он оттолкнул в сторону и чашку, и блюдце.
Десантный генерал ответил ему откровенно самодовольной улыбкой. Он знал, что от этой улыбки Греттирсон может совсем взбеситься, но чувствовал, что вправе немного себя побаловать. Затем Скарагоглу позволил своим губам расползтись еще шире и едва заметно кивнул.
«Ага, – подумал он, – это мне очень на пользу пошло. И вышло так потому, что я мордой к уставу Космического Отряда не приклеивался. И кое-что вокруг себя замечал».
– Я уже обратил внимание, – с мрачной угрозой произнес адмирал, – что единственная персона, которую за этим столом не обсуждают, как раз та, которой предполагается наш список возглавить. Почему так выходит?
– Вы, простите, о ком? – осведомился Скарагоглу, и его широко распахнутые глаза засветились детской невинностью.
Остальные офицеры слегка заерзали. Кто-то стал переглядываться через стол, другие внимательно наблюдали за двумя антагонистами.
– О Редере – Фамилию коммандера Греттирсон произнес так, словно она была достаточно острой, чтобы порезать ему губы. – Мне казалось, он ваш протеже.
– Прошу прощения, адмирал, но мой протеже – капитан Сьярхир. Если у меня вообще таковой имеется. Коммандер Редер – одно из моих орудий. Которых у меня много.
Теперь уже генерал перешел в режим ожидания, как бы создавая вокруг себя манящую пустоту и пытаясь вызвать своего противника на откровенность. Однако адмирал мог быть тяжелым человеком, но он при этом был весьма изворотлив и знал, как добиваться желаемого. Знал это, разумеется, и Скарагоглу.
– Что ж, учитывая влияние вашего орудия на текущие события, я удивлен, что имя этого человека так до сих и не всплыло, – прорычал Греттирсон.
– Ну вот, адмирал, его имя и всплыло. Что вы хотели насчет него сказать?
Какое-то время Греттирсон просто сочился злобой. Теперь до него дошло, что генерал только того и дожидался, пока кто-нибудь вытащит на поверхность этот предмет. Если бы он не заговорил, вопрос о коммандере, вполне вероятно, как-то по-тихому, под столом, был улажен самим Скарагоглу. Теперь же Греттирсон выставил себя человеком неблагодарным и, возможно, даже неуравновешенным. И все же так просто это дело он оставить не мог.
– Я хотел сказать, что считаю его человеком без тормозов, а следовательно, потенциально опасным.
Неспешно подаваясь вперед и складывая руки на столе, Скарагоглу подметил, что никто из остальных офицеров, похоже, не торопился вставать на чью-либо сторону.
– Ну-у, – медленно протянул генерал, – просто он еще молод и полон новаторских идей…
– Новаторских идей! Не имея подготовки в ни в одном из аспектов дипломатии, этот человек взялся представлять Содружество перед целым сообществом чужаков. Есть специальные правила поведения в ситуации первого контакта, а коммандер сам признался, что даже представления о них не имел! – Греттирсон откинулся на спинку кресла, упираясь взглядом в темные глаза Скарагоглу. -
Даже представления не имел, – повторил он. – Это просто счастливая случайность, что он не испортил отношений с этими новыми повианами.
– Прошу прощения, адмирал, – вмешалась вице-адмирал Пола Андерсон, – но коммандер не только не испортил с ними отношений, но повел повиан в бой в качестве союзников. Уговорил их вступить в войну с представителями их собственного вида. Могу добавить, в войну, которой они с легкостью могли избежать. Едва ли мы можем игнорировать этот вклад только потому, что коммандер не знал правил первого контакта. Если мы сейчас устроим в Космическом Отряде экзамен по этим правилам, не сомневаюсь, что все офицеры дружно его завалят. – Она рассудительно развела руками.
– В конце концов, кто из нас всерьез ожидает найти новый разумный вид?
– Только не я, – поддержал ее контр-адмирал Бертуччи.
Остальные офицеры хранили молчание. Они наблюдали за Греттирсоном и Скарагоглу, ожидая очередного хода. Молчание затягивалось.
