и целовали ее. Алекс с радостью уделила время разговору с отцом. Он посидел с ней, пока она кормила малышку. Это напомнило ему о многих случаях, когда он не удосуживался приехать домой на Рождество из какого-нибудь отдаленного уголка мира. Он попросил прощения у дочери, и она сказала, что все поняла. Им было очень важно, что он прилетел из Кейптауна для того лишь, чтобы повидаться с ней. Яхту он оставил в Кейптауне и возвращался туда в рождественское утро.
Куинн провел с родными целую неделю, и когда все возвратились после мессы, ему вдруг очень захотелось рассказать Алекс о Мэгги, но он решил этого не делать. Куинн по-прежнему считал, что поступил правильно, но очень удивлялся тому, что так сильно скучал по ней после расставания. Их взаимная привязанность была крепче, чем он себе представлял, и ему было бы интересно узнать, что по этому поводу сказала бы Алекс. Однако признаться ей он не осмелился. Наверняка дочь сочла бы это предательством по отношению к матери.
Он по-прежнему любил Джейн и думал о ней, но когда сидел на палубе ночью и смотрел на океан, ему вспоминалась Мэгги. Джейн казалась скорее частью далекого прошлого, тогда как Мэгги была неотъемлемой частью настоящего. Но не будущего. Того будущего, которое предстояло провести на борту «Ночного полета» в размышлениях о своих взлетах и падениях и о людях, которых он любил и которых с ним больше не было.
Он был благодарен судьбе за то, что Алекс не была больше частью его прошлого, а вошла в его настоящее. Он расцеловал их всех, уезжая ранним рождественским утром, и оставил подарки для каждого. Куинн провел с родными целую неделю, но не хотел быть помехой. Им следовало провести Рождество вместе, к тому же теперь он с трудом переносил праздники. По правде говоря, он никогда их особенно не любил.
Куинн улетел в Кейптаун и поздней ночью с большим облегчением вновь поднялся на борт яхты. Яхта «Ночной полет» была теперь его домом.
Они простояли в порту еще три дня, запасаясь продовольствием, и Куинн вместе с капитаном часами сидели над морской картой, намечая маршрут. Они собирались обогнуть мыс Доброй Надежды и идти дальше вдоль восточного побережья Африки. На маршруте были участки, проходить которые на яхте таких габаритов, как «Ночной полет», было бы неразумно. Он не хотел оказаться в районах боевых действий и подвергать членов экипажа ненужной опасности. Когда они покинули порт, Куинн был счастлив, что они снова в море и направляются в новые места.
Погода стала портиться сразу после праздников, и во вторую неделю января начались дожди. В течение трех дней лил дождь и бушевало море. Куинн не мог не вспомнить бурю, обрушившуюся на Сан- Франциско год назад. После той бури в первый день Нового года он впервые увидел Мэгги, насквозь промокшую под проливным дождем. Вспомнив об этом, он почувствовал искушение позвонить ей, но удержался. Слышать голоса друг друга было бы больно обоим. Куинн был твердо намерен дать ей возможность идти своей дорогой. Он хотел для нее лучшей жизни, чем та, которую он мог дать.
После недели дождей они изменили курс, но к концу второй недели вся команда, в том числе и Куинн, была сыта дождями по горло. Снова взялись за морские карты и начали прокладывать новый маршрут, надеясь попасть в места с более хорошей погодой, но вместо этого угодили в настоящий шторм. Море разбушевалось так, что «Ночной полет» швыряло как щепку. Все, кроме Куинна и капитана, страдали морской болезнью. Ночью, когда Куинн был в постели, послышался грохот.
Какой-то предмет мебели сорвался с места и упал. Куинн взглянул на измерительные приборы, находившиеся рядом с постелью, и увидел, что сила ветра достигла штормовой. Одевшись, он поднялся на капитанский мостик, чтобы поговорить с капитаном. Похоже, новый маршрут привел их в эпицентр шторма. Куинн был поражен высотой волн, обрушивающихся на палубу, когда он, первый помощник, инженер и капитан собрались в рулевой рубке. Они просматривали метеосводки и наблюдали за радаром. Волны перекатывались через палубу и ударялись о рулевую рубку. Каждый раз, когда нос яхты опускался вниз, а потом появлялся снова, становилось страшно, что сломаются мачты, хотя Куинн был уверен, что этого не случится.
— Мы как будто отплясываем рок-н-ролл, — бодро произнес Куинн, но поразился, заметив тревогу на лице капитана. — Как у нас дела? — спросил Куинн, не ожидавший никаких проблем.
