обязана здесь оставаться.
Лин шмыгнула носом.
– Я тебе нужна.
– Я это знаю, и мы с Люком рады, что ты живешь с нами. Но если ты здесь несчастна…
– Я люблю Тома.
Джосс улыбнулась.
– И это я знаю. А я люблю маму и папу. Всегда любила и всегда буду любить. Ты не должна в этом сомневаться. Я не позвонила вчера маме, потому что была очень занята…
– Слишком занята, чтобы снять трубку и поговорить пару минут? – Лин все еще смотрела в окно.
– Это не значит, что я ее больше не люблю, Лин.
– А она именно так думает.
– Ничего подобного! – Джосс внезапно рассердилась. – Ты сама это знаешь. – Она повернулась и без лишних церемоний поставила Тома рядом с кучкой цветных кубиков. Захватив охапку белья, она сунула его в машину и потянулась за стиральным порошком.
– Она завтра ложится в больницу, Джосс. – Лин невидяще смотрела перед собой и ногтем соскребала краску с подоконника. Голос у нее был ледяной.
Джосс опустилась на стул у кухонного стола.
– Почему ты сразу не сказала?
– Она умрет.
– Лин…
– Я не перенесу, если она умрет. – По щекам Лин катились слезы.
– Да не умрет она. – Джосс обхватила руками голову и глубоко и прерывисто вздохнула. – Не умрет, Лин. Она выздоровеет. Я уверена. – Она внезапно поняла, что не справится, если женщины, которая была ей матерью всю ее жизнь, сколько она себя помнила, не будет где-то за ее спиной, если она лишится ее поддержки. Джосс взглянула вниз на Тома. Он перестал орать и занялся игрушками. В данный момент он исследовал желтую корзинку. Джосс охватил внезапный порыв любви. Именно такая любовь и делает нас уязвимыми. Она снова вздохнула. Именно поэтому семьи и доставляют людям столько радости и так часто разбивают их сердца.
Геральд Эндрюс подтянул к себе чашку и с большим трудом поднял ее скрюченными от артрита пальцами. Донеся ее до рта, он довольно улыбнулся Джосс.
– Дорогая моя, очень мило с вашей стороны пригласить меня на чай. Вы и представить себе не можете, как давно я мечтал посмотреть на этот дом. Ведь это надо, я написал его историю, но ни разу не переступал его порога.
История, о которой он говорил, маленькая книжечка в бледно-голубом картонном переплете, лежала между ними на столе. На обложке была воспроизведена гравюра на дереве восемнадцатого века с изображением фасада дома и бука, который в те времена был вдвое меньше, чем сегодня.
– Поверить не могу, как мне повезло – разговорился с Дэвидом Трегарроном и выяснил, что он знаком с вами. – Геральд взял печенье.
– Мне тоже повезло. – Джосс сгорала от нетерпения, так ей хотелось посмотреть книжку. – Мне еще столько предстоит выяснить. Я почти ничего не знаю о своей семье.
Он кивнул.
– Когда я работал над этой книгой, я несколько раз писал вашей матери, прося у нее разрешения приехать, но, как я понимаю, она не слишком хорошо себя чувствовала. Мне отвечала мисс Саттон и каждый раз объясняла, что это неудобно. Потом ваша матушка уехала, стало слишком поздно.
– Вы давно живете в этой местности? – Не в силах больше бороться с собой, Джосс взяла книжицу и открыла ее. Первая глава называлась «Давным-давно».
– Около десяти лет. Я написал с полдюжины таких книжек о наиболее выдающихся домах в этой округе – старый дом священника, Пилгрим-Холл, Пикерстикс-Хауз…
– Пилгрим-Холл? – Джосс подняла голову. – Дом моего отца?
