Первой вскочила на ноги Лин.

– Певцы хоралов! – воскликнула она.

Небольшой хор пробыл у них минут двадцать.

Они встали вокруг елки, выпили по бокалу вина и спели несколько рождественских хоралов. Джосс сидела на стуле с высокой спинкой и наблюдала за ними. Сколько сотен лет точно такие группы певцов ходили по домам и провозглашали здравицу? Прищурившись, она представляла среди них Анну и Ричарда из своего рассказа, тепло одетых, с покрасневшими носами, греющих у камина замерзшие руки. Лин зажгла все имеющиеся в доме свечи, погасив остальной свет, так что электрическими были только цветные фонарики на елке. Да и хоралы они, скорее всего, пели те же. Джосс прислушалась к словам, наполнявшим комнату, резонирующим от стен. Вполне вероятно, что пятьсот лет назад Кэтрин слушала те же хоралы в такую же холодную ночь. Джосс поежилась. Она так легко могла себе ее представить – длинные темные волосы, спрятанные под затейливым головным убором, глубокие сапфировые глаза, сияющие от счастья, шлейф платья, шелестящий по натертому паркету, руку с бокалом, поднимающую тост за мужа и повелителя…

Милая моя! Он впервые увидел ее на празднике, не отрывал глаз от ее грациозной фигуры, когда она танцевала и играла со своими двоюродными братьями и сестрами. Ее глаза горели, щеки пылали от тепла камина.

Джосс вздрогнула так сильно, что даже Лин заметила.

– Джосс, что с тобой? – Сестра села рядом с ней и обняла ее за плечи. – Что-нибудь не так?

Джосс отрицательно покачала головой, уставившись на свои ноги.

– Все хорошо. Немного холодно.

Певцы ничего не заметили. Они продолжали петь, легко беря высокие ноты, их голоса уносились ввысь за потолочные балки. Но это был последний хорал. Им надо было еще добраться до фермы Гудиаров, а затем вернуться к дому приходского священника. Они снова обмотали шеи шарфами, натянули перчатки, захватили ящичек с набросанной туда мелочью.

Когда за ними закрылась дверь, тишина показалась особенно давящей. Им не хотелось расходиться, и они все уселись у камина, уставившись на пылающие угли.

Кэтрин, любовь моя, дождись меня!

Эти слова возникли так четко, как хорошо запомнившийся сон, но тут же исчезли. Джосс вздохнула и покачала головой.

– Хоралы были просто замечательные. Знаешь, странно как-то, если и в самом деле здесь жил дьявол, то в доме должно быть ощущение зла. Но ведь ничего такого нет.

– Конечно, нет, – Люк поцеловал ее в макушку. – Мне бы хотелось, чтобы ты забыла эти глупости про дьявола. Дом фантастический, счастливый, полный добрых воспоминаний. – Он шутливо взъерошил ей волосы. – Дьяволу бы тут не понравилось!

Он уже спал, когда много времени спустя Джосс забралась в постель. Она долго лежала в ванне, стараясь изгнать из тела озноб, но вода для такой цели оказалась недостаточно горячей. Она поймала себя на том, что жмется спиной к теплой эмали, пытаясь впитать последние крохи тепла из быстро остывающей ванны. Когда же она, наконец, выбралась из ванны и обмоталась полотенцем, то сообразила, что нагревательная система, работающая от печки в кухне, давно отключилась на ночь, – этот процесс всегда сопровождался бульканьем и хрипами. До утра нечего надеяться на горячую воду и теплые батареи. Только утром с теми же хрипами и бульканьем система воспрянет к жизни. Дрожа от холода, Джосс заглянула к Тому. Он, теплый и розовый, надежно укрытый пуховым одеялом, крепко спал. Оставив дверь слегка приоткрытой, она пробралась в спальню, без всякого желания сняла халат и улеглась рядом с Люком.

За окном луна казалась серебряным диском на фоне неба в веснушках звезд. Мороз выбелил сад, и от этого там было светло почти как днем. Люк не полностью задернул шторы. Лунный свет проникал сквозь щель между ними и падал на одеяло.

