пришлось оставаться одной. Без него. Он говорил: я для него — все… Почему он пропал? Как посмел он пропадать?! Зависшее в комнате молчание вспарывает дикий крик крик боли, рожденный где-то в моих глубочайших глубинах. Открываю общую нашу с Амой шкатулку для драгоценностей. Достаю новый стержень-«гвоздик». До двухграммового я растянула дырку только вчера, дальше не получится, хоть ты тресни. Но я все равно достаю из шкатулки «невесомый» стержень — «нулевку» из халцедона — и вижу, как белее бумаги становится лицо Шибы-сан, неожиданно осознавшего, ЧТО я собираюсь сделать.
— «Нулевка»? У тебя же вчера еще четырехграммовка была!
Я даже не оборачиваюсь. Даже не даю себе труда воспринять слова Шибы-сан. Просто подхожу к зеркалу, пристально смотрю в стекло, вытаскиваю двухграммовый стержень и начинаю впихивать в дырку «нулевку». В середине процесса меня передергивает от острой боли, но я не останавливаюсь — забиваю стержень до конца. Шиба-сан протягивает руку — остановить… нет, уже поздно. Гвоздь плотно, удобно сидит у меня в языке.
— Какого хуя ты творишь?!
Шиба-сан силой открывает мне рот. Смотрит. Лицо — мрачное.
— Ну-ка высунь язык!
Я выполняю приказ. По языку бежит кровь, падает на паркет, смешивается там со слезами, которые недавно бежали по моим щекам.
— Вытащи сейчас же.
Мотаю головой. Его лицо каменеет.
— Говорил же я тебе: не гони лошадей… — шепчет он и сжимает меня в объятиях.
Он обнимает меня. Крепко. Впервые. Я не представляю, что делать, — просто устраиваюсь поудобнее в его руках и сглатываю кровь, льющуюся с языка.
— После «нулевки» разрежу надвое, — говорю.
Вышло невнятно и нелепо — точь-в-точь как Амина улыбка.
— Хорошо. Ладно.
Замечаю, что слезы остановились. Думаю — а что бы сказал Ама, если б увидел у меня в языке «нулевку»? Наверно, заулыбался бы. Порадовался за меня. Сказал бы: «Ну, теперь недолго осталось!»
Я пила пиво и плакала, плакала — и ждала Аму. Шиба-сан все смотрел на меня, смотрел — но ничего не говорил. Как-то незаметно настал вечер. В комнате — все холоднее, меня пробирало дрожью. Шиба-сан без единого слова включил обогреватель, принес одеяло, накинул мне на плечи, а я так и сидела не шелохнувшись. Кровь из языка лить давно перестала, а слезы — то приходили, то уходили… Меня так и носило между горем и гневом. Наконец часы пробили семь, в это время Ама обычно с работы возвращался. Теперь я каждые десять секунд смотрела на циферблат. То открывала мобильник, то закрывала. Несколько раз звонил Аме — нет, снова и снова — автоответчик.
— Слушай, а ты не знаешь, в каком магазине Ама работает?
— А ты сама не знаешь? — Шиба-сан глядит удивленно.
Правильно удивляется. Мы с Амой вообще ничего друг про друга не знали.
— Нет, не знаю.
— В секонд-хенде он работает. Вы, братцы, вообще ни хрена друг о друге не знаете, так, что ли? Такты с ними еще не связывалась?
— Нет.
Шиба-сан рывком открывает свой мобильник, щелкает по номеру в телефонной книжке…
— Это я. Я насчет Амы звоню… Да? И на работе сегодня не появлялся? Так Ага. Он и домой не вернулся… нет, не знаю еще. Да. Позвоню вам, как только хоть что-то узнаю.
Совершенно ясно — на работе никто ничего не знает. Шиба-сан дал отбой и вздохнул.
— Этот парень сказал — он вчера ушел в обычное время, а сегодня просто не явился. И не позвонил, не сказал, что заболел, — ничего. Парень злющий был. Сказал — он несколько раз Аме на мобильник звонить пытался, но дозвониться не смог. Я хозяина этого секонда хорошо знаю. Вообще-то это он мне одолжение сделал, когда Аму на работу взял.
