время ее отсутствия, в том числе и о деле актрисы. Мэтт передал его другому партнеру. Алекс на его месте сделала бы то же самое. Несмотря на то, что иногда она бралась за дела о клевете, этот иск был слишком скандальным. Женщина заявляла, что один из самых респектабельных местных журналов оклеветал ее. Учитывая влиятельность журнала, а также то, какими ограниченными правами пользовались знаменитости, когда речь шла о средствах массовой информации, доказать правоту актрисы было весьма трудно. Журналисты наверняка начнут во весь голос кричать о правах, оговоренных в Первой поправке. Алекс была почти счастлива, что не ей придется есть эту горячую картофелину. Кроме того, Мэтт сказал ей, что истица далеко не подарок.
— Бедный Харви, — сказала Алекс, имея в виду их партнера, взявшего дело.
— Да уж. Тебе повезло, что ты это пропустила. — Потом он рассказал ей о большом промышленном иске, который только что поступил, и о других мелочах, связанных с деятельностью адвокатской фирмы. Введя Алекс в курс дел до самых мельчайших подробностей, он осторожно спросил ее о том, как ее здоровье.
— Мне кажется, лучше, — так же осторожно ответила она, — потому что нельзя сказать, что мне было плохо. У меня была так называемая серая область, образование в груди, которое обнаружилось на маммограмме месяц назад, как раз тогда, когда я готовилась к делу Шульца. Я все же решила не отказываться от процесса, — о чем Мэтту было прекрасно известно, — а потом занялась своими делами. Но дела такого рода нельзя просто закрыть и отложить на полку.
Мэтт слушал, подняв бровь. Он всегда любил Алекс, и ему было неприятно услышать, что у нее такие проблемы со здоровьем. Перед своим исчезновением на две недели она сказала ему, что ей предстоит «несерьезная» операция. Теперь он понял, что она вовсе не была такой «несерьезной».
— А что сейчас? — обеспокоенно спросил он.
Алекс перевела дыхание. Она знала, что рано или поздно ей придется об этом сообщить, и сейчас, возможно, настало время сделать это. Мэтт был ее надежным другом и старым сотрудником.
— Мне сделали операцию, — с трудом выговорила она, заставив Мэтта ужаснуться. — Через две недели мне начнут делать химиотерапию. Я хочу продолжать работать в этот период, но не представляю себе, в каком состоянии я буду. После этого, по словам врачей, я должна чувствовать себя прекрасно. Мой хирург считает, что ему удалось уничтожить очаг, а химиотерапия нужна просто для подстраховки. Это будет продолжаться полгода, но я все равно не собираюсь оставлять работу.
Алекс предпочла бы обойтись без такого рода подстраховки, как химиотерапия, но при затронутых лимфоузлах и опухоли второй стадии у нее не было выбора, и она это понимала.
Мэтт просто остолбенел, слушая ее. Он не мог в это поверить. Красивая и молодая, Алекс прекрасно выглядела. Мэтт даже и не подозревал о том, насколько серьезно ее недомогание. Он надеялся, что это какая-то ерунда. Но операция? И химиотерапия? Переварить все это было трудно.
— Может быть, ты просто возьмешь отпуск на полгода? — заботливо спросил он, одновременно подумав о том, что они без нее не справятся.
— Даже и не предлагай, — резко ответила Алекс, боясь того, что он заставит ее сделать это. Ей не хотелось сидеть дома и бесконечно жалеть себя. В словах Сэма об этом была какая-то правда. Алекс рвалась работать, потому что работа, пусть даже и не такая напряженная, как обычно, позволит ей отвлечься. — Я хочу работать и буду — в том режиме, в каком смогу. Если мне будет совсем плохо, я тебе скажу. В моем кабинете, в конце концов, есть кушетка. Я могу в любой момент запереться и прилечь на полчаса. Кроме того, я могу отдыхать во время перерыва на ленч. Но дома я оставаться не хочу. Пойми меня, Мэтт, это меня убьет.
Мэтту не понравилось это последнее слово, и на него произвело большое впечатление то, что она решила продолжать работать.
— Ты уверена в этом?
— Да. Если после начала курса я почувствую, что мне трудно, я тебе сама скажу. Но сейчас я хочу быть в строю.
В конце концов, это всего лишь полгода. Некоторые женщины очень плохо себя чувствуют во время беременности.
