затекло, плечи болели из-за почти вывихнутых суставов. Он сидел так уже третий час. Лицо Яблочко было разбито до неузнаваемости, от постоянных ударов по печени и в солнечное сплетение внутренности, казалось, полыхали огнем. Допрашивали его двое, вопросы, как и удары, сыпались градом. Но Яблочко словно закусил удила и молчал. Он сам не ожидал от себя подобного упрямства и выносливости.
— Смотри ты, какая Зоя Космодемьянская! — мрачно пошутил один из мучителей, невысокий и плотный мужик в синей футболке с короткими рукавами, обтягивающими мощные бицепсы. Несмотря на крепкие мускулистые руки, бить он не умел. Неповоротливый и тяжелый, он, скорее всего, был штангистом или качком. Шея у него почти не двигалась, и когда надо было посмотреть в сторону, он разворачивался всем телом, вместо того чтобы просто повернуть голову. А вот его напарник, худощавый и жилистый, тот прикладывался со знанием дела. Удары у него были хлесткими и точными, и после каждого хотелось заскулить и спрятаться куда-нибудь под стол.
— Слушай, Яблочко, пока твоя морда не превратилась в сплошную задницу, лучше расколись. — За словами последовал короткий удар по печени, а вслед за ним — стон несчастной жертвы. — Ты же понимаешь, что, если не расскажешь нам все, отсюда не выйдешь!
Снова удар и эхо болезненного стона.
— От кого деньги и за что?
Удар, стон, молчание.
— Куда спрятал бабки?
Удар, стон, молчание.
— Повторяю: куда спрятал бабки?
Удар, стон, молчание…
Прошел еще час. В какой-то момент Яблочко заметил, что перестал ощущать боль. Все его внутренности и лицо так болели, что мощные удары, которые продолжали наносить его мучители, ничего добавить не могли. Только каждый раз, когда директора били по печени, его голова болталась, как у тряпичной куклы, и безвольно падала на грудь.
— Вот гадюка… — процедил сквозь зубы тот, что был в синей футболке. — Слушай, он, по-моему, вырубился.
Его напарник приподнял голову директора за волосы и пристально посмотрел в пустые глаза. Затем он молча принес из кухни ведро воды, намочил тряпку и положил Яблочко на затылок.
— Ну и что будем делать? Если мы его не расколем, засмеют же! Интеллигента расколоть не смогли! Полный атас…
— Что тут смешного? Попробовали бы сами. Он из меня всю кровь выпил своим упрямством, сволочь…
— От кого и за что бабки? Где ты их спрятал?!!
Бабка, у которой Серега ночевал последнюю ночь, получила от него щедрый задаток в пятьдесят гривен. Аванс был выдан с жестким условием: сегодня на вокзал за постояльцами не ходить. Бабка колебалась недолго и на вокзал все равно пошла.
«Подумаешь, — размышляла она по дороге. — Он что, купил меня за этот полтинник? Ничего страшного не произойдет, если я на вокзал схожу. А вот не приду, и Тамарка беспокоиться начнет, уж не случилось ли чего? Подумает, что этот Сережка бандит, и в милицию заявит. Это у него неприятности могут быть, если я на вокзал не явлюсь. Он просто этого не понимает, потому как молод и глуп! А может, этот Сережка сегодня и не придет вовсе, так что же мне, заработка лишаться? Как бы не так… Вдвоем переспят, если найду кого. Тоже мне, барин нашелся!»
Так она успокаивала свою совесть, которая все-таки бунтовала против нарушения договоренности, под которую был получен аванс. На вокзале, часов в одиннадцать, всех бабок, стоявших с объявлениями о сдаче квартир и комнат на ночь, незаметно сгребли в кучу и без лишних слов запихнули в микроавтобус. Спустя несколько минут туда же, согнувшись, зашел молодой на вид человек и учтиво, исключительно на «вы», попросил внимательно посмотреть на фотографию одного юноши. Этот симпатичный с виду паренек оказался ужасным преступником. Напившись в стельку, он угнал машину и сбил насмерть человека, отца двоих малолетних детей. При этом помощи пострадавшему не оказал, что могло бы спасти гражданина, а скрылся с места происшествия. Бабка, когда очередь дошла до нее, икнула от неожиданности. С фотографии на нее смотрел вчерашний постоялец.
