Но убежденности в ее голосе не было. Она знала, что будет скучать по нему. Он немало для нее значил на протяжении девяти месяцев, а теперь все кончилось. Какое-то время это обязательно будет причинять боль. Дафна это знала. Она и раньше испытывала боль. Придется испытать ее снова.
Барбара кивнула и села:
– Мне тебя жаль, Дафна. Но я не могу сказать, что сожалею. Он бы дурачил тебя еще сотню лет. Он такой, какой есть.
Дафна кивнула. Теперь она не могла бы не согласиться.
– Я думаю, что он даже не сознает того, что делает.
– Не знаю, лучше это или хуже, – для мужчины такая черта просто позорна.
– В любом случае это больно.
– Я знаю.
Барбара подошла к ней и похлопала по плечу.
– Что ты теперь собираешься делать?
– Ехать домой. Эндрю все равно здешняя школа не понравилась, да и я здесь чужая. Мое место в Нью- Йорке, в моей квартире, там я пишу книги, там я близко к Эндрю.
Но теперь все было бы иначе. Со времени своего отъезда она открыла в себе многие двери. Двери, которые будет трудно снова закрыть, да она и не была уверена, что вспомнит, как это делается. В Нью- Йорке она вела замкнутую жизнь, а в Калифорнии с Джастином проводила время порой очень весело.
– Как скоро ты собираешься возвращаться?
– Мне потребуется пара недель, чтобы закончить дела. У меня намечены переговоры в «Комстоке».
Дафна грустно улыбнулась:
– Они хотят снять фильм еще по одной моей книге.
Барбара затаила дыхание:
– Ты будешь писать сценарий?
– Нет, больше никогда. Хватит с меня одного раза. Я научилась тому, чему хотела научиться. Но отныне – я пишу книги, они пишут сценарии.
Барбара, казалось, была удручена. Она это предвидела. Даже если бы Дафна осталась с Джастином на Западном побережье, маловероятно, что она бы снова взялась за это. Дафна целый год не писала книг и очень об этом сожалела.
– Итак, мы поедем домой.
Это было решение, которому Барбара не решилась прекословить. В тот вечер она бросилась в объятия Тому и, рыдая, рассказала ему.
– Господи Боже мой, Барб. Ты же не обязана ехать с ней.
У него был такой вид, словно он сам тоже вот-вот расплачется.
Но Барбара покачала головой:
– Я должна. Я не могу ее сейчас бросить. Она совершенно расклеилась из-за Джастина.
– Ничего, переживет. Я в тебе больше нуждаюсь.
– У нее нет никого, кроме меня и Эндрю.
– А кто в этом виноват? Она сама. Ты что, хочешь пожертвовать нашей жизнью ради нее?
– Нет.
От его объятий она только сильнее расплакалась и успокоилась лишь через некоторое время.
– Я просто не могу ее сейчас оставить.
Это в какой-то степени напоминало то, что она пережила в свое время со своей матерью, но теперь некому было помочь ей добиться свободы, как это сделала тогда Дафна. Мать Барбары умерла год назад в доме престарелых, и теперь Барбара была привязана к Дафне.
Том удрученно посмотрел на любимую:
– Ну а когда ты сможешь ее оставить?
– Не знаю.
– Это скверно, Барб. Я не могу так. – В полном отчаянии он налил себе виски. – Я не могу поверить, что ты способна на это. После того, что у нас было весь этот год, ты возвращаешься с ней в Нью-Йорк. Черт побери, это глупо!
Он кричал на нее, и она опять начала плакать.
– Я это понимаю. Но она так много для меня сделала, и наступает Рождество, и...
Барбара знала, как тяжело всегда было Дафне в Рождество. Том этого не понимал, да ему и не обязательно было знать, но она не хотела терять его. Это была бы непомерная плата за ее преданность Дафне.
– Послушай, я обещаю, что вернусь. Дай мне только время снова устроить ее в Нью-Йорке, и потом я ей скажу.
