Для проведения разведывательно-подрывных акций в СССР руководство польской разведки создало ряд экспозитур — филиалов II отдела. Находившаяся в Варшаве экспозитура N 2 по заданию и при поддержке центрального аппарата сосредоточила свои усилия на контактах с эмигрантами на территории Польши и на заброске в СССР агентуры, завербованной среди белогвардейцев, а также украинских и белорусских националистов. Экспозитура N 1, дислоцированная в Вильно, вела разведку по Ленинградскому и Белорусскому военным округам. Украинский и Северокавказский военные округа входили в круг ведения экспозитуры N 5 во Львове[129].
Непосредственно на территории нашей страны действовали разведывательные резидентуры II отдела ПГШ под прикрытием посольства Польши в Москве, шести консульств (в Киеве, Харькове, Минске, Ленинграде, Тифлисе и Новониколаевске), а также репатриационных и иных комиссий, торговых организаций, отделения Польского телеграфного агентства и т. д.[130]
Разведкой в приграничной полосе занимались вторые отделения штабов корпусов Департамента охраны края (ДОК) — погранвойск, которые тесно контактировали в своей работе с рефератом «Восток» II отдела ПГШ и получали от него соответствующие директивы[131].
Проведению разведывательно-подрывной деятельности польской разведки в СССР способствовал ряд обстоятельств, выделенных нами в ходе анализа документов:
1) наличие по обе стороны границы большого количества польских граждан, знающих русский, украинский и белорусский языки;
2) наличие разведывательной базы в лице поляков, проживающих в СССР, сплоченных на религиозной, националистической и культурной основе. Исследователи истории советско-польских отношений подсчитали, что после Октябрьской революции на территории нашей страны оставались проживать от 2,5 до 4 млн поляков[132];
3) большое количество поляков среди командного и политического состава РККА, работников партийных и советских органов, в военной промышленности и даже в органах государственной безопасности. Многие из них были допущены к сведениям, составлявшим военную и государственную тайну. К примеру, по состоянию на 1923 г. в военную элиту входил 41 «генерал» РККА, и 11 % из них являлись по национальности поляками[133]. И этот процент лишь ненамного изменится до середины 30-х годов.
Указанные выше обстоятельства, несмотря на меры, предпринимаемые по линии советской контрразведки, позволяли полякам добывать большой объем военной информации, особенно относительно дислокации воинских частей в приграничных округах, передвижения войск и оснащения их новой военной техникой.
Председатель ВЧК Ф. Дзержинский обратил на это внимание подчиненных уже в первые месяцы после советско-польской войны. В своей записке от 19 января 1921 г. руководителю чекистских органов на Украине В. Манцеву он отмечал: «По имеющимся у нас данным, поляки обратили сугубое внимание на Киев и Правобережье Украины. Работа их и Петлюры в полном ходу… Польская разведка на Правобережье работает великолепно. Сведения у нее точные и быстро получаемые…» [134]
Одной из причин безнаказанности польской агентуры в 1921–1922 гг. являлась слабость войсковой охраны и оперативного прикрытия наших западных границ. Ошибочным, на наш взгляд, явилось решение о закреплении за приграничными губернскими чрезвычайными комиссиями соответствующих территориальных участков границы. Дело в том, что в 1920 г. и в первой половине 1921 г. вся ответственность за политическую охрану границы лежала на едином чекистском органе — особом отделе окружного уровня, который мог своевременно обобщать и анализировать всю необходимую информацию, вырабатывать единую тактическую линию работы на границе и в прилегающих районах [135].
Не удовлетворяясь получением сведений военного характера из прикордонных районов, II отдел ПГШ стремился насадить свою агентуру на всей европейской части СССР и даже за Уралом. В 1924 г. руководство разведки осуществило перестройку работы реферата «Б-1» (позднее реорганизованного в реферат «Восток») с целью более глубокого проникновения в военную, экономическую и политическую сферы жизни Советского Союза. Все разведывательные резидентуры были разделены на три группы:
1) резидентуры типа «А», действующие на советской территории;
2) резидентуры типа «Б», организованные в соседних с нашей страной государствах, также ориентированные на подрывные акции в СССР;
3) резидентуры типа «Ц», которые занимались вербовкой агентуры в среде эмиграции как в сопредельных государствах, так и в иных странах (Франция, Германия, Турция, Италия, Китай)[136].
Резидентуры типа «Б» развернули свою работу в Ревеле («Балт»), Вильно («Норд»), Хельсинки («Финн»), Бухаресте («Шпекач»), Турции («Консполь»)[137].
Особой активностью отличалась подрезидентура «Р-7» в Ревеле, руководимая помощником военного атташе, а затем и военным атташе Польши в Эстонии капитаном В. Дриммером (псевдоним «Найденов»)[138]. В своих воспоминаниях он, в частности, писал: «Как каждому военному агенту в государствах, граничащих с новой, Советской Россией, мне тоже было дано разведывательное задание — изучение России с военной точки зрения. Место моей службы было особенно удобным для выполнения этого задания вследствие недавно заключенного Эстонией мира с Россией, относительной стабилизации границы и значительного транзитного морского движения в Россию и из нее как товаров, так и людей»[139].
Одним из основных поручений, данных В. Дриммеру польским генштабом, было получение советского мобилизационного плана. Для реализации задания он добился создания в Москве, но подчиненной ему лично резидентуры «Р-7/1», существовавшей с 1924 по 1927 г. Эта резидентура под руководством поручика Вернера (псевдоним «Иванов») поддерживала связь с организацией «М», способной, по польским оценкам, добыть вышеуказанный план[140]. Под шифром «М» в материалах II отдела ПГШ значилась легендированная советскими контрразведчиками Монархическая организация центральной России (МОЦР), более известная теперь, как «Трест», деятельность которой будет раскрыта в следующей главе.
Летом 1926 г. с приходом к власти в Польше Ю. Пилсудского отношения между нашими странами вновь начали осложняться. Председатель ОГПУ Ф. Дзержинский, пристально следивший за развитием ситуации, писал своему заместителю Г. Ягоде, что объектом возможной агрессии поляков станет прежде всего Белоруссия и Украина[141]. Он предполагал близкое начало войны.
Теперь, на основании анализа новых исторических источников, мы понимаем некоторую переоценку Ф. Дзержинским наступательных намерений со стороны Польши, его «алармистские» призывы в адрес подчиненных по ОГПУ, а также партийно-государственного руководства СССР. Однако в одном он был несомненно прав: польская разведка значительно усилит свою шпионскую и подрывную деятельность на нашей территории.
Действительно, по указанию Ю. Пилсудского была предпринята масштабная реорганизация центрального аппарата II отдела ПГШ и его экспозитур. Данные структуры были реформированы в том числе и в связи с разоблачением «Треста». Окончательно реформа завершилась к концу 1929 г.
Особый отдел ОГПУ зафиксировал активизацию противника на советском направлении и отметил повышение квалификации направляемой в СССР агентуры. Поляки пошли на создание специальных разведшкол. Чекисты установили, что в тактическом плане поляки отреагировали на высылку кулачества из районов сплошной коллективизации, прежде всего в УССР и БССР. Они приступили к вербовке агентуры в местах ссылки кулаков с последующей переброской завербованных лиц в Польшу для обучения в разведшколах. В дальнейшем предполагалось их использование при подготовке и совершении диверсий на военных и иных объектах[142].
Сотрудники Особого отдела добыли достоверную информацию о стремлении поляков вербовать источники разведданных непосредственно в армейской среде[143].
К концу 1930 г. в Польше произошла стабилизация режима Ю. Пилсудского, приобретшего откровенно