— Вот бандюган! — воскликнула бабка. — У меня он останавливался! У меня, негодяй!
Она пылала праведным гневом и тыкала в фотографию кривым грязным пальцем, а сама мысленно представляла новенький хрустящий, с фиолетовым отливом полтинник, оставленный Серегой в качестве задатка за сегодняшний ночлег.
— Вы, бабуля, останьтесь, — вежливо попросил молодой человек и добавил: — А все остальные свободны.
Бабки отчаянно не хотели выходить из микроавтобуса. Не имея никаких развлечений в теперешней жизни, они были бы рады оказаться в центре настоящего уголовного расследования. Встреча с опером для них — то же самое, что американскому бомонду сходить на церемонию присвоения всемирно известного «Оскара». А тут их бессовестным образом оттирали от захватывающего шоу. Но молодой человек был неумолим, и бабок безжалостно высадили из микроавтобуса, кое-кого даже силой. Бабку-свидетельницу оставили, а все остальные немедленно воспылали к ней самой черной завистью. Тут же началось оживленное обсуждение происшедшего. Сбившись в небольшой кружок, женщины сразу все, одновременно вспомнили, как Сережка подходил к Тоське. А Тамарка, та самая, которая должна была переживать, если ее подруга пропустит хотя бы один день вокзальных бдений, с такой «точностью» описала молодого человека, что любая спецслужба мира, даже знаменитый израильский Моссад ни за что в жизни не смог бы определить, как все-таки выглядел этот «бандюган», «убивец» и, конечно же, «маркоман».
Когда за товарками закрылась дверь микроавтобуса, на бабку подул холодный ветер, от которого шевельнулись шелковые занавески на окнах. Бабка поежилась и удивилась, откуда в жаркий летний день такой холодный, почти ледяной ветер? Для сквозняка не было никаких причин. Она в недоумении осмотрелась по сторонам, но, поскольку был только один короткий порыв, бабка про него сразу и забыла. Да что там ветерок, если дальше началось самое интересное. Этот молодой и симпатичный человек стал ее расспрашивать. Он вежливо задавал вопросы и выпытывал самые мельчайшие подробности.
Наибольшую заинтересованность вызвал у него самый, как показалось бабке, маловажный факт: были ли при постояльце, ночевавшем у нее, сумки, а если были, то какой величины? Бабка ответила, что сумка была одна и не очень большая. Молодой человек настырно выспросил у нее все детали: как выглядела сумка, какого цвета она была, каких размеров, куда ставил ее постоялец, не видела ли бабуля случайно содержимое сумки. После этого он задал ей еще целую бездну вопросов. Бабка удивилась, сколько же можно говорить об одной-единственной сумке. Уточнив у бабки адрес и записав его в небольшой, в кожаном переплете блокнот, молодой человек вежливо ее поблагодарил и открыл дверь микроавтобуса.
В предвкушении того, что уже через несколько минут она станет центром всеобщего внимания и расскажет своим товаркам о своей роли в поимке опасного преступника, бабка попыталась вылезти из микроавтобуса, как и все люди, лицом вперед. Однако у нее не получилось — стара была, плохо слушались ноги, болела спина, — поэтому она повернулась спиной к выходу и, кряхтя, ступила на землю одной ногой, потом другой. Сделав шаг назад, бабка услышала короткий визг тормозов. Удар был несильным, но она неудачно упала, затылком на острый край каменного бордюра. Ее тело мгновенно обмякло, в голове мелькнула горькая мысль о том, что она так и не успеет ни побыть в центре внимания привокзального женского общества, ни потратить деньги, которые ей удалось собрать, сдавая в наем ту самую комнату, в которой ночевал Сергей. Она умерла.
Серега сидел на лавочке и ждал Алексея. Тот должен был привезти деньги. Встречу, как обычно, назначили в метро. Серега прислонился к приятно прохладному мрамору и нетерпеливо поглядывал на часы: Алексей опаздывал на пятнадцать минут. Наконец тот выскочил из очередного остановившегося поезда с двумя большими сумками в руках. Сергей встрепенулся, но встать не успел. Гонец бухнул сумки перед ним и со словами «Тут все» впрыгнул в вагон этого же поезда.