Они все собрались там, в этой полутемной комнате: слуги, члены семьи, священник. Когда он ворвался в комнату, гремя шпорами, цепляющимися за расстеленную всюду, чтобы заглушить звуки солому, все повернули к нему белые лица.

– Кэтрин? – Хрипло дыша, он остановился в нескольких футах от кровати. Лицо ее было прекрасным и абсолютно спокойным. На нем не осталось ни следа перенесенной боли. Ее великолепные темные волосы рассыпались по подушке; темные, тяжелые ресницы выделялись на белых, как алебастр, щеках.

– КЭТРИН! – Он услышал собственный крик, и, наконец, кто-то пошевелился. Женщина, которая так часто проводила его в эту комнату и приносила ему вино, выступила вперед, держа в руках маленький сверток.

– У вас есть сын, милорд. По крайней мере, у вас остался сын!

Джосс беспокойно повернулась и прижалась к Люку. Лунный свет мешал ей. Он был беспощаден, жесток, усиливал холод в комнате. Дрожа, она поплотнее накрылась одеялом и зарылась головой в подушку рядом с головой мужа, ощущая исходящие от него тепло и надежность.

Он застыл от ужаса, не сводя глаз с женщины на кровати.

– Кэтрин.

На этот раз слово прозвучало как мольба. Он бросился на кровать, прижал ее к себе и зарыдал.

Вздохнув, Джосс наконец заснула. Ей снилось что-то неприятное и не запоминающееся. Она не слышала и не чувствовала, как через поток лунного света двинулась тень, четко обозначившись на одеяле. Она не ощутила, что в спальне стало еще холоднее. Не почувствовала, как ледяные пальцы коснулись ее волос.

– Кэтрин, Кэтрин, Кэтрин!

Имя заполнило все углы комнаты и затерялось в тени у крыши, за потолочными балками. Оно извивалось от боли.

Он поднял заплаканное лицо.

– Оставьте меня, – сказал он. – Оставьте меня с ней. – Он повернулся к служанке, и лицо его исказилось от гнева. – Унесите этого ребенка. Он убил ее. Он убил мою любовь, будь он проклят. Он убил самую прекрасную и добрую женщину на свете!

Проснулась Джосс с дикой головной болью и сразу же поняла, что ее сейчас стошнит. Не теряя времени на поиски халата, она выскочила из постели, бросилась в ванную комнату и упала на колени перед унитазом. Пока ее выворачивало наизнанку, Люк накрыл ей плечи халатом и ласково гладил по голове. Потом, он принес ей чашку чая.

13

Роберт Симмс служил пастором церкви в Белхеддоне в период с 1914 по 1926 год. Джосс стояла перед витражом в церкви, сделанном в его честь, и размышляла, насколько ему удавалось утешать Лидию в последние годы ее жизни. Окроплял ли он дом святой водой? Он ли хоронил ее сына? Судя по всему, в последний путь саму Лидию провожал он. Могила на кладбище у церкви заросла плющом и крапивой, но когда Джосс счистила мох с надгробия, ей удалось прочитать:

Самуэль Мэннерс, родился в 1882 г.,

умер в 1926 г.

и его жена

Лидия Сара Мэннерс, родилась в J902 г.,

умерла в 1925 г.

а также их дети

Самуэль, родился в 1920 г., умер в 1921 г.

Джон, родился в 1921 г., умер в 1925 г.

Роберт, родился в 1922 г., умер в 1936 г.

Что случалось с сыновьями в этом доме, почему они все так рано умирали? Медленно возвращаясь от церкви к калитке, Джосс остановилась на минутку у могилы своих братьев. Люк уже выполол крапиву, а она очистила от мха камень и посадила цветочные луковицы у его подножия. Джосс вздрогнула, в который раз припомнив слова Эдгара Гоуэра: «Не впутывайтесь в дела Данканов; с этим

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату