противостоять судьбе, лишившей Элейн ее короля, человека, которого она так любила. Умри Роберт де Куинси девятью годами раньше, она была бы королевой своего любимого Александра.
Макдафф, второй сын Элейн и герцога Файфа, родился в спокойный, погожий день, напоенный ароматами цветущих садов. Элейн посмотрела на дитя, которое прижимала к своей груди, и улыбнулась, дивясь тому, что этому крохотному существу, судя по предсказанию Адама, суждено стать воином и закончить свою долгую, славную жизнь в ратном подвиге на поле брани. Элейн развязала ворот рубашки и, приложив маленький жадный ротик к соску, ощутила приятное щекотание в своем лоне. Последние две недели появления этого малютки ждала кормилица, чье молоко из тяжелых, налившихся грудей уже сосал ее собственный ребенок. Женщина расстраивалась: если герцогиня решит кормить своего малютку сама, ей не заплатят и остальные ее дети будут голодать.
Адам больше не поведал ничего нового о судьбе Макдаффа, а о Колбане сказал очень мало. Составляя на него гороскоп, он не предсказал долгой счастливой жизни. Линия его жизни была путаной; злой рок тяготел над ним. Его ожидали гром, молнии и кровь. Закрыв свои книги, карты и таблицы, Адам обратил свое внимание на Элейн. Будущее этой женщины буквально зачаровывало его. Так же как Эинион когда-то, он видел, что ее судьба простирается гораздо дальше пределов маленького графства Файф.
Адам научил Элейн всему, что знал сам. Она быстро освоила науку о звездах; ей легко давалось мастерство гадания и предсказания будущего, а магические свойства трав и растений она знала лучше него. Но были стихии, в которые она не желала погружаться. Например, ее отпугивал огонь.
– Но это стихия, входящая в состав вашей природы, миледи. Оттуда к вам являются духи, – уговаривал ее колдун. – Я научу вас предсказывать будущее по воде, по полету птиц, научу отгадывать вещие сны. Но только в огне вы прочтете свое будущее до конца.
Но Элейн была непреклонна. Она не могла превозмочь в себе нежелание гадать на огне. Ей приходилось намеренно воздвигать некую преграду между собой и магом, чтобы тот не мог вторгнуться в ее сны. Он не должен был подглядеть их. Адам несколько раз пытался это сделать, осторожно нащупывая путь в ее душу, но она отпрянула от него, словно маг коснулся живой плоти, и он оставил старания.
Элейн до сих пор не знала, посещал ли Александр ее на самом деле, или это были сны. Иногда он приходил к ней, когда она лежала в постели рядом со спящим мужем, но чаще, – когда она была одна, а лунный свет, проникая в окно, ложился светлой полоской на пол и сочился на постель сквозь занавеси полога; или когда раннее утро окрашивало холодными, серыми, как зимнее солнце, красками постель и ее. Тогда она чувствовала его губы на своих губах, его руки на своей груди, и в каком-то полусне она, безвольно подчиняясь его желанию, размыкала бедра ему навстречу.
В то утро король Александр Третий пресытился политикой по горло. Его обидчивые, вспыльчивые лорды постоянно затевали между собой ссоры. Достаточно было одной маленькой искре мелькнуть между ними, чтобы в их кругу, словно в сухом валежнике, вспыхнул пожар, и они были готовы вцепиться друг другу в глотки. Но в конце концов враждующие партии в его правительстве договорились между собой, и, когда герцог Файф вел по залу свою жену, направляясь к королю, Александр Третий был готов к приему своих подданных. По одну сторону от него стояли лорд Ментис и лорд Map, а по другую – лорд Дервард, представлявший другую фракцию.
Алекс встретил Элейн с радостью.
– Тетя Элейн, я хочу, чтобы вы посмотрели мою новую лошадь. – Он заговорщически ухмыльнулся и подмигнул ей. – Вы знаете о лошадях больше, чем все мои советники, вместе взятые.
– Мне льстит, что вы так думаете обо мне, сир, – рассмеялась она.
– Леди Файф. – Королева Маргарет, положив руку на плечо мужа, потянулась к Элейн. Она была хорошенькой, изящной, веселой, еще совсем девочкой рядом с возмужавшим Александром; к лошадям она была равнодушна и относилась к ним исключительно как к способу передвижения. – Мы обязательно посетим конюшни, это успеется, но прежде я хочу представить вам моего последнего воздыхателя. – Хихикая, она указала на юношу, сидевшего у ее ног. – Дональд, это леди Файф.
