Тоа-Сителл слушал рассказ Ламорака, поминутно поглядывая на него. Лицо предателя казалось удивительно открытым, несмотря даже на распухшую нижнюю челюсть и кровь, запекшуюся под разбитым носом. Герцог подумал, что в нормальном состоянии Ламорак был чертовски красив и возбуждал в человеке доверие с первых же минут знакомства.
Он также казался Тоа-Сителлу довольно необычным человеком. Как правило, лицо отражает характер – а герцог не мог найти в лице Ламорака даже намека на слабость, ни одной неверной черты.
Когда они появились в верхней каморке дома Берна, предатель задрожал, как провинившийся щенок; он раболепно склонялся, как только Берн подходил близко к нему, и изо всех сил оберегал от графа сломанную ногу. Он отказывался говорить до тех пор, пока не услышал из уст самого Тоа-Сителла твердого обещания, что узника вырвут из рук Котов. Но даже после этого Ламорак начал рассказывать весьма нерешительно, с трудом проталкивая слова сквозь сжатые зубы и виновато улыбаясь. Тоа-Сителл поглядывал на него и машинально постукивал по рукояти спрятанного в рукаве отравленного стилета.
Еще за дверью Берн предупредил его:
– Маг из Ламорака дрянной, но он владеет одним довольно опасным заклинанием – заклинанием Власти. Следи за ним получше.
Тоа-Сителл следил, однако не заприметил, чтобы Ламорак призывал какие-либо силы. Мгновением позже это вообще показалось излишним – Ламорак раскрыл самую суть злодейского замысла.
Предатель мямлил и моргал, когда повязка врезалась в его запавшие щеки, но желание доказать ценность информации заставляло его забыть о боли.
– …и потом он, ну, ему останется только набросить сеть на иллюзию, и тогда она окажется отрезанной от потока Силы. Император пропадет, понимаете? Двадцать тысяч человек увидят, как Ма'элКот исчезнет точно так, как исчезают актиры. Это и будет доказательством. Такого Ма'элКоту не простят.
– Сеть, черт побери, сеть! – прорычал граф. На его шее вздулись жилы; попавшийся по дороге стул разлетелся в щепки. Берн повернулся к Ламораку. – А Пэллес? Какое это имеет отношение к ее спасению?
– Никакого, – сказал поднимаясь Тоа-Сителл. – Неужели непонятно? Она ему безразлична. Пэллес – всего лишь ширма. Главная опасность заключается в Кейне. Он с самого начала замышлял ударить по Империи.
– Не верю, – возразил Берн. – Ты не знаешь, на что он шел ради нее.
– Но это же для них игра, – стоял на своем Тоа-Сителл. – Неужели не помнишь? Ма'элКот узнал об этом от одного из схваченных во дворце. Просто игра, сценка, ну, приключенческая история. Развлечение. Мы страдаем и умираем ради удовольствия актиров.
– Развлечение или нет, он все равно будет готов ради нее… Берн говорил еще что-то, но Тоа-Сителл уже не слушал. Он смотрел на Ламорака.
Когда герцог впервые произнес слово «игра», предатель взглянул вначале на него, а затем на Берна – ужас читался в его округлившихся глазах. Его губы подпрыгивали, как у ревущего ребенка, из горла вырвался сдавленный звук.
– В чем дело? – спросил Тоа-Сителл. – Что случилось, Ламорак?
Тот взмахнул дрожащей рукой.
– Я… я ничего… я просто не могу… Берн презрительно фыркнул.
– Он сейчас обмочится. Что, боишься актиров, а?
– Я… нет… я… – Стул Ламорака потихоньку полз назад – он вслепую отталкивался здоровой ногой.
– Он не просто боится, – подошел ближе Тоа-Сителл. – Я такое уже видел. Это вроде болезни. Некоторые боятся пауков, а однажды я встречал человека, который так боялся высоты, что не мог даже подниматься по лестнице.
– Да? – ухмыльнулся Берн.
