На этот раз он проснулся от звука собственных рыданий, и лицо его было мокро от слез. После этого Роберт уже не решился заснуть снова и лежал неподвижно, думая и о Гвен, и об Энн, и о дочери и сыновьях.
За окнами уже брезжил рассвет, когда кто-то тихонько постучал в дверь, и Роберт вздрогнул от неожиданности. Откинув одеяло, он встал с кровати и пошел открывать. На пороге стояла Гвен. Судя по царившей в доме тишине, все в доме крепко спали.
— Доброе утро, — негромко сказала Гвен. — Я… как тебе спалось? Я почему-то очень за тебя беспокоилась.
В халатике, накинутом поверх ночной рубашки, и босиком она выглядела прелестно и в то же время — по-домашнему уютно.
— Мне снился странный сон, будто вы с Энн гуляете в саду… — начал он, еще не зная толком, стоит ли посвящать Гвен в свои проблемы.
Услышав эти слова, Гвен вздрогнула.
— Странно, то же самое снилось и мне, — сказала она и добавила: — Знаешь, прошлой ночью я долго не могла заснуть, потому что думала о тебе…
Подняв глаза, она посмотрела на него. Волосы у Роберта перепутались, глаза припухли и покраснели, словно от слез, но он все равно казался ей красивым и очень сильным.
— И я тоже думал о тебе, — признался он.. — Может быть… может быть, нам стоило бы… — Он не договорил. «Может быть, нам стоило быть вместе», — хотел сказать Роберт, но не посмел, боясь нарушить установившуюся между ними атмосферу полного взаимного доверия. В то же время он не мог отрицать, что ему очень хотелось бы быть с Гвен, быть всегда, чтобы слушать ее, чувствовать тепло ее тела, видеть, как она улыбается…
— Вот что, — сказал он решительно, — сейчас я приму душ, а потом мы вместе пойдем на кухню и позавтракаем. Договорились?
Через десять минут Роберт появился в кухне. Он был гладко выбрит и одет в белые шорты и полосатую тенниску. Гвен уже ждала его. На ней были кремовые шорты и светлый трикотажный топик. Выглядела она очень молодо и свежо, и Роберт как раз собирался сказать ей об этом, но ему помешала Агата, вошедшая в кухню следом за Гвен. Сегодня она надела розовый кружевной лифчик, украшенный искусственными «анютиными глазками», и очень короткие шортики с карманчиками на заду. Один из карманчиков оттопыривался, но, что в нем лежит, угадать было невозможно, хотя Эрик, вошедший в кухню минуты через две, предположил, что там, наверное, спрятан рулон туалетной бумаги. Глядя на Агату трудно было удержаться от смеха, и все трое так и покатились. Она развлекала их получше всякого телевизора. По вечерам они иногда принимались строить предположения, что Агата наденет завтра, и она еще ни разу их не разочаровала. Иногда она выглядела, как один из ее пуделей, еще раз подтверждая известное изречение о том, что со временем хозяева непременно становятся похожи на своих собак и наоборот, а иногда — как новогодняя елка. Только леопардовое бикини, похоже, ей разонравились — в последнее время она их почему-то не надевала.
Вскоре пришли Паскаль с Дианой и Джон, и вся компания села за стол, чтобы позавтракать омлетом с сыром, который приготовила для всех Гвен. И тут вдруг зазвонил телефон, который молчал так долго, что все они успели позабыть о его существовании. Аппарат стоял рядом с Паскаль, и она автоматически взяла трубку, полагая, что сумеет лучше всех объясниться с франкоязычным абонентом. Но звонок оказался международным. Телефонистка на чистом английском языке попросила позвать к телефону Эрика Моррисона и добавила, что вызов — личный.
Нахмурившись, Эрик вышел в соседнюю комнату, где стоял второй аппарат, а Роберт вдруг перехватил напряженный взгляд Дианы, которая пристально смотрела вслед мужу.
Минут через десять Эрик вернулся, невозмутимый и улыбчивый.
— Один из моих партнеров, — спокойно объяснил он, ни к кому конкретно не обращаясь, и Диана сразу опустила голову, безжалостно кромсая вилкой ни в чем не повинный омлет. За тридцать с лишним лет их совместной жизни деловые партнеры мужа никогда не звонили ему во время отпуска. У Дианы не было сомнений в том, кто звонил ее мужу.
