следователь свяжет эти два сюжета воедино. А Сережа Прядко не начинающий. Если его ткнут носом и скажут «Пошел!», он пройдет весь путь до конца. Поэтому я должен знать, куда оказался втянут волею пославшего меня в Киев Бегемота. А может, и не только его волею?
Разумовская слушала меня, уставившись в чашку, напряженно и не перебивая.
- Во-вторых, я не лезу туда, меня туда просто пихают. Я только и слышу со всех сторон - ты же занимаешься этим, ты же там раскручиваешь!.. Мне чего-то рассказывают, чего-то объясняют, вот я и пытаюсь сложить все воедино. Осколки в картинку. Считай, что это профессиональное любопытство. И в- третьих…
Тут я сделал паузу, рассчитывая, что она посмотрит на меня. Но она по-прежнему сидела, уставившись в чашку.
- У меня странное чувство, что ты каким-то образом ко всему этому причастна. И меня бесит, что ты высокомерно молчишь и помыкаешь мною, как ребенком. Туда не лезь, там горячо! Туда не суйся, там холодно! Я уже вырос из этого возраста. Я могу сам решить - нужно мне куда-то лезть или не нужно. А если ты оказалась в чем-то замешана, я должен знать, в чем именно…
- А зачем, мальчуган? - вдруг весело спросила она, оторвавшись от изучения содержимого своей чашки.
- Затем, чтобы спасти тебя, - серьезно сказал я. - Прийти на помощь.
Она посмотрела на меня и улыбнулась.
- Спасибо, мальчуган!
- Что ты смеешься? - взвился я. - Ты уже не веришь, что можно переживать за человека просто потому, что он тебе дорог!
- Да нет, я тебе искренне благодарна, - чуть ли не застенчиво ответила Разумовская. - Но… Полагаю, ты не думаешь, что я как-то причастна к смерти твоего друга.
- Я очень надеюсь.
- Мальчуган, я просто кое-что знаю об этой истории.
- Прямо как в кино - знаю, но не могу тебе рассказать. Для твоей же безопасности, - пробурчал я.
- Да нет, - засмеялась она. - Все не так трагично. Я не хотела тебе говорить какие-то вещи, потому что… Ты бы опять расстроился.
- Опять?
- Ну, ты же всегда расстраиваешься, когда выясняется, что наше дорогое отечество опять… - Она на секунду задумалась, подбирая нужное слово, и весело закончила: - В дерьме… Ты же очень переживаешь.
Переход от любви к проблемам отечества у нее получился довольно резкий. Но только переход, а не суть. Я от Разумовской про это самое отечество чего только не слышал. Поэтому я знал, что ей в таких случаях отвечать.
- Я просто в таких случаях не пляшу от радости. В отличие от некоторых. Итак, я слушаю.
Разумовская чуть помедлила, устроилась поудобнее. И приступила к занятиям.
- Ты знаешь, чем мы занимались в последнее время…
- Но ты же сама сказала мне в Киеве, что все уже сделано и теперь тебя не волнует, что будет на Украине дальше! Выходит, ты и в Москве работаешь по этим делам?
- Мальчуган, разве я похожа на русского мужика, который запивает на радостях, получив первый аванс? Мы всегда доводим дело до конца. Это наш принцип.
- Чего ж вам теперь еще не хватает?
- Помнишь, я тебе говорила, что в Киеве будет создан новый центр силы в противовес Москве? Но ничего же не складывается само собой. Это только у нас в сказках Емеля сидит на печи и раздает указания, а какая-то щука с золотой рыбкой, высунув языки, их выполняют. Новый центр - идея, которую нужно наполнить реальным, материальным содержанием. Там будут открыты филиалы нескольких центров и фондов, занимающихся продвижением демократических идей. Там будут постоянно действовать представители оппозиции из стран с тоталитарными режимами. Туда переедут известные российские журналисты, которым не дают работать здесь. Там откроются новые газеты, которые превзойдут российские по уровню свободы слова. Там произойдет решительное отделение украинской православной церкви от московского патриархата - с признанием, что четыреста лет назад объединение было незаконным. И Киев первым начнет всячески сотрудничать с католическим и протестантским миром.
