здравомыслие.
Куинн вглядывался сквозь потоки дождевой воды в волны и мог бы поклясться, что увидел женское лицо. Это было лицо Мэгги. При воспоминании о ней и о времени, проведенном с ней вместе, его охватило непреодолимое желание позвонить. Он пообещал себе, что позвонит, если они останутся, живы, хотя надежды на это оставалось все меньше и меньше. Запас прочности «Ночного полета» был на пределе, а волны, казалось, становились все больше. В рубке стояла оглушительная тишина, нарушаемая лишь грохотом падающей мебели внизу и треском чего-то ломающегося на камбузе.
— Ну что ж, парни, — спокойно сказал Куинн, — на сей раз мы, кажется, влипли. Но мне хотелось бы сберечь судно. Я ухлопал на него уйму денег.
Инженер невесело усмехнулся, а минуту спустя начали говорить остальные члены экипажа. Они начали вспоминать о других штормах, в которых довелось побывать, и Куинн делал все, что мог, чтобы поддержать разговор, хотя их вид, одетых в желтые спасательные жилеты, отнюдь не вселял бодрости. Некоторые закурили, но несколько человек все еще молчали. Куинн был уверен, что они молятся. А он ни на секунду не переставал думать о Мэгги. Подобную смерть легкой не назовешь, но ведь именно этого он, кажется, и хотел — закончить свой жизненный путь в море. Просто это наступило раньше, чем он предполагал. Куинн был рад, что Мэгги с ним не было. Уж меньше всего на свете он хотел бы, чтобы она погибла.
Обе стюардессы плакали. Когда яхту в очередной раз потащило в пучину, двое моряков запели. К ним мало-помалу присоединились остальные. Если уж им было суждено погибнуть, то они хотели сделать это достойно, как подобает людям мужественным. А шторм не прекращался. Казалось, прошла целая вечность, но к полудню они, похоже, стали медленно перемещаться в более спокойные воды. Море продолжало бушевать, но волны уже не казались такими зловещими, как прежде, а яхта перестала угрожающе содрогаться. К ночи ливень и ветер стали понемногу стихать. Внутри яхты было многое разрушено, но к полуночи все удалось привести в более или менее рабочее состояние. Яхту по-прежнему бросало на волнах, но и Куинн, и капитан пришли к выводу, что серьезная опасность миновала, а к утру оба были уверены в том, что выбрались из этой переделки. На следующий день около полудня они, включив двигатели, с ликующими возгласами и слезами на глазах вошли в порт Дурбан.
— Будет что вспомнить, — спокойно сказал Куинну капитан, и тот мрачно кивнул, соглашаясь с ним. Почти два дня он, как и все остальные, размышлял над тем, что сделал со своей жизнью. Предыдущей ночью погибло более пятидесяти человек, и Куинн был благодарен судьбе, что они не оказались в числе погибших. Этот шторм всем запомнится на всю жизнь. И когда они медленно входили в порт и ставили яхту в док, Куинн повернулся к капитану и поблагодарил его. Они уже решили отправить «Ночной полет» в Голландию на ремонт. Однако важнее всего было то, что все члены экипажа остались живы. Яхта выстояла, и это было настоящее чудо. В какой-то момент и Куинн, и капитан уже не сомневались, что яхта пойдет ко дну. То, что этого не произошло, тоже было настоящим чудом. Впервые в жизни Куинн понял, что спасти их смогло только чудо.
Глава 17
Мэгги проснулась под звуки проливного дождя, хлещущего в оконные стекла. Она пролежала без сна почти всю ночь, думая о делах, которые предстояло сделать днем, о тетрадях, которые нужно было проверить к следующему утру. Она снова начала получать удовольствие от работы. А два дня назад, работая ночью на «горячей линии», ей удалось спасти жизнь четырнадцатилетней девочки. Жизнь Мэгги снова становилась осмысленной, хотя нельзя было сказать, что она ею наслаждалась. Однако мыслила она здраво, и уже не было на сердце той невыносимой тяжести. Тяжесть возникала, только когда она думала о Куинне. Но она знала, что со временем и это переживет. Сердечные раны в конце концов затягиваются. С ней такое уже было после смерти Эндрю. Шрамы и воспоминания останутся, но со временем человек привыкает жить с этим и даже действовать, несмотря ни на что. Мэгги не могла позволить, чтобы потеря Куинна искалечила ее жизнь. У нее не оставалось иного выбора, кроме как пережить это. Если же она не сумеет этого, то значит все, о чем она толковала подросткам на «горячей линии», — ложь. Чтобы убедить их в том, что жить стоит, она должна была найти веские доводы в пользу жизни. Она не могла позволить себе бесконечно оплакивать Куинна.
