— Ну, а чем сейчас занимается бывший Генеральный прокурор? Может, есть смысл с ним пообщаться? — поинтересовался Ледников.
— Крошахер ни с кем не встречается. Он дистанцировался от суеты мирской, построил себе домик в горах и пишет там картины, которые, кстати, на вернисажах имеют большой успех.
— А Глохер? — не унимался Ледников.
— У Глохера пока все нормально. Он богатый человек. Состоит в руководстве популистской партии. Сориентирован на американцев. Правда, с председателем Верховного суда не ладит и перспективы удержаться в своем кресле весьма смутные. Рано или поздно пресса и до него доберется, но пока от нее все по возможности скрывают. Общественность, журналисты стали об этом потихоньку забывать. Глядишь, скоро и вовсе забыли бы… Но тут возник сенатор Фрай, который стал требовать, чтобы стране рассказали правду. Больше того, объявил, что располагает некими сведениями, которые он может придать огласке и которые выставят швейцарское государство в весьма щекотливом виде. И главное, он требует, чтобы ему дали возможность ознакомиться с архивом и досье Винеров, которые были изъяты при аресте.
— А ему не дают?
— Разумеется. Во всех государствах ядер-ные дела всегда окутаны мраком, который намеренно усугубляют спецслужбы.
Уже на улице Немец озабоченно сказал:
— Как бы Александр Павлович не надулся. Он мужик хороший, но любит чувствовать себя главным. А ты…
— Что я? — не понял Ледников.
— Ты его, мой милый, просто допрашивал, не объясняя, что к чему. И это выглядело даже не слишком вежливо.
— Ну, извини.
— Но дело даже не в этом. Александр Павлович любит все знать. И особенно знать больше других. А ты держал его в неведении…
Ледников остановился.
— Ты ему доверяешь абсолютно?
Пару секунд подумав, Немец твердо сказал:
— Во всяком случае, пока у меня не было оснований в нем сомневаться. Кстати, ты его недооцениваешь. Из твоих вопросов он может сделать далеко идущие выводы. Он мужик хваткий. Ладно, а мне ты можешь объяснить, на кой тебе сдались все эти прокуроры, министры, сенаторы и судьи?
— Как оказалось, сенатором и скандалом с Винерами интересовалась Разумовская, а Кро-шахер и Грохер от этого дела тоже не стояли в стороне. Обрати внимание и на то, что Председатель Верховного суда конфликтует с Гро-хером. И это тоже немаловажно. От его позиции в нашем деле может зависеть многое…
— Думаешь, это может быть как-то связано с аварией? Что-то сомнительно…
— Не знаю пока. Но мелочей в таких делах не бывает. Это азы следственной работы — выяснять, что творится вокруг, с кем человек встречался, кем интересовался… Кстати, есть еще один персонаж, которым надо заняться. Причем в первую очередь. Надо попытаться выяснить, кто такая некая госпожа Элис, которая была последней, с кем встречалась Разумовская перед аварией.
— И откуда дровишки? В смысле информация?
— От Евгении Всеволодовны Абрамовой.
— Ого! Звучит внушительно. Значит, Элис… И это все, что нам известно?
— Она сотрудница фонда, в котором работала Разумовская. К тому же, видимо, она американка.
— Это уже кое-что.
Глава 8
Latet anguis in herba
В траве скрывается змея
При инсценировке преступник мыслит рефлексивно — стремится оказать влияние на следователя, направить его по ложному пути.
Немцу понадобилось на все про все полчаса. Несколько звонков по мобильнику, которые он сделал за столиком первого попавшегося бара, и он бодро, по-солдатски доложил. Элис Грюнвальд — руководитель восточно-европейского департамента фонда. Назначена на эту должность совсем недавно. В настоящее время действительно пребывает в Берне. Телефоны такие-то.
— Ну, и что мы будем с этой дамой делать? — поинтересовался Немец. — Установим слежку?
— Ну, так уж сразу, — попридержал его Ледников. — Может, она вообще тут ни при чем, просто коллега… Для начала надо спокойно поговорить.
— И в качестве кого мы к ней заявимся? Как горячие поклонники демократии и защитники прав человека?
— У меня есть удостоверение специального корреспондента известного российского журнала. Допустим, журнал поручил мне заняться расследованием этого дела…
— А кто тогда я?
— Ты?.. Ну, ты будешь представителем редакции в Западной Европе. И заодно моим переводчиком. Устраивает?
— Ну, если ничего лучше ты предложить не можешь… Тогда я звоню, шеф.
Госпожа Грюнвальд согласилась встретиться, причем немедленно, потому что смерть госпожи Разумовской потрясла ее. Так что она ждет господина Ледникова с переводчиком в офисе фонда и охотно ответит на все интересующие его вопросы.
До офиса фонда было минут десять ходьбы.
— Так все-таки чего мы хотим добиться от этой самой мадам? — не унимался Немец.
— Нам надо попытаться установить, имеет ли она какое-то отношение к аварии.
— И как мы это сделаем?
— Я буду грязным, скандальным журналистом, который готов ради сенсации на все, — усмехнулся Ледников. — В том числе и придумать эту самую сенсацию. И буду задавать ей всякие подлые вопросы, провоцируя ее. Может, удастся вывести ее из себя, заставить нервничать. А ты будешь внимательно следить за реакцией мадам. Если она причастна, то она как-то выдаст себя.
— Жаль, мы мало про нее знаем, — озабоченно сказал Немец. — Может, позвонить госпоже Абрамовой?
— Зачем?
— Глядишь, она еще что-нибудь вспомнит. Обычное дело — люди многое вспоминают не сразу, а вдогонку.
— Да ты, брат, прямо сыщик, — усмехнулся Ледников. — Но все, что можно, я из госпожи Абрамовой уже вытащил.
Госпожа Грюнвальд больше всего походила на пожилую учительницу. Приземистая полноватая женщина с короткой прической, широким простоватым лицом и ласковыми всепонимающими глазами. На Ледникова с Немцем она смотрела с чуть снисходительной улыбкой, словно заранее знала все, что они ей скажут. Выслушав вопрос, она не торопилась с ответом, держа многозначительную паузу, во время которой собеседник невольно начинал чувствовать себя то ли недалеким, то ли в чем-то виноватым.
Сначала она долго рассказывала, каким ценным сотрудником была госпожа Разумовская, которую ей удобнее называть просто Анна. Как она верила в идеалы, которые защищает и продвигает их фонд, в котором они, кстати, живут, словно одна большая семья, и как потрясены все сотрудники фонда случившимся…
Когда Ледников с нарочитой резкостью и даже хамовато сказал, что в России есть люди, которые
