виднелись руины старой крепости. Элейн сразу поняла, почем; Александр выбрал это место. Там жили древние племена, там жили колдуны. Местные жители обходили эти места стороной. Элейн проняла дрожь, по телу побежали мурашки, спина и шея оцепенели, и все – от пугающих мыслей. Там-Лин, прижав уши, слегка шарахался от теней.
Его лошадь уже была на месте, привязанная к дереву. Элейн привязала Там-Лина рядом, и конь стоял, кося глазом в сторону холма. Рядом с Элейн был ее верный Доннет. Луна поднялась еще выше, дальше от земли, и ее свет уже не покрывал серебристой, ласковой пеленой леса и долы. Теперь он струил на мягкую, утоптанную овцами траву холодные, безжалостные лучи. Приказав Доннету ждать ее, Элейн, подобрав юбки, стала взбираться на холм.
Когда она оказалась наверху, сердце ее бешено забилось в груди. У нее перехватило дыхание, пересох рот. Оглядываясь вокруг, Элейн пыталась успокоиться. «Должно быть, когда-то это был замок древних пиктов», – думала она. Громадные, грубо отесанные камни, раскиданные в траве, возвышались над холмом, отбрасывая черные тени на залитую луной лужайку. Далеко внизу лежала Твиддейлская долина с протекающей по ней речкой, тонувшей в дымке тумана. Она закрыла глаза и перекрестилась – древние духи здесь, они следят за ней.
Александр сидел на осколке огромной каменной ступени, укутавшись в толстый плащ и обхватив руками колени. Рядом с ним лежал обнаженный меч; лунный зайчик играл на лезвии.
Она молча подошла к нему и остановилась перед ним, глядя прямо ему в лицо. Свою вуаль Элейн откинула назад, – так она сразу узнает, любит он ее или уже нет.
Король улыбнулся. Распахнув плащ, он привлек ее к себе и крепко обнял. Им не хотелось нарушать тишину.
– Итак, тебе наконец-то надоел твой муж? – произнес он после долгого молчания.