Неожиданно он прыгнул к Ламораку и схватил его за плечи. Рывком поднял со стула и встряхнул его в воздухе.
– Боимся, да? Ой, как страшно! – Он исторг пьяный смех. – Повторяй: Кейн – актир. Ну, давай, скажи: Кейн – актир!
Ламорак потерял дар речи и только мотал головой.
– Берн, – Тоа-Сителл положил руку ему на плечо, – это бесполезно. Он не может совладать с собой.
Берн повернулся к нему – у него были глаза разъяренной пумы.
– Убери руку, если она тебе нужна целой. Он скажет «Кейн – актир» или я ему оторву руку! Ламорак мычал, а Берн все тряс его.
– Думаешь, я не смогу? Думаешь, сил не хватит? Ну! Кейн – актир!
Лицо у Ламорака покраснело, затем посинело, глаза закатились, словно у попавшей в пожар лошади.
– К… К… – выдавил он из себя сквозь зубы, задыхаясь, – К-кейн…
Холодный пот прошиб Тоа-Сителла. Он открыл рот, закрыл и вскричал:
– Берн, подожди! Он не может ничего сказать! Он пытается, но не может! Помнишь то заклятие, которое мешает актирам говорить? Помнишь? Ма'элКот ведь рассказывал!
Берн нахмурился и посмотрел на герцога. Забытый на мгновение Ламорак болтался в воздухе.
– Не понимаю, о чем ты.
– Не понимаешь? Ламорак один из них! Он не может сказать, что Кейн актир, потому что знает – это правда!
– Нет! – завизжал Ламорак. – Клянусь! Я не актир, клянусь! Это неправда, это все выдумки, я…
– Заткнись, – равнодушно произнес Берн, подкрепив свой приказ хорошим встряхиванием, от которого голова Ламорака мотнулась назад.
Без всякого перехода граф успокоился и расслабился; на его физиономии было написано скотское удовлетворение.
– Да… Как вам это? Чтоб я сдох! Говорят, на воре шапка горит.
Тоа-Сителл хмуро кивнул в знак согласия.
– Точно. Понимаешь, что это значит?
Берн пожал плечами. Ламорак заскулил, и Берн изо всех сил ударил его по черно-синей опухоли на месте сломанной челюсти.
– Заткнись.
– Это значит, что мы можем проверить. Посади его на стул.
Берн повиновался.
– Возьми его за руку, – скомандовал Тоа-Сителл. Ламорак попытался вырвать руку, но Берн явно превосходил его силой.
– А теперь, – сказал Тоа-Сителл, – вырывай у него пальцы по одному, пока он не скажет: «Я – актир». Думаю, он не сумеет, даже если ты вырвешь ему все десять,
Ламорак завыл, глухо завизжал сквозь зубы, прежде чем Берн вывернул и рванул мизинец на его руке. Кости захрустели, и плоть разорвалась со звуком треснувшей толстой материи. Берн бросил палец через плечо, словно обглоданную куриную кость. В лицо ему брызнула кровь. Ухмыляясь, он облизнулся.
Тоа-Сителл шагнул вперед и стал затягивать вокруг запястья Ламорака ремень, пока алый поток не сменился редкими каплями.
– Слушай, да скажи ты, и дело с концом, – посоветовал Берн. – Мне не составит труда сделать то же самое еще девять раз. Ну неужели так трудно сказать? Я – актир. Я – актир.
Ламорак помотал головой и набрал в легкие воздуха, намереваясь заговорить, однако Берн окровавленной рукой запечатал ему рот.
– Подумай сперва, Ламорак. Если ты скажешь что-нибудь другое, кроме «Я – актир», то лишишься еще одного пальца.
Он убрал руку. Ламорак не произнес ни слова, только глядел с мольбой на Тоа-Сителла. Герцог пожал плечами – от Ламорака не будет толку, если он окажется в шоковом состоянии или умрет от потери крови.
– Мы узнали все, что нам было нужно, Берн. Следует отвести Ламорака к Ма'элКоту. Так мы сможем
