С будущей шахидкой почти круглосуточно общаются, вспоминая убитых (если они есть), накручивая жертву эмоционально; если убитых нет и ярко выраженных мотивов, соответственно, тоже — с жертвой говорят о священной борьбе, рае, покое, долге.
Женщинам очень много читают вслух Коран, ваххабитскую радикальную литературу, цитируя и повторяя избранные места.
Пять раз в день смертница молится — за этим всегда следят наставники, которые молятся вместе с ней, вдохновляя своим примером.
Кроме Корана, звучащего даже из магнитофона на арабском языке, будущие шахидки обязательно слушают самого известного в Чечне «вдохновителя и идеолога шахидизма» певца Тимура Муцараева.
Этот боевик из отряда Доку Умарова обладает весьма незаурядным, с жесткой хрипотцой, голосом и поет сильные эмоциональные вещи.
Все его песни — о рае, об ушедших навсегда друзьях, о том, что они не погибли, а только ушли в райские просторы. О райских птицах, о прекрасных гуриях, которые ждут праведников в раю. О том, как трудно и тяжело бороться. Как горько хоронить братьев и сестер. О том, что «орел войны кружится над нами». О боли, о долге, о памяти.
Я, человек безумно далекий от джихада и мусульманской веры, услышав эту песню в первый раз, замерла. Что-то всколыхнулось — там, внутри. Что-то зашевелилось. У меня не было убитых на войне братьев. Но у меня, как и у каждого из вас, была своя трагедия в этой жизни.
Похороны деда. Похороны друга.
Частицы света вводят в шевеленье, Лишь только тьма покажется им нудной, Внезапно раздается голос трудный: Всевышний воскрешает нас в день судный. Для дачи воздаяния ступеней, Где грешники получат муки ада, Низвергнутся в геенну с ними черти, Другие ощутят Эдема тверди. Лишь будут порываться к новой смерти Все, кто погибли на стезе джихада. С пророками в одном ряду шахиды, И им обещан горизонт покоя, Они же не хотят уйти из строя, Бойцов Аллаха призывая к бою, Своих друзей, и слышен ритм нашиды… Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространства И за пределами земли приобретают постоянство, Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы, И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица… Я не забуду никогда Тот смут и бесконечный хаос И вспоминаю, задыхаясь, Друзей, ушедших навсегда, Героев падших череда, Камней надгробных галерея, Но в памяти моей всегда Живут их лица не старея. Но… Кличет командира связь. В ответ — молчание эфира, Его судьба оборвалась, И он уже не в этом мире… Сквозь боль, обугливаясь враз, Он вскрикнул, заживо сгорая: «О, милосерднейший Аллах! Позволь мне наслаждаться раем!» Но… Кличет командира связь. В ответ — молчание эфира, Его судьба оборвалась, И он уже не в этом мире… Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространства И за пределами земли приобретают постоянство, Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы, И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица… Оставшись Господу верны, Пройдем мы жизни круговерти. А те, кто бросил вызов смерти, Уходят в лучшие миры… В сердца проник Сквозь артиллерии раскаты Клич, вдохновлявший наших братьев: «Аллах един, Аллах велик!» В глаза нацелена война, И гибло множество амиров, Но в памяти лишь имена, Что часто слышались в эфире: «Муджаит, Кибарт, Халифат, Барс, Янычар, Марат и Сокол», Их голоса уже молчат, Иссякли их земные сроки. Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространства И за пределами земли приобретают постоянство, Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы, И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица… И павших братьев хороня, Мы не забудем эти лица, И вновь суровые гробницы Растут из пепла и огня. Печаль на бесконечье лет: Один дотла сгорел в мечети, Второй в сраженьи пал, а третий Погиб, нарвавшись на снаряд. С душ соскоблив земную грязь, Ушли два брата, И никогда уже на связь Асхаб не вызовет Заката, Не шутит больше и Афган, И Ягуар не в мире этом, С улыбкою ушел Аслан, Навечно озаренный светом. 