Мэгги встала, приняла душ и оделась для школы. Выпила чашку кофе, съела кусочек тоста и половинку грейпфрута. Надев плащ, вышла под дождь и побежала к машине. Ее длинная коса моталась из стороны в сторону, дождь хлестал в лицо. И тут к ней бросился какой-то мужчина. Спасаясь от дождя и ветра, она бежала с опущенной головой и отскочила в сторону, когда он протянул к ней руки. Только безумец мог выбрать это время суток и такую погоду, чтобы напасть на нее. Он обнял ее, хотя она попыталась вырваться, и просто стоял, не отпуская. Она ловила ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание и взглянуть на него. И тут увидела.
Волосы у него были коротко подстрижены, лицо похудело, и он точно так же насквозь промок. Но это был Куинн. Или кто-то очень похожий на него.
— Что ты здесь делаешь? — удивленно спросила она. Предполагалось, что Куинн сейчас где-то в Африке, а он здесь, собственной персоной, стоит и обнимает ее.
— Яхта чуть было не пошла ко дну во время шторма у африканского побережья. Я только что отвел ее в Голландию на ремонт, — объяснил Куинн, с трудом переводя дыхание. Чуть отстранившись, она заглянула ему в глаза. Глаза у него были какие-то безумные и очень усталые, и она поняла, что он, должно быть, только что с самолета. Казалось, он не спал несколько суток. Впрочем, так оно и было. — Когда я думал, что мы идем ко дну, я увидел твое лицо и поклялся, что если мы выживем, я тебе позвоню.
Мэгги недоверчиво взглянула на него.
— Ты мне не позвонил, — сказала она, хотя это уже не имело никакого смысла.
Теперь ничего больше не имело значения. Она не понимала, почему он оказался здесь и что он говорил, как будто говорил на каком-то иностранном языке.
— Не позвонил, — согласился Куинн. В его взгляде было что-то такое, чего она не замечала раньше. Была какая-то сила и уверенность. Как будто он заново родился. В сущности, так оно и было. К тому же теперь он был свободен. — Я хотел увидеть тебя. С тобой все в порядке?
Мэгги кивнула. Она чуть не умерла, когда он оставил ее, но выжила, как он выжил во время шторма. Они стояли под дождем и смотрели друг на друга, пытаясь определить, осталось ли между ними то, что было прежде.
— Когда мы возвращались в Голландию, мне приснилась Джейн. Она сказала мне, что ей хорошо и что она любит меня. Она казалась такой умиротворенной. А под конец улыбнулась мне и ушла, — сказал он.
Мэгги выслушала его и кивнула. Они оба понимали, что это означало. Это означало, что она его, наконец, простила.
— Я опаздываю в школу, — не найдя ничего лучшего, сообщила Мэгги, но Куинн, кажется, ее не слышал.
— Ты поедешь со мной?
Он проехал шесть тысяч миль, чтобы задать ей этот вопрос. Более того, он вырвался из лап смерти и, пройдя через шторм, нашел то единственное, что ему было нужно. Он нашел прощение. Он знал, что если спасется, это будет означать, что он заслуживает ее. Именно поэтому он видел в ту ночь ее лицо — это было обещание. Он нашел то, что искал, и это было не только прощение, но и свобода. Он расплатился по счетам до последнего цента. И в последнем сновидении Джейн, наконец, отпустила его на свободу.
— Ты это серьезно? — недоверчиво спросила Мэгги.
— Я серьезен. А ты? Ты хочешь поехать со мной? — спросил он.
Она молчала, как ему показалось, целую вечность, потом, наконец, кивнула:
— Да. А ты все еще хочешь взять меня с собой? — прошептала она, и на этот раз он рассмеялся.
— Я, черт возьми, чуть не утонул вместе с яхтой, и только одному Богу известно, почему мы спаслись, особенно я. Я проделал весь этот путь от Африки до Голландии, потом в Нью-Йорк и сюда. Да, Мэгги, я хочу,
