Дафна почувствовала, что сердце ее учащенно забилось, когда пассажиры стали выходить из самолета, и наконец в центре толпы она увидела его. Эндрю держался за руку стюардессы, его глаза озабоченно искали маму, и какое-то мгновение Дафна от волнения не могла ступить шага. И этого ребенка Джастин отверг! На этом ребенке строилась вся ее жизнь. Она бросилась к нему, и никакие препятствия не могли бы остановить ее.
Эндрю увидел, что она приближается, вырвался из рук стюардессы и кинулся ей в объятия с негромким возгласом, который всегда издавал, когда испытывал наибольшее удовольствие. Слезы хлынули у нее из глаз. Он был тем единственным, что у нее осталось в жизни, состоявшей из одних потерь, единственным человеческим существом, по-настоящему любившим ее. Дафна приникла к сыну, словно к спасательному кругу в людской толпе, и когда он посмотрел на ее лицо, оно было мокрым от слез, хотя она ему и улыбалась.
– Как хорошо, что ты прилетел.
Она произнесла это, старательно двигая губами, и он улыбнулся в ответ:
– Будет еще лучше, если ты вернешься домой.
– Конечно, – согласилась Дафна. Теперь она подозревала, что это произойдет быстрее, чем первоначально планировалось. Они пошли забрать его багаж, держась за руки, Дафна не хотела отпускать его даже на секунду.
По дороге домой он рассказал ей множество новостей, даже невзначай упомянул о новой знакомой Мэтью, что почему-то задело Дафну за живое. Она не хотела теперь слышать об этом.
– Она приезжает в школу повидаться с ним каждое воскресенье. Она красивая и много смеется. У нее рыжие волосы, и всем нам она раздает конфеты.
Дафна хотела бы радоваться за Мэтью, но почему-то не была рада. Она ничего не ответила, и разговор перешел на другие темы. По приезде домой их ждало множество дел: они плавали, разговаривали, играли в карты, и Дафна стала чувствовать, что приходит в себя. Во дворе они поджарили на вертеле цыпленка, и наконец Дафна уложила Эндрю спать.
Он зевал, и глаза у него слипались, но перед тем как Дафна погасила свет, он вопросительно посмотрел на нее.
– Мама, а здесь еще кто-нибудь живет?
– Нет. А что? Тетя Барбара раньше жила.
– Я имею в виду мужчину.
– А почему ты об этом спрашиваешь?
Сердце у нее екнуло.
– Я нашел у тебя в кладовке мужские вещи.
– Они принадлежат хозяевам дома.
Эндрю кивнул, по-видимому, удовлетворенный ответом, а потом вдруг спросил:
– Ты влюблена в Мэтта?
– Конечно, нет, – удивилась Дафна. – Почему ты вообще так решил?
Он пытливо вглядывался в ее лицо. Эндрю был очень чутким ребенком. Ему было уже восемь лет, он не был несмышленышем.
– Когда я рассказывал о его подружке, то подумал, что ты в него влюблена.
– Не выдумывай. Он замечательный человек, ему нужна хорошая жена.
– Мне кажется, ты ему нравишься.
– Мы очень дружны.
Но Дафне вдруг ужасно захотелось спросить его, почему он так думает.
Словно прочитав ее мысли, Эндрю, полусонный, сообщил ей:
– Он много о тебе говорит и всегда радуется, когда ты звонишь. Сильнее, чем когда по воскресеньям к нему приезжает Гарриет.
– Ерунда какая. – Дафна улыбнулась, отмахнувшись от его слов, но в глубине души ей было приятно. – Ну а теперь засыпай, мой сладкий. Завтра предстоит интересный день.
Эндрю кивнул и уснул прежде, чем она успела выключить свет. Дафна пошла к себе в комнату, думая о Мэтью. Она вдруг вспомнила, что надо позвонить ему и сказать, что с Эндрю все в порядке. Как обычно, он сразу снял трубку.
– Как наш друг? Жив-здоров?
– Вполне. И ужасный озорник.
– Ничего удивительного. – Мэтью улыбнулся. – Весь в мамочку. А как у тебя дела?
– О'кей. Готовлюсь к Дню благодарения. – В разговорах они теперь избегали личных тем. Появление Джастина и Гарриет Бато многое изменило. Особенно в последнее время.
– Ты устраиваешь торжественный домашний ужин с индейкой?
– Да.
В ее голосе на мгновение прозвучала неуверенность, но она все же решила не говорить Мэтту. Его не касалось то, что Джастин удрал, и, вероятно, больше не имело значения, что он отказался знакомиться с Эндрю. Дафна не хотела делиться с Мэтью своими планами, она начинала подумывать о возвращении в Нью-Йорк.
