домом связано столько горя». Неужели с Белхеддоном что-то трагически не так? А если это правда, то сможет ли она быть здесь счастливой? И почему Люк так влюбился в этот дом? Почему они не ощущают зла, так пугавшего Лидию и Лауру?
Когда она вошла во двор, Люк лежал под «бентли» с дрелью в руках.
– Привет! – Голос его доносился откуда-то из-под шасси. – Лин взяла Тома в Колчестер. Тебе получше после прогулки?
– Немного. – Она прислонилась к стене каретного сарая, засунув руки в карманы и уставившись в землю.
– Люк, кофе сварить? Я бы хотела кое о чем тебя спросить.
– Давай. – Он выполз из-под машины и ухмыльнулся. Как обычно, масляное пятно на лбу и черные руки.
– Ну? – спросил он, когда они сидели на кухне с кружками горячего кофе. – В чем проблема?
– Что-то не так, Люк. Какой-то кошмар. Ты ничего не чувствуешь, Люк? – Она сидела напротив него. От запаха кофе ей снова сделалось дурно.
Его лицо стало серьезным.
– Что не так? С ребенком?
– Нет, не с ребенком. Я тут нашла письма, дневники и всякое другое, написанные моими матерью и бабушкой.
– Знаю. Я видел, как ты не могла от них оторваться. – Люк потянулся за печеньем. – Я думал, тебе просто интересно. – Он добавил кофе в свою кружку.
– Они обе пишут о чем-то ужасном, пугающем в доме.
– Ох, Джосс. – Он покачал головой. – Не начинай все с начала. Не о дьяволе же, живущем в погребе, речь? Ради всего святого! – Он поднялся на ноги, прихватив еще одно печенье. – Послушай, любовь моя, мне надо идти работать. До обеда я наметил перебрать карбюратор. – Он нагнулся и поцеловал ее. – Не ищи проблем там, где их нет. Нам чертовски повезло, что мы получили этот дом. Нам здесь хорошо. Это наш шанс начать все с начала. А у тебя появилась новая семья, о которой ты можешь много узнать. Но прибереги свое воображение для книги, Джосс. Здесь жили реальные люди. Реальные люди в реальное время. Это же не вымысел. Кто знает, может быть, твоя мать и бабушка были невротиками. Ты ведь не знаешь. А может, в них погибли будущие писательницы. И свой талант ты унаследовала от них. Мы ничего этого не знаем. Одно очевидно – дом замечательный и счастливый. Завтра приедут Элис и Джо, через три дня Рождество, так что самое время подумать о нашей семье.
Разумеется, он был прав. И потом, во время Рождества, каждый раз, когда она вспоминала трагедию своих братьев или страхи своих матери и бабушки, Джосс решительно отбрасывала воспоминания и возвращалась к заботам, которых накопилась прорва, поскольку дом был полон гостей, готовя на древней плите, она одновременно раздумывала о книге и делала заметки в блокноте, который носила в кармане джинсов. Да еще приходилось воевать с Томом, сдерживая его буйную энергию, и скрывать утреннюю тошноту и усталость. Элис обмануть было нелегко, но она делала вид, что ничего не замечает, и, невзирая на возражения Джо, который настаивал, чтобы она сама сильно не перенапрягалась, твердо и уверенно взяла на себя большую часть хлопот Джосс по дому. К своему удивлению Джосс вдруг осознала, что она потихоньку начинает расслабляться. При таком количестве гостей дом не казался слишком уж большим. Исчезла тишина. В каждой комнате были люди, шептались, заворачивали подарки, прятали пакеты. В тени двигался только серебристый отсвет от елки. Голоса в голове Джосс больше не звучали. Она дважды одна выходила на поляну ночью, чтобы взглянуть на звезды. Она стояла неподвижно, завороженная их ледяной красотой, засунув руки глубоко в карманы и представляя себе неземную красоту музыки космоса, звенящую в тишине сада. На самом деле она не слышала ничего, кроме отдаленного посвистывания чибисов под луной в поле да торопливого охотничьего призыва совы, проживавшей в старом саду за озером. Джосс улыбнулась и повернулась, чтобы идти в дом. Рождество будет великолепным, и они все полюбят Белхеддон и будут здесь очень-очень счастливы.
Через три недели после Рождества Джо вошел в кабинет и застал Джосс дремлющей у камина с блокнотом на колене и ручкой в руке.