– Итак, – произнес наконец Скарагоглу, пожимая могучими плечами, – вы подняли этот вопрос, адмирал. Что вы об этом думаете?
Греттирсон опустил взгляд и принялся сжимать и разжимать кулаки. Он понял, что его обошли в маневре, и это ему чертовски не понравилось. Но адмирал люто ненавидел Питера Эрнста Редера, чувствовал, что тот в свое время его унизил, и знал, что никогда его не простит. И еще он понимал, что если он сейчас не заговорит, будет в высшей степени вероятно, что они вручат этому негодяю ключи от королевства, а тогда попробуй его возьми.
– Ситуация непростая, – в конце концов прохрипел Греттирсон. – Судя по всему, этот Редер, исключительно благодаря удаче, спас Содружество. Очевидно, общественность будет ожидать, что его каким-то образом наградят. – Рот его так работал, точно он желуди разжевывал. – Но из его личного дела мы знаем, что этот коммандер даже собственной команды не заслуживает.
Офицеры неловко заерзали. Упоминание адмирала об общественности заставило всех занервничать. Действительно, общественность видела в коммандере самого настоящего героя и ожидала, что в том же самом свете его увидит Космический Отряд.
– Вы предлагаете дать ему почетный знак в память о героических свершениях? – хмуря брови, спросила Андерсон. – Какую-нибудь медаль?
Адмирал так молниеносно выстрелил в нее ядовитым взором, что почти никто этого не заметил.
– Я предлагаю что-то, что почтит в равной мере весь Космический Отряд, – парировал Греттирсон. – Безусловно, ситуация была слишком грандиозной, чтобы отмечать кого-то одного. Выбирая одного, мы тем самым игнорируем вклад всех остальных отважных мужчин и женщин, которые сражались на этой войне. – Пальцы адмирала при этом корчились, как черви.
– Иными словами, вы говорите о том, что мы должны проигнорировать экстраординарные действия коммандера Редера? – спросил Бертуччи.
– Война закончена, – твердо сказал Греттирсон. – Общественность уже не нуждается в герое. Зато людям совершенно необходимо почувствовать, что все их сыновья и дочери были героями. Что их живые и мертвые дети в равной мере несут ответственность за спасение Содружества. Таким образом, все жертвы обретут смысл. Если бы война продолжалась, тогда коммандер мог бы стать для общественности чем-то вроде символа. Но если теперь как-то исключительно его наградить, то может показаться, что все остальные были недостойны. Кроме того, как я уже сказал, офицер он паршивый. Он скорее годится для Топографической Службы, чем для Космического Отряда.
Скарагоглу задумчиво кивнул.
– Возможно, коммандеру требуется еще некоторая закалка, – согласился он. – Не захочет ли совет передать это дело в мои руки?
Глаза Греттирсона вспыхнули, но он промолчал. Именно такого исхода ему больше всего хотелось избежать, а теперь он сам его себе обеспечил. Хуже того, ему предстояло увидеть, как совет это санкционирует. Адмирал просто поверить не мог, что его так капитально обставили.
Андерсон какое-то время, сузив глаза, внимательно изучала генерала. А затем вздохнула. Редер уже связал свою судьбу с Пауком. По крайней мере, у него будет интересная жизнь – пусть даже совсем не обязательно долгая.
И Андерсон кивнула.
– Если вы сможете удовлетворить сразу и общественность, и коммандера Редера, – осторожно сказала она.
– Думаю, я смогу, – отозвался Скарагоглу. – Уверен, что смогу.
Питер сидел в приемной у десантного генерала Скарагоглу, отчаянно желая себя чем-то занять.
Пожалуй, ему следовало захватить с собой несколько дискет с рапортами, которые он должен был прочесть и подписать. Еще ему необходимо было провернуть массу всякой бухгалтерии в отношении ресурсов, которые они зацапали для «Непобедимого», не говоря уж о тех «спидах», которые он угнал.
Не то чтобы кто-то уже от коммандера это потребовал, но он знал, что это просто вопрос времени.
Прямо сейчас его акции котировались очень высоко, так что никто не хотел задавать неприятных