Я не знаю про Аму НИЧЕГО. До вчерашнего вечера я думала — про Аму мне хватит знать и того, что я вижу своими глазами. А теперь ясно — я просто слепа была, просто мне другого и не хотелось. Почему я не спросила, как его зовут? Почему не спрашивала о его семье?
— У Амы семья есть?
— Точно не скажу. По-моему, кто-то из родителей у него жив. Кажется, припоминаю — он об отце своем что-то говорил.
— Правильно… — шепчу и опять принимаюсь плакать.
— Давай сходим поедим. Я уже подыхаю с голоду.
Стоит Шибе-сан это сказать — и я рыдаю уже в голос. Мне-то самой и пива хватало, а вот Ама — он всегда говорил, что с голоду подыхает, а потом вытаскивал меня в кафе — ужинать.
— Я здесь останусь. А ты, Шиба-сан, иди.
Шиба-сан не отвечает. Просто идет в кухню, роется в холодильнике.
— У вас, кроме алкоголя, вообще ни черта нет, — говорит. Вытаскивает пакетик соленых кальмаров. В эту минуту звонит его телефон.
— Звонят! — кричу, гораздо громче, чем собиралась. Сердце колотится отчаянно, до тошноты. Прижимаю руку к груди, другой рукой подхватываю телефон. Бросаю Шибе-сан. Он ловит. Отвечает.
— Алло! Да. А, да. Понимаю. Да, мы выезжаем немедленно.
Шиба-сан дает отбой. Твердо кладет руку мне на плечо. Смотрит в глаза.
— Они нашли труп в Йокосука. Может, это и не Ама. Но на теле — тату в виде дракона. Они хотят, чтоб мы приехали в морг на опознание.
— Ладно.
Ама погиб. Тот Ама, которого я увидела в морге, уже не был человеком — так, просто тело. Существа по имени Ама больше не существовало. Когда я посмотрела фотографии, когда увидела, каким его нашли, — чуть не отключилась. На груди ножом вырезан узор — паутина, по всему телу — сигаретные ожоги. Все ногти выдраны, из члена торчит что-то, похожее на палочку благовоний. Короткие волосы вырваны целыми прядями, голова — изрезанная, окровавленная. Перед тем, как его убить, ему причинили адские муки. Человека, который принадлежал мне, истязал и убил кто-то, кого я абсолютно не знала. Никогда не испытывала я такой боли и отчаяния, как в ту минуту!
Тело Амы увезли на вскрытие — дальше резать увезли… а я так устала, даже разозлиться толком не смогла. Последнее, что я сказала Аме, — «Счастливо!». Крикнула — и даже не обернулась, думала, стоит или не стоит идти к Шибе-сан. Шиба-сан поддерживал меня под руку — каждый раз, как я спотыкалась, а когда в морге на колени упала — подхватил… Права я была. Нет для меня счастливого будущего.
— Луи, возьми себя в руки.
— Не могу.
— Ну, попробуй поесть немножко.
— Не могу.
— Тогда хоть поспать чуть-чуть попытайся!
— Не могу я!
После того, как Амино тело нашли, а Шиба-сан меня к себе увез, пожить временно, этот диалог у нас много раз повторялся. В конце он всегда языком щелкал и ворчал:
— Ты говорить нормально — и то не можешь.
Вскрытие показало — Аму задушили, но все то время, пока его так страшно истязали, он был еще жив. Только мне плевать было на детали, на подробности, мать их! Я просто хотела, чтоб нашли того, кто это сделал! Ведь должны ж были хоть какие-то улики остаться? Сначала я вообще об одном думала — это дружки того парня из Синдзюку, но когда тело увидела — засомневалась. Слишком уж экстремально, совершенно не стиль и почерк мелких бандитов. Никакой гангстер не станет рисковать, терять время, оставлять так много ожогов, засовывать в мочеиспускательный канал — на всю длину — палочку благовоний… Кто бы это ни был — жаль, что он не выбросил тело в залив. По крайней мере тогда бы его, наверно, не нашли бы, я бы так и могла верить дальше, что он живой! Парня того убил Ама, в этом копы не сомневались. Но теперь, когда и жертва, и преступник были мертвы, дело закрыли.