– Твоей матери плохо, Джосс. Доктор сказал, ей не следует утомляться, а именно это она и делала здесь последние три недели. Я хочу увезти ее домой, чтобы она отдохнула. А Лин останется с тобой, поможет. Она – славная девочка, и ей нравится жить в деревне.
Джо с любовью улыбнулся Джосс, и все его лицо покрылось сетью морщин.
– Папа. – Джосс протянула к нему руку. Она сообразила, что видела сон про Ричарда, главного героя своего романа, который жил давным-давно в более примитивном, но наполненном солнцем Белхеддоне. – Я и понятия не имела, что мама больна. Почему она мне не сказала?
– Она не хочет, чтобы кто-то знал. Да и нет ничего серьезного, надо только отдохнуть и положиться на своего старенького мужа. Ты ни о чем не беспокойся. Просто дай нам потихоньку уехать.
Позднее, сидя в спальне, Джосс взглянула на стоящую у окна Лин.
– Она так и не сказала мне, что с ней.
– Мне тоже. – Лин закусила губу. – Ты же знаешь, какая она. Не терпит, чтобы вокруг нее суетились. – Глаза ее наполнились слезами. Она повернулась к Джосс. – Если ей станет хуже, мне тоже придется вернуться. Я не могу их так бросить.
– Конечно, не можешь. Лин, почему бы им не остаться здесь? Мы бы обе за ними присмотрели.
Лин покачала головой.
– Будет тебе, Джосс. Это твой дом. Твоих настоящих родителей. Как бы прекрасно тут ни было, мама с папой сюда не вписываются. Он и не мой дом, хотя я готова идти на большие жертвы. – Она печально улыбнулась. – Знаешь, они неуютно себя чувствуют вдали от Лондона. Все их друзья там. И родственники тоже. Здесь что-то вроде заколдованного места. Они рады за тебя, действительно рады, но эта роскошь не для них.
– Наверное, ты права. – Джосс со вздохом откинулась на подушку. – Почему все меняется, Лин? Почему люди стареют и болеют? Это так несправедливо.
– Такова жизнь. – Лин направилась к двери. – Некоторые стареют, другие рожают детей. Я не философ, куда мне до тебя, но даже мне понятно, что все идет своим чередом. Наверное, каждое новое поколение пытается бороться, видя надвигающуюся старость, но потом сдается и смиряется с неизбежным. Ты пока отдохни. У тебя измотанный вид. Не забывай, доктор не велел тебе перенапрягаться. Я пойду погуляю с Томом, а потом вместе выпьем по чашке чая, ладно? Как только стемнеет и вернется Люк.
Джосс замерзла и подтянула плед, чтобы укрыться потеплее. За окном в саду было необычно тихо. Небольшой снежок, выпавший с утра, растаял, было слякотно и отовсюду капало. Она улыбнулась, заслышав голосок Тома за окном, потом снова стало тихо – Лин увела Тома подальше, в сторону деревни. В комнате опять воцарилась тишина. Стемнело. Джосс повозилась, забираясь поглубже под одеяло и закрыла глаза.
Рука на ее лбу показалась ей ласковой и прохладной. Она, казалось, утешала ее.
– Люк? – пробормотала она сквозь сон. Его рука скользнула дальше на ее грудь, и, все еще не просыпаясь, Джосс пошевелилась под нежными пальцами. – Я скоро спущусь. – И снова погрузилась в сон.
Когда она проснулась, было совсем темно. Она мгновение лежала неподвижно, не желая расставаться со сном. Тело ее горело, помня руки, ласкавшие ее во сне. Она нащупала выключатель, зажгла свет и взглянула на часы. Почти пять. Она со стоном поднялась с кровати. В доме все еще стояла тишина. Скорее всего, Лин включила на кухне телевизор, чтобы занять Тома, пока она готовит чай. К такому порядку они уже привыкли, в этом случае Джосс имела в своем распоряжении вторую половину дня и могла писать. Она уже почти полностью закончила две главы, а также составила хронологический список событий войны Алой и Белой розы. Люк уже наверняка вернулся. Внизу будет тепло и приветливо. Джосс поежилась, потянулась за толстым свитером и надела его на себя. Теперь остается спуститься вниз.
Последние две записи в дневнике оказались короткими. Ее бабушка писала:
«Я чувствую странную слабость. Утром снова приходил врач и сказал, что это – результат усталости. Я должна встать, когда кончится дождь и снова выйдет солнце. Как же я соскучилась по