Сын графа Мара был, как и его отец, высок, черноволос и необыкновенно красив. С безотчетным восхищением Элейн следила, как молодой человек со статью горного оленя медленно поднялся на ноги и склонился перед ней, поцеловав ей руку.
– Если вы завоюете его сердце, тетя Элейн, он напишет вам стишок, – добродушно хохотнул король. – Он засыпал мою жену своими творениями.
Кинув беглый взгляд на сердитое лицо графа Мара, стоявшего за спиной короля, Элейн улыбнулась молодому человеку. Дональд был на год или два старше короля, и она заметила, что он пользуется особым вниманием у большей части придворных дам.
– В таком случае мне придется безотлагательно заняться завоеванием его сердца, – рассеянно сказала Элейн. – Я люблю стихи, а мне уже давно никто их не писал.
Дональд смущенно поглядел на нее.
– Мое сердце принадлежит всецело королеве, миледи, – ответил он с достоинством. – Но если она позволит, я напишу вам самое прекрасное стихотворение на свете.
Элейн была заинтригована. В голосе юноши была сила, а спокойная уверенность, с которой он произнес эти слова, говорила о том, что перед ней вполне зрелый мужчина.
Маргарет засмеялась:
– Напиши, Дональд, прошу тебя. Я разрешаю тебе посвятить следующую сотню стихотворений леди Файф. У меня их уже слишком много. – Она поднялась, оживленно поглядывая вокруг, не замечая огорчения на лице молодого поэта. – Пойдемте в конюшни, мне надоела эта болтовня.
Когда свита последовала за королем Александром Третьим, граф Map подошел к своему сыну. Он знал, что Дональд пользуется особым расположением у дам двора, поощрял его дружбу с молодым королем и королевой и благосклонно относился к его успехам, но, увидев, как он склонился, чтобы поцеловать руку Элейн, он стал мрачен. Граф Map, отозвав сына в сторону, тихо пробормотал ему на ухо:
– Держись подальше от Элейн Файф, мой мальчик. Где бы она ни появлялась, от нее исходят одни несчастья.
– Я только предложил написать для нее стихотворение, отец. Вы же знаете, я служу королеве.
Уильям Map поднял глаза к небу, и стоявший рядом с ним лорд Бакан сочувственно улыбнулся ему. Мальчика уж слишком увлекала эта придворная игра в кавалеров и дам. Ничего, пусть потешится. Несколько месяцев в холодных северных горах с мечом в руке под ледяным дождем, хлещущим в лицо, быстро выбьют из него дурь.
Элейн сидела в нише окна покоев, отведенных им в королевском дворце в Данфермлайне, и смотрела на серебристые воды протекающей внизу реки Форт. Малкольм был снова на совете у короля, где споры между Ментисом, Маром и Дервардом с каждым днем становились все ожесточеннее и упрямее. В эти часы ей полагалось находиться при королеве и дамах ее свиты, но в тот день она осталась в своих покоях, сославшись на головную боль. Элейн очень соскучилась по своим детям, оставшимся в Фолкленде. Колбану было уже три года, а маленькому Макдаффу только три месяца; он был вверен заботам кормилицы и Ронвен. Настроения при дворе за последнее время сильно изменились. К молодым королю и королеве присоединилась королева Мари вместе со своим новым мужем из Франции, и в воздухе повеяло холодом. Не было уже никаких ухаживаний, игривого хихиканья и шуток. Во дворце воцарились торжественность и церемонность. Как только Элейн появлялась перед королевой, ей казалось, что всюду за нею следуют недружелюбные, косые взгляды.
В замке было тихо; кроме Элейн, в покоях никого не было. Она отпустила слуг, а своих дам отправила в зал, к королеве. Впервые за долгое время Элейн осталась одна.
Оглянувшись, она поглядела в глубь притихшей комнаты; у нее перехватило дыхание. Это был он, Александр, ее Александр, он был рядом. Оказываясь в Данфермлайне, она всегда чувствовала, что там она ближе к нему, чем где-либо еще. Но именно тут он еще ни разу не приходил к ней. И вот теперь он здесь. Она ощущала его дыхание на своей щеке, легкое прикосновение к своей груди, его еле слышные, ласковые слова доносились до нее из полумрака. Немного сонная, разморенная от осенней жары, она послушно встала, подошла к кровати и стала расстегивать платье.
Элейн сочла тихий стук в дверь не чем иным, как продолжением своего полусна. Она лениво обвела