Нерешенность вопросов в области дальнейшего строительства системы особых отделов провоцировала снижение ее работоспособности, приводила к ненужным трениям с другими аппаратами ГПУ на местах.
Обстановка в организационной сфере еще более обострилась в связи с масштабным переходом Красной армии на территориально-милиционную систему. К началу марта 1923 г. из 49 стрелковых дивизий РККА уже 10 были территориальными. И этот процесс набирал скорость[404] .
Вставал вопрос: каким образом и какой орган ГПУ будет оперативно обслуживать тердивизии и районы их формирования. Ведь подавляющую часть личного состава (рядовых и младших командиров) составляли так называемые «переменники», которые лишь на два месяца в году привлекались на военные сборы, а в остальное время работали по месту проживания. Интересы особых отделов и территориальных органов еще более переплетались. Работая по переменникам, особисты неминуемо вторгались в зону ответственности губернских отделов ГПУ, их информационных, контрразведывательных и секретных отделов.
Очередная попытка решить назревшие проблемы была предпринята на состоявшемся в январе 1925 г. Втором Всесоюзном съезде начальников особых отделов.
Как мы знаем, между двумя съездами прошло пять лет, и работа особых органов ГПУ претерпела значительные изменения. Изменилась и ситуация в организационной сфере. Обиды особистов, вызванные отсутствием должной реакции центра на те сложности, которые возникли в вопросах подчиненности, координации, взаимоинформирования между различными органами госбезопасности на местах, выплеснулись еще до начала первого заседания. Многие из собравшихся не верили в возможность реализации на практике проектов резолюций съезда, не надеялись на поддержку руководства ОГПУ. И мрачные прогнозы, казалось, начинали сбываться. Уже в первый день съезда перед руководящими сотрудниками особых отделов выступил Ф. Дзержинский. Он, как и положено основному докладчику, остановился на обстановке в стране и в мире, условиях, в которых происходит реформирование Красной армии и Флота. Говоря об очередных задачах особых отделов, председатель ОГПУ вновь констатировал, что нужно «постоянно наблюдать, постоянно следить, постоянно принимать соответствующие меры, постоянно помогать командованию армии и делать ее более классовой и состоящей из середняцких, бедняцких крестьянских масс»[405]. Ни о какой борьбе со шпионажем и контрреволюционными проявлениями в войсках он не упомянул.
Чтобы упредить критические выступления, слово взял заместитель председателя и начальник особого отдела Г. Ягода. «На многих наших товарищей, — сказал он, — часто сильно действует то, якобы пониженное политическое значение Особого отдела… которое сейчас наблюдается… Я думаю, что это глубокая ошибка…»[406] Далее Г. Ягода призвал сидящих в зале не использовать трибуну съезда для полемики. Более того, ссылаясь на предшествующие беседы с некоторыми делегатами, он в категорической форме отверг крайние точки зрения: во-первых, вывести особые отделы из системы органов ОГПУ и передать в военное ведомство; во-вторых, вернуть особистам тот статус, который они имели до майского (1922) решения Коллегии, вновь слить ОО и КРО ОГПУ и их местные аппараты[407]. После такого заявления ни один из участников съезда не решился отстаивать свою позицию в организационных вопросах.
Однако вообще не замечать критического настроя собравшихся было нельзя. Поэтому докладчику по оперативным вопросам, заместителю начальника ОО ОГПУ Р. Пиляру пришлось отметить некоторые ошибки в организационном строительстве и определении задач особых отделов, что в итоге привело к атрофированию оперативной работы и она стала поверхностной[408] .
Допущенные перегибы Р. Пиляр объяснил реакцией на доминирующую роль особых отделов в годы Гражданской войны и некоторое время после ее окончания. Он признал, что лишение особых отделов оперативных функций, права действовать в области борьбы со шпионажем и антисоветскими элементами в армии и на флоте, децентрализация системы особых органов являлись ошибочными мерами. Для исправления ситуации Р. Пиляр не предлагал вновь все кардинально изменить, но призывал принять все меры к увязке работы особых отделов с контрразведывательными, экономическими и секретными подразделениями территориальных органов, «с работой по контрреволюции и шпионажу»[409].
Докладчик согласился с необходимостью большего учета изменений в структуре РККА и нового территориально-административного деления.
По организационным вопросам высказался и помощник начальника ОО ОГПУ Л. Залин. Он настаивал на том, что начальником особого отдела территориальной дивизии должен быть начальник губернского отдела ОГПУ. Но это в случае, если все части дивизии дислоцируются и комплектуются на территории одной губернии. Правда, Л. Залин подчеркнул огромную загруженность начальника губотдела и опасность, в связи с этим, того, что будет уделяться недостаточно внимания работе в войсках. Кроме того, многие руководители территориальных органов не знали специфики армейской среды, не обладали необходимым минимумом военных знаний[410].
В конце работы съезда, 28 января 1925 г., была принята специальная резолюция по организационным вопросам, основанная на предложениях выступавших. Наиболее важными являлись следующие пункты резолюции.
1. Особотделения и военные группы губотделов ОГПУ вливаются в особые отделения кадровых частей Красной армии.
2. Особые органы кадровых частей подчиняются особотделам военных округов. Начальниками последних могут быть и руководители губотделов, однако только во внутренних, но не в приграничных военных округах и при условии, что штаб округа дислоцируется в соответствующем губернском городе.
3. Особые отделения конных корпусов и дивизий подчиняются только начальнику военно-окружного аппарата ОО ОГПУ.
4. Особые отделения стрелковых корпусов наделяются правом давать оперативные директивы и инспектировать дивизионные аппараты[411].
Серьезные итоговые документы удалось принять и по вопросу о компетенции и задачах особых органов.
Таким образом, можно констатировать, что Второй Всесоюзный съезд особых отделов ОГПУ, приняв соответствующие резолюции, устранил многие недостатки в организационном строительстве и оперативной деятельности, порожденные майским (1922) решением Коллегии ГПУ. Практика не подтвердила казавшуюся тогда эффективной линию его сторонников. Победе здравого смысла, безусловно, способствовали и некоторые субъективные обстоятельства. Сюда, прежде всего, можно отнести невероятную загруженность председателя ОГПУ одновременной работой в качестве руководителя ВСНХ и транспортного наркомата. В. Манцев, ближайший сторонник Ф. Дзержинского во всех вопросах, включая и организационный, уже в сентябре 1923 г. ушел из органов госбезопасности сначала в наркомат РКИ, а затем в ВСНХ[412].
Следующей вехой в совершенствовании системы органов госбезопасности, действовавших в военной сфере, стал сентябрь 1930 г., когда состоялось объединение Особого и Контрразведывательного отделов ОГПУ и их местных аппаратов.
Такое решение принималось не в одночасье. Поиск лучшего организационного решения, адекватного изменившейся к концу 20-х годов обстановке, начался еще в 1927 г.
Инициатором «объединительных» усилий стал заместитель председателя ОГПУ и начальник его Особого отдела Г. Ягода. За его подписью всем полномочным представителям ОГПУ в регионах, председателям ГПУ Украины, Крыма и Закавказья, а также в окружные особые отделы была направлена специальная директива с требованиями представить в Москву свои предложения и проекты штатов. В развитие данного документа начальник КРО ОГПУ А. Артузов разослал в пятнадцать адресов указание. Оно содержало важные целевые установки, а именно: объединение не должно быть механическим; итогом объединения должно стать устранение параллелизма в работе КРО и ОО; следует избегать резких организационных перестроек, могущих привести к ослаблению отлаженной деятельности[413].
