– Русские, украинцы, поляки, болгары, албанцы, турки, арабы, те, кто по разным причинам эмигрировал из своих стран.
– Чем ты там занимался?
– Сперва меня проверили, умею ли стрелять. Я поразил мишень прекрасно. Из пистолета.
– Что дальше?
– Полковник Джеймс предупредил меня: тот, кто пришел сюда однажды, остается здесь навсегда; с радиостанции уходят лишь по их воле… Я стал боевиком… Как-то мне из окна показали смуглого мужчину средних лет с толстой самшитовой тростью. Он работал дешифровальщиком пятнадцать лет, но задумал убежать. Я выследил, что у дешифровальщика в трости вмонтирован острый автоматический штык. Тенью ходил за смуглым, пока однажды ночью полиция не подобрала его труп… Он закололся своим штыком…
Таганов хмыкнул. Нуры опустил голову.
– Утром радио сообщило, что агенты Москвы убили честного человека…
– А потом?
– Потом я завалил одну операцию… Неудачно стрелял, и раненый субъект, который должен был умереть, попал в больницу, он кое-что рассказал. Кстати, при погоне полицейский тоже прошил мне пулей плечо… Дело замяли, я был спешно послан в Канаду знакомиться с членами делегации советских республик, которая прибыла туда на международную выставку. Я имел деньги и фотоаппарат. – Каракурт вдруг оживился. – У меня была инструкция: «Хвастовство – это слабость, свойственная в большей или меньшей степени каждому человеку… ищите хвастунов. Они попадут в тщательно подготовленную ловушку…» Но там я сам попал в советскую ловушку…
– Продолжайте, продолжайте, – кивнул Таганов.
В канадском городе Курреев неожиданно встретился со своим односельчанином, молодым агрономом, который рассказывал ему о Конгуре, и Нуры забыл об инструкциях… Он, представлявший Конгур убогим, с жалкими карагачами и изнывающим от жары, вспоминал единственный колодец на такыре, мейдан, место сборищ старейшин, детские игры… А агроном вдруг обрисовал ему благоустроенный поселок с густой зеленью. Самое поразительное для Нуры было то, что его любимая Айгуль не выходила больше замуж, она воспитала сына, который окончил институт и стал инженером, выучила дочь, окончившую аспирантуру в Новосибирске, при отделении Академии наук. Гульшат живет в Москве, стала кандидатом наук. Сам не осознавая того, Нуры позволял молодому агроному вербовать себя в «агенты» Москвы. Он слушал и слушал туркмена. И, наверное, агроном еще долго говорил бы с Нуры, если бы у того не вырвалось признание, что он, Нуры, сын Курреева, предал Родину… Ошарашенный агроном, выскочив из-за стола, плюнул себе под ноги и ушел из номера гостиницы…
По просьбе Каракурта один турок написал в Конгур письмо и получил оттуда конверт с фотокарточкой от Айгуль. В селе еще жива была мать Нуры. Курреев долго разглядывал карточку со своим семейством. Айгуль была одета по-европейски – в платье, а Нуры помнил ее в яшмаке – платке молчания, с большим ведрообразным бориком на голове… Ему вспоминались минуты, когда он скакал на жеребце под свист пуль вместе с Эшши-баем и с отцом, оставляя беременную жену и сына…
После Канады, возвратившись на остров, Нуры искал дня и часа для побега. Однажды он вышел из парка в город, гуляя по улицам вечернего города, проходя мимо магазинов с яркими витринами, забылся и оказался на окраине. Не зная зачем, он шел и шел по равнине, представляя аул с предутренними петухами, с криком пастуха, с запахом хлеба… Потом Нуры вернулся и на безлюдной улице встретил приземистого толстяка – не то немца, не то австрийца. Однако тот заговорил с ним на английском.
– У вас не найдется огня? – спросил толстяк.
Нуры достал зажигалку. Незнакомец смачно затянулся, явно напрашиваясь на знакомство.
– Вы случайно не азиат?
Нуры приберег грубость, пожал неопределенно плечами. Но толстяк сказал:
– Вас интересует история сельджуков?