К счастью, со мной этого в свое время не произошло. Но те, у кого бывает токсикоз, как правило, продолжают работать. Никто не гонит их домой. И я не хочу сидеть дома.
— Но это же разные вещи, и ты это прекрасно знаешь. Что говорит твой врач?
— Он считает, что я справлюсь.
Правда, Герман велел ей свести до минимума стресс и утомление. Он сказал, что ей не стоит проводить процессы во время химиотерапии, но выполнять всю остальную работу она сможет вполне.
— Я просто не буду участвовать непосредственно в процессах, Мэтт. У меня очень хороший помощник, а процессы могут вести другие партнеры. А я буду заниматься всем остальным — подготовкой, организацией, документами. Я могу инструктировать тех, кто будет выступать в зале суда, и готовить все ходатайства. Мне просто нужен человек, который будет вести сам процесс, чтобы вся ответственность не ложилась на мои плечи в последний момент. Иначе это будет несправедливо по отношению к клиентам.
— Я боюсь, что это будет несправедливо по отношению к тебе, — сказал Мэтт. Услышанное потрясло его до глубины души. Но он видел, что она настроена преодолеть все возникшие перед ней препятствия. — И все-таки, ты уверена в том, что действительно хочешь продолжать работать?
— На все сто, — улыбнулась Алекс.
Да, она была потрясающая женщина. Мэтт чувствовал к ней сильнейшее уважение. Выходя из ресторана, он обнял свою верную сотрудницу за плечи.
Все были с ней так добры, что глаза у Алекс постоянно были на мокром месте. Каждый хотел помочь ей, кроме Сэма, который просто не был на это способен. Алекс поражало, как странно складывается ее жизнь. Человек, в котором она больше всего нуждалась, никак не мог ее поддержать. Но зато вокруг нее были все остальные.
— Что я могу для тебя сделать? — спросил Мэтт, когда они вернулись в офис. Было холодно, и Алекс продрогла от осеннего ветра, несмотря на пальто и твидовый костюм.
— Ты уже мне очень помог. Я буду держать тебя в курсе своего самочувствия. И знаешь что, Мэтт, — она посмотрела на него умоляюще, — пожалуйста, не говори об этом тем, кому не надо этого знать. Я не хочу быть предметом любопытства или жалости. Если речь идет о человеке, который будет мне помогать в конкретном деле или работать на моем процессе, — это другой вопрос, но давай не будем трезвонить об этом направо и налево.
— Я понимаю. — Мэтт, очевидно, думал, что он не был особенно болтлив. Но в течение недели все сотрудники фирмы, казалось, узнали о ее проблеме. Эта новость распространилась среди секретарей, партнеров, помощников и даже некоторых клиентов, подобно лесному пожару. К удивлению Алекс, это ей очень помогало, хотя и немного смущало. Коллеги посылали ей записки, приветливо здоровались с ней, предлагали ей помощь во всяких мелочах. Сначала ее это чрезвычайно раздражало, но постепенно она поняла, что эти люди любят ее, хотят облегчить ее ношу и готовы ради этого на все. Уважение к ней сотрудников как к профессионалу теперь переросло в заботу о ней как о человеке.
В течение всей недели в ее кабинет постоянно приносили цветы, записки, письма и домашнюю выпечку — печенье, кексы и пахлаву.
— Лиз, я вас умоляю, — притворно сердилась Алекс на свою секретаршу, которая принесла немецкий шоколадный пирог. Алекс проводила брифинг с Броком Стивенсом. — Когда это все кончится, я буду весить двести фунтов.
Но все окружающие были удивительно милы с ней. Алекс не успевала писать записки со словами благодарности. Часть гостинцев она тайком отдавала Лиз и Броку, поскольку Сэм, Аннабел и Кармен были уже обеспечены сладостями.
— Хочешь есть? — спросила она Брока, когда они сделали перерыв на кофе. — У меня такое ощущение, что я содержу ресторан.
— Это же хорошо. Это значит, что все тебя любят. — Брок снова и снова слышал страшные новости. Отрезали грудь… операция… химиотерапия… Алекс Паркер… может быть, она умирает… Он знал теперь гораздо больше, чем она ему сказала.
Мэтт Биллингс так расстроился, когда услышал все эти новости, что сразу же после своего ленча с Алекс
