Кровь прилила к бледным щекам Карла IX.
— Хвала Господу, им еще не пришло в голову поджечь Лувр, — заметила Екатерина.
— Клянусь кровью Христовой! Я прикажу повесить поджигателей, — возмутился король. — Позвать сюда Коссена!
— Тише! Вы с ума сошли, Карл, — прикрикнула на сына королева. — Вы что, хотите, чтобы в Париже начались беспорядки, а может, и мятеж?
— Что вы говорите, матушка! — с дрожью в голосе произнес Карл.
— Правду! Вы мечтали примирить католиков и гугенотов. Видит Бог, как я этого боялась, ведь вы толкали нас всех в пропасть. Разве не видите, с тех пор, как сюда явились Жанна д'Альбре, Генрих Беарнский, Конде и Колиньи, нас со всех сторон окружает опасность. Вы слепец, Карл!
Над городом бушевали пожары и вихри красного пламени пронизывали ночь.
— Вот вам ответ парижан на помолвку вашей сестры! — показывая на горящие дома, сказала королева.
Сжав челюсти, широко раскрыв глаза, смотрел на пылающий Париж Карл IX. Временами по телу короля пробегала нервная дрожь.
— Послушайте меня, Карл, — продолжала Екатерина Медичи. — Вы знаете, как я желала мира, но вам также известно, что я унизилась перед этой гордячкой Жанной д'Альбре — согласилась на брак моей дочери с ее сыном. О, я также была слепа! Верила в возможность примирения между гугенотами и католиками! Но мир с гугенотами невозможен — это бредовая идея, мечта безумца! Церковь должна победить ересь, иначе она погибнет сама…
— Мадам, вы пугаете меня! Неужели все так ужасно, и лишь потому, что я отказался более проливать кровь?
— Вы мне не верите? Почитайте письма послов из всех христианских стран. Вспомните, что писал нам король испанский… Он готовит армию, чтобы спасти царство Божие, гибнущее из-за нашего малодушия.
— Я готов воевать с Испанией!
— Безумец! А что нам пишут венецианцы? А Парма? А Мантуя? Послушайте, как выступают государи Священной Римской Империи? Все, все осуждают нас и угрожают Франции!
— Я выступлю против всей Европы, если понадобится!
— И против папы римского тоже? — возмутилась Екатерина. — В конце концов вас отлучат от церкви — Святой Престол уже грозил вам этим.
— Клянусь силами ада, мадам! Папа есть папа, но и я — король Франции!
Карл вцепился руками в ограду балкона и с жаром продолжал:
— Никаких возражений! Чтобы никаких разговоров не было! Я хочу мира, и мир утвердится в моем королевстве! И если понадобится — буду воевать с Испанией, со Священной Римской Империей, с самим папой!
— И на какие же силы вы рассчитываете? — холодно спросила королева.
— У меня есть армия, дворянство, народ!
— Народ? Идемте, сир, и вы услышите, чего требует ваш народ.
С этими словами королева решительно взяла сына за руку и потащила его через анфиладу комнат. Остановилась Екатерина в большой зале, окна которой выходили на другую, противоположную реке сторону.
— Вы говорили о дворянстве, — продолжала она, — но на кого вам рассчитывать? На Гиза, который, оставаясь в тени, Бог знает что замышляет? На Монморанси, который заперся в своем замке и укрывает мятежников?
— Что это еще за мятежники?
— Те самые два негодяя, что здесь, прямо в Лувре, оскорбили вас и меня!
— И вы утверждаете, что Монморанси предоставил им убежище?
— Да, сир. И все ваше дворянство готово пойти на открытый мятеж… А что касается народа… прислушайтесь…
Екатерина подвела короля к открытому окну. На площади, за рвом, опоясывающим Лувр, король увидел огромную толпу, выкрикивающую: «Да здравствует месса!», «Долой гугенотов!». Но эти возгласы тонули в громких криках, которыми кто-то, похоже, умело дирижировал:
— Да здравствует Гиз! Да здравствует наш вождь! Карл резко повернулся к матери:
— Что все это значит? Кто их вождь?
— Вы же слышите, сир, — Генрих Гиз.
— И что же возглавляет этот вождь?
— Как «что»? Католическую армию, конечно.
— Мадам, не говорите загадками! Что это еще за католическая армия? Кто ее созвал?
— Карл, в этой армии — все королевство. Дворяне, которые не желают, чтобы гугеноты были на равной ноге с преданными слугами короля; это горожане, вон они, видите, с протазанами в руках; это весь народ, взявший оружие, чтобы спасти истинную веру… Все они — католическая армия!
Карл IX захлопнул окно и принялся возбужденно шагать из угла в угол.
— Что делать? Что мне делать? — бормотал он.
— Клянусь Пресвятой девой! Вспомните о вашем долге короля и сына католической церкви!
— Что вы мне предлагаете? Предать бедного Колиньи? Да у него слезы на глазах появляются, когда он слышит, что я зову его моим другом… Предать Генриха Беарнского? Он сейчас сияет от радости и уверяет меня в своей дружбе… Хорошо! Делайте что хотите, но меня в ваши дела не вмешивайте!
В этих словах был весь Карл IX. Екатерине с трудом удалось скрыть охватившее ее радостное чувство. Она быстро подошла к сыну, внимательно всмотрелась в его взволнованное лицо и глухо проговорила:
— Карл, ваше доброе сердце вас погубит. Бедное дитя! Ты же впустил волков в Париж. Говоришь о дружбе Генриха Беарнского… А знаешь, где был Генрих перед твоим отъездом в Блуа? Ты-то думал, что он стоит лагерем в Ля-Рошели… Можешь узнать у парижского прево…
— Говорите же, мадам!
— Хорошо. Он был в Париже вместе с Конде, д'Андело и Колиньи. И знаешь, чем он был занят? Он готовил заговор с целью убить тебя и овладеть французским престолом.
Король мертвенно побледнел и обвел комнату блуждающим взором. Склонившись к сыну, королева добавила ему на ухо:
— Молчите, сир! Ни словом, ни жестом вы не дадите понять проклятым гугенотам, что знаете ужасную правду. Все должно быть в тайне, сир, иначе мы погибли…
Оставив потрясенного Карла, Екатерина удалилась. По потайной лестнице она спустилась в свою молельню и позвала Паолу, служанку-флорентийку.
— Они уже пришли? — спросила Екатерина.
— Да, оба ожидают в разных комнатах, — ответила Паола.
— Хорошо! Сначала введи наемного убийцу, а потом того, другого.
Служанка вышла и через несколько минут ввела в молельню мужчину, склонившегося перед королевой в глубоком поклоне.
— Здравствуйте, мой дорогой Моревер, — произнесла королева с милой улыбкой, — вижу, вы по- прежнему мне друг: являетесь по первому зову как раз тогда, когда нам нужен храбрый, энергичный и преданный человек.
— Вы слишком добры ко мне, Ваше Величество, — ответил Моревер.
— Что вы! Я всего лишь отдаю должное друзьям короля… Бедный король… трон его не так уж прочен…
Моревер побледнел.
«Черт возьми! Неужели она что-то пронюхала!» — пронеслось у него в голове, а вслух он произнес:
— Ваше Величество, если нужно рисковать жизнью во имя укрепления королевского престола, я готов: только прикажите!
Но в глубине души Моревер трепетал. Он пугливо огляделся, чтобы убедиться, что он действительно
