что отправили в тюрягу. О том, какие нравы царят в мрачных стенах серого здания НКВД, расположенного на майдане, говорили шепотом, и то лишь в кругу самых близких родственников. Вот как сейчас Николай говорил с женой. Даже с друзьями обсуждать эту тему боялись. Сегодня друг, а кем будешь завтра? А может, ты и сегодня уже не друг?
В кухню забежала Маруся, успевшая переодеться и умыться. Она была веселая, в приподнятом настроении. В пятнадцать лет жизнь так проста, так удивительно прекрасна! Перед тобой широкая дорога, шагай только по ней прямо, не опаздывай и не оглядывайся, и все будет просто замечательно! В апреле ее примут в комсомол, потом выпускные экзамены, институт и дальше… С песней по жизни! Все понятно, все ясно, зря только папка хмурится!
Маруся заметалась по кухне, собирая на стол ужин. На стук посуды из комнаты выскочила Наденька, потянулась, взметнув вверх ладошки с измазанными чернилами пальчиками, и спросила у сестры:
— Маруська, а что на ужин?
— Земляные конфеты! — без промедления ответила сестра.
— Какие конфеты? — От удивления глаза младшей сестренки округлились.
Даже усталый отец и тот улыбнулся Марусиной находчивости и Наденькиной наивности. Как будто на ужин могло быть что-то другое, кроме картошки и молока!
— Ну, давайте свои земляные конфеты. — Тысевич тоже вышел помыть руки.
Через десять минут вся семья чинно сидела за столом. Отец ел не торопясь, плотно и основательно. Поддев вилкой картошку или пучок квашеной капусты, он отправлял их в рот и долго жевал, задумчиво поглядывая на семейство. Вилку зажимал в кулаке, лежащем на столе, и держал ее, словно маршальский жезл. Мать ела аккуратно и ловко, небольшими порциями, запивая картошку молоком. Надя болтала ногами и крутила головой. Хозяйничала за столом Маруся. Она бросала обеспокоенные взгляды то на отцову тарелку, то на материну кружку и заботливо подкладывала картошку и подливала молоко. Успевала даже ткнуть в бок сестренку: не вертись, ешь!
Первым поужинал отец. Вежливо поблагодарив жену и старшую дочку, он пошел переодеваться. Ему еще предстояло поработать в хлеву. Надо было задать корове сена, убрать навоз, да мало ли хлопот по хозяйству? Весна! Возле дома огород в добрых пятнадцать соток. Снег в этом году сошел рано, и уже вполне можно было готовиться к посадке картошки. Кроме того, хотелось почитать что-нибудь. Тысевич любил книги и собрал большую, в несколько сот томов, библиотеку. Книги он собирал давно, да и к чтению пристрастился еще в Первую мировую, когда служил писарем в штабе 1928-го пехотного полка. Не забывал Тысевич и уроки у дочек проверить — жена Наталья в грамоте не особо сильна…
— Николаша, прости меня ради Бога, забыла совсем. От Петеньки письмо пришло!
— Так что же ты, мать! Давай сюда скорее!
Старший, Георгий, учился в Киеве в педагогическом институте, собирался стать учителем, а Петро, на год младше, после десятилетки поступил в Орловское училище бронетанковых войск. Там сформировали специальную группу из тех, кто поступил в училище после окончания десятилетки. Все остальные курсанты имели за плечами только восемь классов. Оба сына учились на «отлично», и отец, разумеется, гордился этим.
Маруся опередила мать. Она бросилась в комнату, на ходу вытирая руки фартуком, и торжественно поднесла отцу распечатанный конверт. Наталья не удержалась и прочитала письмо сама, не дожидаясь прихода мужа. Читала она медленно, иногда показывая неразборчивые слова Наденьке. Маруся, нетерпеливо дергая отца, тараторила:
— Ну что он там пишет? Давай, папка! Читай вслух!
Но Тысевич сначала прочитал письмо сам, а уже по второму разу стал читать вслух:
«Здравствуйте, папа, мама, Наденька и Маруся! У меня все хорошо, через два месяца закончится курс и мы поедем в летние лагеря. Так хочется на свежий воздух! Там будем водить машины, это совсем не то, что теория! Занимаемся много, и я очень стараюсь! Недавно командир меня хвалил перед строем, и это было очень приятно. Я стараюсь быть настоящим сталинцем, принципиальным и честным. Папа, ты был прав, когда заставлял меня читать: я сейчас могу нормально разговаривать, а не бэкать и мэкать, как некоторые из наших бойцов. Командир взвода поручил мне готовить политинформацию на следующей неделе по процессу над немецкими шпионами — Бухариным, Рыковым и прочими изменниками. Красный командир должен уметь рассказать бойцам все, что необходимо для их политического кругозора. Очень правильно, что тех шпионов поставили к стенке. Так им и надо, не будут народ предавать и вредить делу социализма.
Как там у вас? Как учатся сестрички? Как мама? Как у папы на работе? Пишите мне чаще. Если можно, каждую неделю, а то я без вас очень скучаю. Всех целую.
Отец аккуратно сложил письмо и засунул в конверт.
— Положи к остальным, — сказал он, протягивая его жене.
Но письмо взяла Маруся и тут же умчалась в комнату, только ее и видели. Тысевич, проводив ее взглядом, улыбнулся. Он не сомневался, что дочка сядет в уголке и еще раза два перечитает коротенькое письмецо.
После ужина хотелось полежать, да не давало хозяйство. Хлопоча вокруг коровы, он снова вспомнил главную сегодняшнюю новость — арест директора лесхоззага. Последний раз он видел Лыскова- Мельникова в горсовете. Высокий, плотный, в военном френче, обритый наголо, директор казался шумным и уверенным в себе, говорил громко, энергично взмахивая рукой, как будто рубил ладонью дрова. Тышкевич уже не помнил, о чем говорил тогда Лысков, в памяти остался только голос: непоколебимо уверенный и непримиримый. И вот… Враг народа…
— Садитесь, Лысков. Назовите свою фамилию, имя и отчество.
— Товарищ следователь…
— Какой я тебе, на хрен, товарищ! Контра недобитая! Я для тебя, гад недорезанный, гражданин следователь! Понял? Назовешь еще раз товарищем, яйца оторву! Усек?
— Усек, т… гражданин следователь.
— Вот и славно. Фамилия, имя, отчество?
— Лысков-Мельников Григорий Иванович.
— Когда и где появился на свет?
— Что?
— Дата и место рождения! Еще раз переспросишь, дам в морду! Слушай внимательно! Вражина…
— Тов… Гражданин следователь, я не враг, это ошибка! Это ужасная ошибка! Да я за советскую власть… Я в гражданку… Вместе с Примаковым…[3] Я же с червонными казаками…
— Очень интересно. А насчет Примакова мы отдельно поговорим. Выясним, был ли ты с ним знаком, какие поручения выполнял. И почему о твоем знакомстве с Примаковым нигде ничего не сказано.
Лысков почувствовал, как внутри у него похолодело. Он понял, что ляпнул лишнее. Примаков был расстрелян в июне прошлого года вместе с Тухачевским, Путной и другими военными командирами самого высокого ранга. Раньше он гордился своим знакомством с Примаковым, но с прошлого года никогда и нигде об этом не упоминал. Вот времечко пришло! Не знаешь, о чем можно говорить, а что надо хранить за семью печатями. Лучше уж просто молчать.
— Гражданин следователь, вы меня не так…
— Слушай, Лысков! Заткнись и отвечай на вопросы! Еще раз застонешь, честное слово, получишь в морду! У меня тут воз работы, а ты меня тормозишь. Усек? Дата и место рождения?
Перо, стукнув о дно чернильницы, снова легонько заскрипело.
— Место жительства? Профессия? Кем работаешь? Так… Паспорт… Происхождение? Социальное положение? До революции? А после? Служащий… Интеллигенты хреновы! Расплодились, сволочи в очках… Всех вас, интеллигентов, надо к стенке! Грамотные шибко! Национальность? Член ВКП(б)? Да на хрен вы
