собственной включенности в процесс. Так что…
— Хватит теоретизировать, — махнул рукой Шульгин. — Включай, что ли! Нам не привыкать…
— Секундочку, — остановил его порыв Левашов. — Товарищ Ленин учил, что главное — учет и контроль. Как и в каком направлении может деформироваться реальность, мы точно не узнаем, а вот что произойдет абсолютно со всей аппаратурой, способной генерировать или регистрировать поток хроноквантов, увидим.
На зеленоватом поле плазменного дисплея обозначились наложенные на карту мира линии вроде изобар или изотерм, густо-синего и ярко-красного цветов. Кое-где они прерывались мигающими или ровно светящимися коническими значками.
— Вот. Мигают — это включенные генераторы, которые держат открытыми межвременные проходы. Вот вокруг Москвы, вот в ней самой. О, и тут тоже, и тут… Гляди-ка, а прошлый раз мы их не видели. Война продолжается…
— Или неприятель задействовал запасные точки для бегства, — предположил Новиков.
— И так может быть. А вот эти метки — что-то другое. Возможно, нам даже и неизвестное, но гарантированно — связанное с хронополями. Раз кванты в этих устройствах застревают, поглощаются, научно выражаясь. Нейтрино, например, свободно пронзает всю толщу земного шарика, ни за один атом не зацепившись, а если бы зацепилось или тормознулось, было бы или не нейтрино, или не Земля. Доходчиво?
— Куда уж. Как в книжке серии «Эврика».[143]
— Так включаем? — снова спросил Маштаков, едва не приплясывающий от нетерпения. Совершенно как пацан, собравшийся в школе короткое замыкание устроить, но заметивший в конце коридора завуча.
Новиков молча махнул рукой.
А внутри все равно что-то на мгновение сжалось.
Маштаков включил.
С организмами присутствующих ровно ничего не произошло. Даже мгновенного потемнения в глазах, что случалось, когда открывалась через блок-универсал дверь столешниковской квартиры.
А вот на планшете Левашова все отметки разом исчезли. Осталась только карта.
— Все! Трандец котенку! — с неожиданным для его темперамента восторгом объявил Левашов. Не Маштаков, которому это было бы пристойнее. Очевидно, у Олега с создателями конкурирующих систем были свои счеты.
— Поздравляю, Вениаминыч! — кинулся он пожимать ему руки. — В пыль. В уголь. В двух мирах нет больше ни одной железки, причастной к хронотехнике. Только наши…
— Я, конечно, присоединяюсь к общенародному торжеству, — деликатно вмешался Шульгин, — а если попроще? На наглядных примерах? Вывод то есть попрошу изложить…
Это, само собой, тоже был с его стороны вариант позерства, но в какой угодно форме следовало же спросить о вещах практических, но не совсем понятных людям с тройкой по математике в школьном аттестате.
А главное, нервное перенапряжение подошло к «красной черте».
Новиков буквально сегодня утром припомнил очередную цитату: «Фронт рушился. Сорокин мотался по частям, питаясь только спиртом и кокаином…»
В чем заключалась еще одна аггрианская подлость — их гомеостат спасал от выстрела в живот, от холеры и сифилиса, от алкогольного отравления, но психо-неврологию не лечил. Не под силу.
— Какой тебе вывод? Все. Точка. На Земле сгорели все схемы, чувствительные к «хронополю Маштакова». Нет их больше. Металлолом остался. Кто пришел в «ноль пятую» — не уйдет. Кто к нам просочился — там и останется. И «бокового времени» тоже нет. Все — как до исторического материализма.
— А твоя техника? — осторожно спросил Новиков. Он-то понимал, что не веселился бы так Олег, если б что, но уточнить требуется…
— Моя, брат, на других волнах работает. Чем радиоволна от морской отличается, знаешь?
Новиков подумал. Можно и не отвечать, но отчего и не позабавиться? Вы, мол, умные, так и мы ничего…
— Если не подъ… технический, так исключительно носителем. Там вода, там мировой эфир.
— Глянь, соображаешь…
Странно вел себя Левашов. Будто его все же контузило ударной хроноволной.
Андрей посмотрел на Шульгина. Специалист, как ни крути.
Тот слушал их диалог с пристальным вниманием. Поймал взгляд Новикова, слегка кивнул.
Ясно.
— Значит, твоя уцелела, вражеская уничтожена. Что и требовалось доказать. То есть, если я верно продолжаю мыслить, любое проведенное нами здесь время по-прежнему не отразится на времени в «пятом», и мы, хорошенько отдохнув, вернемся куда следует. Да?
— А как же? — ответил Левашов.
— Вследствие всего вышеперечисленного немедленно предлагаю на этом трудовую деятельность прекратить. Любезнейший Павел Васильевич не только распорядился подготовить нам ужин, но и… — Андрей, через силу продолжая держать марку, сделал паузу. — Но и, облегчая душевные, совершенно буридановы терзания Виктора Вениаминовича, да и себя избавляя от лишних хлопот, пригласил сюда всех изображенных в альбоме девушек сразу. В целях, как выражаются наши потомки, —
Левашов, возможно, что-нибудь и возразил бы, но остальные приняли предложение с энтузиазмом. Ну а что? Самому старшему, Удолину, было всего пятьдесят пять. Когда и не посмотреть на девочек, особенно из-за хорошо накрытого столика. Маштаков будет выбирать, а мы хоть посочувствуем, советом поможем…
С Олегом Сашка поступил еще проще. В полном соответствии с известной историей о том, как мичман Лука Пустошкин в Сингапуре, вообразив себя обезьяной, голый по баобабу лазил. Кривлялся и вообще шокировал отдыхавшую под сенью гигантского дерева публику. (Это еще в 1904 году было.)
Никто не знал, как его оттуда снять, пока умный лейтенант с «Громобоя» не догадался показать ему банан и рюмку водки.
«Жако, Жако, пс-ст!»
И тут же мичман спрыгнул на землю.
Так и Шульгин, многозначительно подмигивая Левашову, за спиной Новикова сделал жест, посылающий его подальше, а из внутреннего кармана подвытянул плоскую фляжку. И указал движением головы в сторону балкона.
«Пойдем, типа, вдвоем на ветерке оттянемся. А остальное — трын-трава…»
Глава 24
Отдохнули. Хорошо отдохнули. Спали сколько влезет после приятно проведенного вечера. Сашка, Олег и я, имеется в виду. Остальным такая долгая релаксация не требовалась. Маштаков, наверное, тоже утомился, но по другому поводу: из живых, танцующих, поющих и изображающих акробатические номера девушек, числом четыре десятка, выбрать ту единственную, что согреет тебе постель, намного труднее, чем с глянцевых картинок фотоальбома.
Но разобрался как-то, надеюсь. Я, впрочем, этого не дождался, ушел в свою комнату раньше. А Сашка с Олегом остались. Ну и слава богу. Если одна из красоток, меж которых были и «вампы», и миленькие «Гретхен», и копии признанных и непризнанных «звезд» в стилистике шестидесятых и семидесятых годов, хоть одна привлекла практическое внимание Левашова — вот и отлично. Надо, давно надо ему «оскоромиться», чтоб Лариса камнем на душе не висела.