- Но при чем тут «Крокет», о котором написал Веригин?
- Новую Украину надо подкрепить еще и экономически. Поэтому уже проведена определенная работа с российскими предпринимателями, в ходе которой им разъяснили, что вложения в украинскую экономику - вещь чрезвычайно выгодная и в глазах цивилизованного мира прогрессивная. Что такие вложения создают определенную репутацию, которая им позволит подправить свой имидж на Западе, в чем они очень сильно заинтересованы… «Крокет» и Бучма попали в зону наших интересов давно. И та сделка с сирийцами, вокруг которой возник шум полгода назад, лишь один из шагов к переносу производства, которым так гордится «Крокет», на Украину…
- Погоди, то есть вы уже полгода назад занимались этим делом?
- Полгода! - фыркнула Анетта. - Обижаешь, начальник!
- А если бы с «помаранчевой» революцией ничего не вышло?
- Никаких «если», мальчуган. Как говорили большевики, мы не ждем милостей от природы, взять их - наша задача. Неудача исключалась, неужели ты этого не понимаешь?
Не могу сказать, что все это было для меня таким уж открытием. Что-то я, разумеется, видел и подозревал. Просто не мог представить себе, что занимаются этим не какие-то там центры и резиденты, а моя милая Анетта…
Разумовская встала, подошла ко мне, встала за спиной, положила руки на плечи и стала ласково, но сильно массировать плечи и шею. Насмотрелась, что ли, голливудских фильмов, где они ублажают друг друга таким манером?
Я поднял голову и потерся затылком о ее грудь. Она поцеловала меня в нос.
- Значит, цель операции - перенести производство на Украину?
- Операции! - возликовала Анетта. - Ты уж говори прямо - диверсии! Так вот цель операции, если хочешь знать, гораздо благороднее. Речь идет о спасении уникальных технологий, которым в России осталось существовать всего ничего. Ведь твой доблестный друг не написал в своем материале главного, что технологии эти погибнут, потому что прежнее правительство не выделяло никаких средств на их поддержку и развитие, а настоящее только входит в тему. Что все в «Крокете» рушится. Потому что молодые сотрудники разбегаются, а старые кадры советских интеллигентов доживают последние денечки. Вот почему господин Бучма для того, чтобы жить, давно уже занимается лишь сдачей помещений в аренду. Так что еще немного, и эти технологии, нужные всему миру, просто погибнут… А мы их - спасем.
Она ходила за моей спиной, а я смотрел в окно, в котором она отражалась. Спорить с ней я не стал. О чем тут спорить? Многое из того, о чем говорила Анетта, я и сам давно знал, разве что сейчас прояснилась вся картина в целом.
- А что же вдруг случилось? - спросил я. - Если все так благородно и договорено, чего они вдруг так переполошились после статьи Веригина? Чего заскакали, как черти?
- Ты знаешь, для меня самой это загадка, - честно сказала Анетта. - Я пыталась успокаивать Бучму, но он дергался, как наскипидаренный. Случилось что-то, из-за чего он просто впал в беспамятство. Единственное, что мне пришло в голову, - на самом верху дергаются после поражения на Украине и ищут теперь виноватых… Вечная российская забава - снявши голову по собственной дурости, выяснять, кто виноват и что делать.
- То есть задергались и покровители Бучмы?
- Может быть, - согласилась Анетта. - Но точно я не знаю.
Я думал, сказать ли Разумовской о том, что документы Веригину дала Кошкарева… Почему-то говорить об этом мне не очень хотелось. Но тут вдруг мне стало неудобно - она выложила мне все как на духу, а я веду себя с ней, как вражеский агент - выспрашиваю, вынюхиваю.
Когда она очередной раз проходила мимо, я поймал ее за талию и усадил к себе на колени.
- Слушай, а ты что, прямо сама всю операцию разрабатывала и осуществляла?