– Дом вашего деда. Джон Данкан был назначен опекуном вашей матери и брата Роберта, когда их мать и отец умерли. Полагаю, их сын не мог не влюбиться в Лауру. Сначала он содержал оба дома, но, когда умер Роберт, он взял Лауру в свой дом, так что она жила в Пилгрим-Холле. Этот дом был не в лучшем состоянии в то время, но, разумеется, отошел по наследству Лауре, так что продать его они не могли. В старости Джон Данкан разбогател, вроде бы получил большое наследство, точно не помню, от какого-то родственника, жившего на Востоке. Он был странным человеком, этот Джон. Он одинаково люто ненавидел Белхеддон и Пилгрим-Холл. Он отписал деньги сыну Филипу и своей подопечной Лауре, а сам отправился за границу. Жена его, леди Сара, жила здесь еще несколько лет, пока дети не поженились, потом продала Пилгрим- Холл, он меньше, чем этот дом, и уехала к мужу. Джон так и не вернулся, даже на свадьбу не приехал. Тогда все об этом судачили. Местные даже поговаривали, что он сбежал с какой-то красоткой. – Геральд тихо хихикнул. – Но я почему-то думаю, что леди Сара такого бы не допустила. Она прибила бы любую соперницу своим зонтиком. Мощная была женщина, ваша бабушка по отцовской линии.
Джосс улыбнулась.
– Они ведь умерли за границей, так?
– Насколько я знаю, Джон умер там. Он поклялся никогда не возвращаться в Англию, уж не знаю, почему. Наверное, поссорился с семьей, так я думаю. После его смерти леди Сара вернулась домой. Она даже пыталась выкупить Пилгрим-Холл. Это было где-то в шестидесятые годы, но к тому времени к дому сделали огромную пристройку и превратили его в загородную гостиницу. Я с леди Сарой один раз встречался, к тому времени я уже издал книгу о Пилгрим-Холле. Ей хотелось иметь экземпляр. Наверное, был конец шестидесятых, потому что ваш отец, Филип, уже умер к тому времени. Этот ужасный случай с лошадью, так грустно. Но я полагаю, вы о нем знаете. Леди Сара предложила мне написать о Белхеддоне. Она плохо к нему относилась, считала, что он проклят. Полагала, что Лаура совсем рехнулась, раз живет там, но Лаура, похоже, не могла оторваться от дома. Я помню, она говорила, что зациклилась на этом доме. Она бродила по нему одна, даже по ночам, часами, иногда разговаривая сама с собой. – Он взглянул на Джосс. – Леди Сара считала, что Лаура сошла с ума, когда она отдала вас на удочерение. Вся деревня возмущалась. Вашей матери, по сути, после этого объявили бойкот. Леди Сара заявила, что никогда больше не заговорит с ней и вскоре переехала куда-то на север. – Он поколебался. – Именно ее слова по поводу того, что дом проклят, привлекли мое внимание. Обычно я не верю в такие вещи, – он почти смущенно улыбнулся, – но с этим местом связано такое количество трагедий, что невольно начинаешь сомневаться.
– Здесь умерло столько детей. – Джосс бессознательно обхватила руками свой живот.
Он нахмурился.
– Возможно, вам не стоит придавать большое значение смертям младенцев. Конечно, такая высокая смертность шокирует, но не забывайте, во все другие века, кроме нашего, такое было в порядке вещей.
– Наверное. – Она смотрела на брошюру, которую держала в руках.
«От хребта Белхеддон берут начало четыре большие реки, зарождаясь как мелкие песчаные ручейки, рассекающие глинистую равнину Восточной Англии в разных направлениях. Их видно за многие мили, – прочитала она. – Такое место, вне сомнения, было удобным для ранних поселений, и на самом деле археологические изыскания доказывают, что здесь есть признаки проживания людей еще в Железном веке, там, где сейчас находится западная лужайка у дома…»
Джосс с интересом листала страницы.
– Похоже, ни одна семья не жила в этом доме достаточно долго, – наконец произнесла она и взглянула на Геральда. – Из писем и дневников, которые попали мне в руки, а также из семейной Библии я узнала, что тут жили люди с самыми разными фамилиями, хотя все они были родственниками.
– Родство по женской линии. – Эндрюс потянулся за еще одним печеньем. – Такое случается. Если вы присмотритесь, то увидите: дом почти всегда наследовался дочерьми, так что естественно, что от поколения к поколению фамилии менялись. Но не каждый раз. Были годы, когда здесь вообще никто не жил, иногда сюда селились жильцы, но в конечном итоге он всегда оказывался во владении какой-нибудь родственницы. Так что здесь история одной семьи куда длиннее, чем может показаться на первый взгляд.