Это был пароль. Нуры насторожился. Прошло двадцать с лишним лет, как он расстался с подполковником Вилли Мадером, когда тот обменялся с Курреевым услышанным паролем. В ту пору Гитлер уже покончил с собой. Нуры вспомнил живописные Баварские Альпы, неподалеку от горного озера старинный замок средневековых рыцарей, где проныра Мадер собрал остатки агентов. «Придет время, и мы призовем вас!» Там Нуры заметил молодого немца в генеральском кителе и пенсне. То был будущий шеф федеральной разведки Западной Германии Рейнгард Гелен. С тех пор Курреев и хранил в памяти пароль гитлеровской разведки.
– Да, но меня больше влечет пора великих завоеваний султана Санджара, – отозвался Нуры незнакомцу.
– Мадер передал, что пора возвращаться… Он ждет тебя, Каракурт, – услышал Нуры срочный приказ.
Испугавшись такого оборота дела, Курреев возразил:
– Американцы добром не отпустят…
– Не твоя забота! – резко оборвал его толстяк. – Вылет завтра, самолетом Анкара – Мюнхен… Назовешься Супановым…
На другой день вечером Каракурт уже был в Мюнхене, отыскал парк на левом берегу реки Изара, покружил на всякий случай у зеркального озера, как бы любуясь белыми лебедями, и приблизился к серой двухэтажной постройке, похожей на казарму. Документ, который был передан ему еще в аэропорту связным Мадера, давал право на беспрепятственный вход в здание. Охранник в серой форме с нашитыми на груди буквами «Радио „Свободная Европа“» остановил Курреева:
– У вас в левом кармане оружие. Подайте сюда!
За вытаскиванием из кармана пистолета и застал Курреева долговязый Мадер.
– О, мой эфенди! Салам алейкум! – воскликнул он, сверкая на ходу стеклами очков.
Мадер шепнул Каракурту о встрече в саду картинной галереи Шака, на третьей скамейке южнее Швабского фонтана. Там должен был появиться человек. А сейчас Каракурт проследовал вместе с Мадером в просторный кабинет, уставленный массивными стальными шкафами. В углу у окна Нуры увидел лысого мужчину неопределенного возраста, который, сидя за массивным столом, попыхивал толстой сигарой. Он еле ответил на приветствие, словно торговец, приценивающийся к очередной партии товара. Это был американец Ричард Кук, заместитель директора радиостанции.
– Он тебе дал имена агентов, с которыми ты должен был поддерживать связь, спустившись на территорию Средней Азии? – вдруг перебил рассказ Курреева Ашир.
Смуглое, тяжелое лицо Каракурта странно просияло, словно бы какая-то догадка осенила этого запутавшегося в своей судьбе человека.
– Да, конечно… – твердые губы Нуры дрогнули в улыбке. И, не дожидаясь вопроса, Каракурт стал рассказывать дальше.
Альянс двух военных разведок – США и издыхающего гитлеровского абвера – возник двадцать с лишним лет назад. В самом начале апреля 1945 года Вилли Мадера, уже приготовившегося бежать в Испанию, спешно доставили в курортный отель Бад-Эльстера, что в Саксонии. Разведчик предстал перед грозными очами генерал-лейтенанта Гелена. «Нам известно, подполковник, что вы как специалист по Средней Азии знаете многих наших агентов – азиатов, заброшенных в Советский Союз». Генерал говорил тихо, едва шевеля губами: «Вам придется всех их вспомнить по памяти… Всех без исключения…» «Осмелюсь доложить, герр генерал, – вкрадчиво ответил Мадер. – На всю агентуру есть где-то картотека и даже… дубликаты…» – «Неужели, подполковник? Вы полагаете, что мы об этом не осведомлены?» – резко бросил Гелен и, поднявшись с места, подошел к Мадеру пружинистой походкой барса. Этот худощавый, среднего роста, но с телосложением легкоатлета человек выглядел аристократом. Генерал был элегантен, но под широким лбом, под лысеющим черепом бродили изысканно жестокие мысли. Мадер понимал, что он находится в цепких руках Гелена, однако лихорадочно соображал, как ему выжить… Если он сейчас назовет по памяти список среднеазиатских агентов, то Гелен тотчас может отделаться от него, выбросит на свалку… Нет, Мадер не такой уж простачок! Война фашистской Германией проиграна, дошлые шефы многих служб и подразделений абвера лихорадочно снимают фотокопии с докладов, отчетов, исследований о Советском Союзе в надежде подороже продать их американцам… Почему же Гелен спрашивает о среднеазиатской