— Это была твоя «кукла Барби»? — спросила она Эрика сразу же после завтрака. Его любовницу звали Барбарой, но Диана всегда называла ее только «куклой Барби», а в минуты особого раздражения — шлюхой.
Немного поколебавшись, Эрик кивнул. Ему не хотелось лгать Диане, к тому же это было бесполезно. Она все знала.
— Зачем она звонила?
А ты как думаешь? Ей тоже сейчас нелегко, — ответил Эрик и передернул плечами. Он и Диана стояли в гостиной и говорили вполголоса, чтобы остальные не слышали, однако в голосах их чувствовалось огромное напряжение.
— Если я разведусь с тобой, ты… ты на ней женишься? — На данный момент этот вопрос беспокоил Диану больше всего. Ей очень хотелось знать, действительно ли между ним и Барбарой все кончено или они просто взяли небольшой тайм-аут в ожидании полного краха их брака.
— Разумеется, нет, Диана, — поморщился Эрик. — Во-первых, я на тридцать лет старше ее, но это не главное. Я понял, что люблю только тебя. Ведь я уже признал, что совершил ужасную ошибку. Я сделал страшную глупость и теперь раскаиваюсь в этом, так за что же ты наказываешь меня снова и снова? Давай забудем прошлое и будем жить, как жили…
— …Как будто ничего не случилось? — Диана прищурилась. — Тебе легко говорить! А ты подумал о том, что я пережила?
Ей действительно никак не удавалось забыть об измене Эрика. Он причинил ей страшную боль. Диана чувствовала себя отвергнутой и преданной, к тому же она больше не могла ему доверять, и то обстоятельство, что по возрасту «Кукла Барби» годилась ей в дочери, нисколько ее не успокаивало. Скорее наоборот… Впервые за все годы, что они с Эриком были женаты, Диана почувствовала, что он пренебрег ею. С тех пор как они приехали в Сен-Тропе, Эрик несколько раз пытался заняться с ней любовью, но Диана каждый раз ему отказывала. Она просто не могла себя заставить, да и не хотела. Его прикосновения были ей противны, и Диана боялась, что уже никогда не сможет себя переломить.
Эрик пожал плечами:
— Просто не знаю, что еще сказать, как убедить тебя, что я… Наверное, нам обоим необходимо больше времени, чтобы эта история забылась и ты снова смогла бы мне доверять.
Пока же — он знал — ему нужно быть очень терпеливым, но это было нелегко. И не только для него, но и для Барбары, которая умоляла его вернуться к ней. Она обманом выведала у его секретарши номер телефона виллы и позвонила, но Эрик мог сказать ей только то, что уже говорил: что продолжать отношения невозможно и они должны расстаться. Когда он попросил ее больше не звонить, Барбара рыдала навзрыд, и Эрик почувствовал себя палачом и садистом. Однако поделиться своими переживаниями с Дианой он не решился — вряд ли в данном случае он мог рассчитывать на сочувствие с ее стороны. Теперь его ненавидели уже обе женщины, но Эрик понимал, что в сложившейся ситуации виноват только он один.
Диана хотела добавить что-то еще, но в этот момент в гостиную вошла Гвен. Она выглядела счастливой и довольной, но стоило ей увидеть мрачные лица Дианы и Эрика, как ее улыбка исчезла — Гвен была явно смущена. Только слепой мог не заметить, что между ними происходит что-то ужасное, и Гвен поняла, что помешала. Меньше всего ей хотелось вмешиваться в чужие дела, однако она уже догадалась, что за те несколько дней, что она прожила в Сен-Тропе, Эрик и Диана ни на шаг не приблизились к примирению. Даже вчерашняя поездка на яхте, которая так всем понравилась, ничего между ними не изменила. Никакие яхты в мире, никакие самые роскошные ужины в обществе знаменитостей не могли заставить Диану забыть о том, что Эрик ее предал. Порой ей казалось — она не сможет забыть об этом никогда; именно поэтому в день своего приезда на виллу она сказала Паскаль, что хочет развестись. Вынуждена развестись, ибо жить с Эриком, помня о его измене, было выше ее сил. Правда, горячие уговоры Паскаль возымели некоторое действие, но сегодняшний звонок Барбары вернул Диану в ужасное состояние.
— Простите, я не хотела мешать, — торопливо извинилась Гвен и, пройдя через гостиную, поспешно скрылась в коридоре. Эрик и Диана снова остались наедине, но ненадолго. Буквально через несколько
