Что же это был за человек, герцог Гиз? Почему его боялась даже неукротимая Екатерина Медичи?
Генриху I Лотарингскому, герцогу Гизу, было в описываемое время двадцать два года. Он был очень хорош собой. Генрих как две капли воды походил на свою мать, Анну д'Эсте, герцогиню де Немур. Он унаследовал мужественную и классическую красоту этой итальянки, в чьих жилах, возможно, текла кровь Лукреции Борджа. Гордость и высокомерие — семейные черты Гизов и д'Эсте — читались в лице его.
Герцог великолепно одевался, его двор превосходил роскошью королевский. Он носил на шее три ряда бесценных жемчугов, а эфес его шпаги украшали бриллианты. Костюм Гиза был сшит из блестящего шелка и тончайшего бархата. Разговаривая с людьми, он имел привычку закидывать назад голову, прищуривать глаза и как бы ронять слова сверху вниз. Генрих Гиз пребывал в абсолютной уверенности в том, что рано или поздно он займет французский престол.
Отметим мимоходом, что этот великолепный кавалер, превосходивший элегантностью герцога Анжуйского и воплощавший в себе идеал мужской красоты, был странно обижен судьбой: супруга беззастенчиво изменяла ему, переходя от одного любовника к другому, а Гиз по этому поводу хранил надменное молчание, словно полубог, которого не могут затронуть насмешки толпы.
Если от матери Генрих унаследовал красоту и подчеркнутый аристократизм в манерах, то от отца ему досталась холодная жестокость. Франсуа Лотарингский, герцог де Гиз и д'Омаль, принц де Жуанвиль, маркиз де Майенн, часто убивал лишь ради удовольствия убивать, например в Васси. Прославленный, великолепный, отважный Франсуа де Гиз, которого в книгах представляют как образец гражданских и воинских добродетелей, был человек бессердечный, безжалостный и неумный.
Королеве не удалось заставить своего грозного гостя опустить глаза. Она решила по крайней мере на время разрушить его честолюбивые мечты.
— Герцог, — ледяным тоном произнесла Екатерина, — вам, вероятно, известно, что король — ваш повелитель — задумал освободить королевство от расплодившихся во Франции еретиков.
— Мадам, я знаю о решении короля и рад, что такое решение принято, хотя, на мой взгляд, оно немного запоздало.
— Король сам вправе выбирать время. Лучше, чем придворные интриганы и сплетники, он знает час, благоприятный для нанесения удара по врагам Церкви… и врагам престола.
Гиз и бровью не повел, продолжая улыбаться.
— Может ли король рассчитывать на ваше содействие? — спросила Екатерина.
— Вы прекрасно знаете, мадам, я и мой отец много сделали для спасения веры. В решающий момент я не отступлю.
— Замечательно, сударь. Чем бы вы хотели заняться?
— Я займусь Колиньи, — холодно произнес Гиз. — Я рассчитываю отослать его голову моему брату кардиналу.
Королева побледнела: ведь она уже обещала отправить голову Колиньи Святой Инквизиции.
— Договорились! — сказала Екатерина. — Действуйте по сигналу: после набата колоколов Сен- Жермен-Л'Озеруа.
— Это все, мадам?
— Все. Однако, поскольку вы — опора французского престола, хочу показать вам, какие предосторожности приняты на тот случай, если еретики атакуют Лувр. Нансей! Тотчас же появился капитан королевских гвардейцев.
— Нансей, — спросила королева, — сколько гвардейцев у нас в Лувре?
— Тысяча двести человек, вооруженных аркебузами.
— А еще? — настаивала Екатерина.
— Еще у нас две тысячи швейцарцев, четыреста арбалетчиков и тысяча вооруженных дворян — разместили, как смогли.
Гиз помрачнел.
— Что еще? — продолжала королева. — Говорите в присутствии герцога, капитан, он верный слуга трона.
— Двенадцать пушек, мадам.
— Наверное, парадные бомбарды для фейерверков? — поинтересовалась Екатерина.
— Нет, мадам, боевые орудия. Их тайно привезли в Лувр вчера ночью.
Гиз побледнел, улыбка сползла с его лица, поза стала менее самоуверенной.
— Чтобы герцог не волновался, сообщите, капитан, какие известия мы получили из провинции?
— Но вы же знаете, мадам, — с удивлением ответил Нансей, — нам сообщили лишь то, что приказ короля выполнен: губернаторы провинций отправили войска в Париж…
— Из этого следует…
— Из этого следует, что шесть тысяч солдат подошли к Парижу утром и войдут в столицу днем. Еще от восьми до десяти тысяч пехотинцев прибудут сегодня вечером или, самое позднее, завтра утром. Таким образом, в самом Париже и под стенами города соберется армия в двадцать пять тысяч под командованием короля.
Гиз уже не мог скрывать своих чувств: он был ошеломлен. Склонившись перед королевой в почтительном поклоне (никогда раньше он так не кланялся), герцог признал себя побежденным.
«Эту партию я проиграл!» — подумал он про себя.
А Нансей спросил королеву:
— Мадам, раз уж мы заговорили о делах военных, соблаговолите сообщить, кто примет командование войсками в Лувре? Может, господин де Коссен?
Герцог на миг воспрянул духом: де Коссен, как мы знаем, принадлежал к числу сторонников Гиза. Но радость его была недолгой.
— Господин де Коссен, — сказала королева, — назначен королем на охрану дворца адмирала. Лучше ему там и оставаться. Нансей, командовать будете вы. Я знаю вашу преданность.
Нансей опустился на одно колено и произнес:
— Буду верен вам до последнего вздоха, мадам!
— Мне это известно. Прикажите же с наступлением ночи зарядить аркебузы. Поставьте охрану у каждой двери. Расставьте пушки по всем направлениям. Всадники, готовые вступить в бой, пусть проведут ночь во дворе, прямо в седлах. Четыреста швейцарцев пусть охраняют короля. И если кто-нибудь осмелится атаковать Лувр, прикажите открыть огонь! Огонь из аркебуз! Огонь из пушек! Стрелять в любого: в нищего или буржуа, в священника или дворянина, в гугенота или католика… убить любого!
— Пристрелю любого! — воскликнул Нансей. — Но, мадам, кого мне назначить охранять вас?
Екатерина встала, протянула руки к серебряному распятию и звучным голосом произнесла:
— Мне не надо охраны — со мной Господь!
Когда Нансей вышел, Гиз обратился к королеве, и голос его дрожал:
— Мадам, Ваше Величество знает, что может располагать мной и для защиты короля, и для защиты святой веры…
— Знаю, герцог. Поэтому, поверьте, если бы не выбрали себе назначение сами, я бы попросила вас принять командование над силами Лувра.
Гиз до крови прикусил губу: получалось, что он сам все испортил.
— Мадам, — продолжал герцог, — мне остается лишь просить Ваше Величество принять человека, на которого возложено непосредственное выполнение поручения завтрашней ночью.
— Пусть войдет! — сказала Екатерина.
Гиз распахнул дверь в коридор, и по знаку в молельню вошел огромного роста мужчина. В лице у него было что-то тупое и наивное; кисти рук несоразмерно велики; круглые светло-голубые глаза навыкате и низкий, покатый лоб. Фамилия этого человека была Деановиц, но в те времена существовала традиция именовать слуг по имени провинций, откуда они происходили. Деановиц явился во Францию из Богемии, и Гиз прозвал его Богемец, а сокращенно просто Бем.
Екатерина посмотрела на гиганта с притворным восхищением, а тот улыбнулся и погладил усы.
— Тебе этой ночью будет дано одно поручение…
— Знаю, мадам: убить Антихриста и отрезать ему голову, если прикажет Ваше Величество.