«Ночной полет» был надежной яхтой, способной выдержать практически любые погодные условия, и разбушевавшееся море никогда его не пугало. Надо было просто пережить это. К тому же Куинн не страдал морской болезнью.
— Впереди по курсу находятся опасные рифы, — сообщил капитан, тщательно проверив показания локатора и гидролокатора. — Там сейчас терпит бедствие танкер. Некоторое время назад корабли ВМФ вышли на помощь, но, судя по всему, дело может плохо кончиться раньше, чем придет помощь.
— Похоже, это тропический циклон, — сказал Куинн, как будто их это непосредственно не касалось. Однако мгновение спустя он повернулся к капитану: — Надо, чтобы все надели спасательные жилеты. А спасательное ограждение еще не подняли?
— Подняли час назад, — ответил капитан.
Спасательные жилеты были снабжены лампами и присоединены к спасательному ограждению на случай, если кого-нибудь смоет за борт, но Куинн понимал, что при такой высокой волне в случае падения за борт было бы практически невозможно спастись.
— Скажите, чтобы они были осторожнее, — сказал Куинн первому помощнику и поспешил на палубу посмотреть, как там члены экипажа. На всех, включая Куинна, была штормовая экипировка желтого цвета, и капитан строго приказал ему тоже надеть спасательный жилет, прежде чем выходить из рулевой рубки. — Слушаюсь, сэр, — улыбнулся ему Куинн, радуясь тому, что Шон проявляет осторожность.
Надев спасательный жилет, Куинн вышел из рубки и присоединился к остальным членам экипажа. К этому времени яхта содрогалась с такой силой, что Куинн опасался худшего. В тот момент они были бессильны что-либо сделать. Оставалось лишь надеяться, что их пронесет сквозь полосу шторма. Но все были встревожены, и Куинну при взгляде на волны впервые стало не по себе. Такого бурного моря он еще никогда не видел. Волны, достигавшие высоты небоскребов, возвышались над ними на семьдесят футов и более. Такое было бы тяжелым испытанием для любого судна, не только для «Ночного полета». Когда он стоял, глядя в темноту, в нескольких футах от него послышался крик. Один из молодых членов экипажа чуть не упал за борт, но двое других успели схватить его. Все трое цеплялись за спасательное ограждение и выглядели так, как будто их вот-вот смоет в гигантское углубление, образовавшееся в подошве волны. Прошла целая вечность, прежде чем они вновь поднялись, и громадная волна обрушилась на них.
— Пусть все укроются в помещении! — крикнул Куинн, жестикулируя, так как опасался, что из-за ветра его не услышат.
Палуба наклонилась почти под прямым утлом, и люди стали медленно сползать назад. Наконец весь насквозь промокший экипаж дополз до рулевой рубки. Впервые в своей жизни Куинн испытал тревогу, находясь на яхте, но ведь такие штормы ему приходилось видеть только в кинофильмах. Они привязали все, что смогли, но вещи в разных местах яхты ломались и разбивались. Его сейчас не беспокоил ущерб. Главное — выжить. Большинство людей испытывали страх.
— Ну что ж, об этом шторме будет что рассказать, — сказал Куинн, пытаясь разрядить обстановку, а яхта стонала и содрогалась, падая в углубление подошвы очередной волны. Куинну не хотелось, чтобы они заметили, что даже он напуган. Куинн горько сожалел о том, что они пошли этим курсом. Он изменил курс не наобум, а на основе расчетов, но, очевидно, сделал неправильный выбор. И теперь всем оставалось лишь пережидать шторм и молиться о том, чтобы не погибнуть.
Рассвет снова был хмурым и серым, и волны казались еще выше, а ветер сильнее. К тому времени к ним в рулевую рубку пришли обе стюардессы, и капитан неохотно приказал всем надеть спасательные жилеты. Все говорило о том, что обойтись без них, видимо, не удастся.
Они связались по радио с ближайшим судном, и им сказали, что танкер утонул и что никто даже не успел воспользоваться спасательными лодками. Да и смысла в этом все равно не было. В таких обстоятельствах никто не смог бы выжить. В девять утра на частоте чрезвычайных ситуаций был получен еще один сигнал бедствия. Затонула флотилия рыболовных судов. Куинн с капитаном понимающе переглянулись, а кто-то из членов экипажа в рулевой рубке начал молиться вслух. Куинн подозревал, что молча молились все. Он бы с удовольствием предложил им чего-нибудь выпить, чтобы подкрепиться и поднять настроение, поскольку они не спали всю ночь, но всем было необходимо сохранять
