подтвердил и посланный в 1932 г. в Париж для связи с Н. Жордания (председателем загранбюро грузинских меньшевиков) секретный сотрудник ЗакГПУ «Титико». Он сообщил о стремлении эмигрантов получить характеристики командиров дивизий, начальников штабов и оперативных отделов[1103].
«Титико» также установил факт нелегальной поездки в Грузию помощника генерала А. Захариадзе — А. Квитайшвили. Последний собирал сведения о Краснознаменной Кавказской армии. В Тифлисе ему помогал бывший полковник B. Джавришвили[1104].
Опасение вызывали и украинские национальные части. В них активную работу развернули организации Украинской коммунистической партии (УКП). Судя по отчету ГПУ УССР, период с октября 1923 по октябрь 1924 г. «укаписты» вели работу в частях 14-го корпуса, в 30-й стрелковой дивизии и в Харьковском гарнизоне. С каждым новым призывом УКП внедряла своих членов в армию, и прежде всего в национальные части[1105].
Так, с призывом лиц, родившихся в 1902 г., в части Украинского военного округа проникло на службу более 50 членов УКП. Они привезли с собой в воинские части партийную литературу, систематически организовывали коллективные читки укапистских изданий и даже организовали в 30-й дивизии подписку на националистическую газету[1106].
Еще острее складывалась обстановка в национальных частях Среднеазиатского военного округа (САВО). В специальной докладной записке начальника Особого отдела ОГПУ на имя наркома по военным и морским делам (май 1927 г.) отмечалось усиление влияния мусульманского духовенства на военнослужащих национальных частей, выдавливание из них представителей славянских народов, в результате чего русский комсостав изыскивает всяческие возможности для перевода в другие военные округа, считая службу в нацчастях неблагодарной и сверхтяжелой. Далее в документе приводились факты образования национально замкнутых ячеек среди курсантов в пехотной школе, между которыми имелись столкновения, особенно между таджиками и узбеками. В заключение начальник особого отдела Я. Ольский отметил: «Есть мнение, что дальнейшее развертывание национальных частей невозможно и бесполезно, т. к. средний комсостав из националов, не пропущенных предварительно через повторительные школы, продвигать нельзя»[1107].
Однако к голосу чекистов не прислушались, и уже менее чем через год Главное управление РККА дало директиву командующему САВО сформировать туркменскую национальную кавалерийскую бригаду. Узнав об этом, Особый отдел ОГПУ приказал начальнику ОО САВО «срочно дать заключение о политической целесообразности этого формирования»[1108].
Несмотря на реальные сомнения чекистов, значительно лучше знавших обстановку в Средней Азии, военные провели свое решение.
Заметим, что это был 1928 г. А когда потребовалось использовать национальные формирования в Туркменской ССР для борьбы с басмачеством в 1931 г., то со всей очевидностью вскрылась их слабая подготовка. Этого не могли скрыть даже командиры-туркмены. Серьезные изъяны имелись и в политической подготовке туркменской бригады, и требовалась большая работа «в смысле разъяснения классового лица басмачества»[1109].
Как отмечал заместитель командира одного из полков Рахимов, не было подготовки к выходу на операции. «Даже не была проведена фильтрация среди красноармейского состава»[1110].
Зная о низкой боеготовности национальных частей, командование САВО всячески оттягивало их привлечение к подавлению басмаческих банд. Заместитель командующего САВО И. Грязнов цинично писал полномочному представителю ОГПУ Г. Матсону, что «…части Красной армии, дислоцированные в Средней Азии и ведущие боевую подготовку в основном для целей внешней обороны… целей большой войны…» нецелесообразно использовать в борьбе с басмачеством[1111].
И все же под давлением чекистов командование САВО приступило к подготовке операции в песках. Особым отделом кавалерийской бригады перед выходом на боевые операции была проведена фильтрация красноармейского состава на основе имевшихся оперативных материалов о нежелании некоторых военнослужащих воевать с единоверцами и соплеменниками[1112] .
Собрав с мест данные о политико-моральном состоянии и боевой подготовке национальных частей, начальник Особого отдела ОГПУ Я. Ольский в конце 1930 г. направил во все подчиненные органы директиву, в которой, в частности, отметил: «При раскрытии ряда контрреволюционных националистических организаций установлено, что… националисты считали необходимым использовать в своих целях национальные формирования и еще в начале создания нацчастей они их рассматривали как силу, способную в будущем оказать вооруженное давление на Советское правительство» [1113].
После описания конкретных фактов Я. Ольский делал следующие выводы.
1. Нацформирования являются специальным объектом контрреволюционной обработки националистов.
2. В качестве военных руководителей контрреволюционных организаций намечаются военнослужащие (прежде всего командный состав) нацформирований. Враждебная Советской власти деятельность националистов облегчается тем, что значительная часть нацкомсостава является выходцами из буржуазных и феодальных (баи, беки) слоев населения.
Руководитель Особого отдела отметил также слабую работу по чекистскому обслуживанию нацчастей и потребовал усилить работу на данном направлении. Теперь в десятидневные сводки особые отделы военных округов и полномочные представительства обязаны были внести специальный раздел «О национальных формированиях и националах военнослужащих»[1114] .
С вопросом создания и укрепления национальных частей тесно связан и другой, решение которого осуществлялось в рамках военной реформы, — вопрос о переходе к комплектованию и обучению войск на основе территориально-милиционной системы. Форсированное внедрение этой системы создавало серьезные трудности для органов госбезопасности в чекистском обеспечении РККА. Поэтому уже в январе 1925 г. вопрос о работе в территориальных частях рассматривался как один из основных на Втором Всесоюзном съезде особых отделов ОГПУ. Данному вопросу значительное внимание уделил помощник начальника Особого отдела ОГПУ Л. Залин.
Он, в частности, остановился на проводимом районировании зон комплектования территориальных частей. Непродуманные решения властей и отсутствие должного влияния со стороны Штаба РККА привели к тому, что в СКВО границы районов совпали с местностями, где ранее черпали свои кадры белые армии, а не буденновские части. В итоге, в число терармейцев отдельной кавалерийской бригады попали 3775 человек, стоящих на спецучете бывших белых (из 6 тысяч общего состава бригады) [1115]. Формально казаки не причислялись к крестьянам по официальной статистике, однако они являлись сельскими жителями, и среди них также развивались «крестьянские настроения».
Анализ выступлений участников съезда показывает, что особисты лишь внешне поддерживали соответствующие решения партийных и военных инстанций о широкомасштабном и форсированном переводе основной массы частей и соединений РККА на территориальный принцип комплектования. Они видели в этом существенные издержки, негативно влияющие не только на боеготовность, но и на политическую надежность войск.
Опасения чекистов разделяли такие известные военные работники, как М. Тухачевский, Р. Муклевич и И. Смилга, которые с первых послевоенных лет открыто и активно отстаивали свои взгляды. Причем, если первый делал особое ударение на моментах военно-стратегического характера, то в центре доводов второго лежали соображения внутреннего политического и экономического свойства. И. Смилга, выступая на заседании Московского комитета партии, прямо заявил, что «милиционная система, основной признак которой — территориальность, встречает непреодолимое препятствие политического порядка… При малочисленности пролетариата в России мы не можем обеспечить пролетарского руководства в этих частях»[1116].
Авторы комментариев в сборнике «ВКП(б) и военное дело», подготовленном и изданном в 1927 г. по прямому заданию Политического управления РККА, не отрицая правильности выводов И. Смилги, тем не
