одиночестве. Однако отказ Косте одновременно означал и отказ себе. А Мей сильно нуждалась в его успокаивающих прикосновениях, в осознании принадлежности ее тела этому человеку. Она испытывала потребность ощутить под покровом ночи, что Коста видит в ней нечто более важное, чем просто удобную спутницу жизни. Ей не хотелось потерять иллюзию реальности их брака, ведь гораздо удобнее думать, что союз с Костой основан на чем-то несравнимо большем, нежели хороший секс.
— Конечно, пойдем в постель, — кивнула Мей.
— Негодница! А если я устал?
Мей сморщила нос.
— В самом деле? Ну, тогда я не стану зря расходовать твои силы.
Коста рассмеялся, взял ее за руку и повел в спальню.
— Посмотрим, кто первый запросит пощады!
Я, подумала Мей спустя несколько минут, когда ее дыхание участилось из-за того, что муж потянул вниз молнию на спинке платья. В этом действии содержалось обещание чувственного, блаженства. Коста обладал восхитительной проницательностью, позволявшей угадывать самые тайные желания жены и удовлетворять их.
Причем весьма искусно, добавила Мей про себя, когда платье упало на пол и кончики пальцев Косты начали путешествие по ее обнаженной коже в поисках резинки трусиков, которые вскоре разделили участь вечернего наряда.
Туфли Мей сбросила сама. Затем она занялась одеждой мужа. На нем было слишком много всего. Мей сняла с Косты пиджак, развязала галстук и нетерпеливо расправилась с пуговицами на рубашке.
Киприади припал губами к чувствительной ямке на шее жены, и от этой точки пошли волны изысканного наслаждения. А Коста принялся дразнить Мей языком, периодически легонько покусывая за мочку уха.
Вскоре мужская рубашка упала на ковер, а женские пальцы занялись пряжкой на ремне и молнией на брюках. Коста тоже внес вклад в собственное раздевание: он стащил туфли и носки. Она сдвинула вниз трусы Косты, восхищенно ахнув при виде свидетельства его желания. Мей всегда поражала способность этой части мужского тела приводить ее в исступление. Не в силах справиться с искушением, она легонько провела кончиками пальцев вдоль всей бархатистой поверхности этого органа.
— Дорогая, — сдавленно произнес Коста, — если ты не желаешь, чтобы я толкнул тебя на кровать и взял без всяких прелюдий, лучше прекрати это.
Мей подняла голову и лукаво взглянула ему в глаза, продолжая действовать рукой.
— Полагаешь, это возможно?
— Господи Иисусе! — хрипло выдохнул Киприади, решительно притягивая жену к себе.
Его поцелуй взбудоражил все ее чувства, задел тончайшие струны души. Она совершенно лишилась власти над собой. Остался только этот человек, восхитительное мгновение, которое они вместе переживали, и наплыв эмоций, столь захватывающих, что голова шла кругом.
Собственное тело в этот миг казалось Мей хорошо настроенным инструментом, на котором играл музыкант-виртуоз. Оно пребывало в экзальтации, чутко отзываясь на малейшее прикосновение мастера.
Мей обожала объятия Косты, мощь его тела и страсть, не без труда обуздываемую силой воли. Иногда этот контроль безумно хотелось нарушить. Интересно, каково было бы заняться с Костой любовью без всяких внутренних ограничений? Добраться до самого сокровенного нутра его мужской сути и заставить взять себя со всей первобытной, не знающей границ жадностью?
Боже правый, одна только мысль об этом ввергает в трепет и превращает кровь в пылающую лаву!
Губы Косты тронули висок жены, словно он хотел показать, что понимает, какой огонь сжигает ее изнутри. В этот раз именно она взлелеяла его страсть, возвела желание в невыносимо пронзительную степень, а потом сама же утолила во время чрезвычайно сладостного единения, после которого они остались лежать, покрытые испариной и задыхающиеся.
— Ведьма… — хрипло констатировал Коста, прежде чем прижаться губами к ее груди.
— Ммм… — удовлетворенно и лениво согласилась Мей. Однако в следующую секунду с ее губ слетел судорожный вздох: это Коста принялся ласкать языком и покусывать вздыбленный розовый сосок.
Вдоволь насладившись игрой, Киприади вдруг резко поднялся с кровати, подхватил жену на руки и понес в ванную, под душ. Некоторое время Коста и Мей нежились под ласковыми струями теплой воды. Затем вытерлись большими махровыми полотенцами и вернулись в постель, спать.
Однако Мей не удалось как следует отдохнуть. Почти сразу же ей стали сниться какие-то странные, неприятные сны, заставлявшие ее тревожно метаться по подушке. Успокоение пришло лишь тогда, когда спальню осветили первые солнечные лучи. Дыхание Мей выровнялось, уголки губ едва заметно изогнулись в улыбке.
Она не осознавала, что причиной этому стало успокаивающее поглаживание находившегося рядом мужчины. Коста проснулся рано и долго лежал, наблюдая за тревожным сном жены. У нее были утонченные черты лица и шелковистая кожа, подобной которой Киприади не ветречал ни у одной из женщин, когда- либо побывавших в его постели. Густые волосы Мей тяжело рассыпались по подушке, кончики длинных ресниц изгибались. Коста невольно задержал взгляд па припухших розовых губах жены, прежде чем перевести его на изящные руки и обручальное кольцо с крупным бриллиантом — свидетельство того, что эта женщина принадлежит ему, Киприади.
Мей выглядела слабой, но это впечатление было обманчивым, потому что она обладала немалой внутренней силой, а также искренностью, исключавшей всякую возможность обмана.
Чем дольше Коста смотрел на жену, тем больше хотелось ему покрыть прелестное тело многочисленными поцелуями, а когда она проснется, заняться долгой медленной любовью.
Его всегда трогала щедрость отклика Мей — физического, интеллектуального и эмоционального.
Почувствовав, что в нем поднимается желание, Коста с тяжелым стоном встал с постели. Если бы он остался там дольше, Мей не удалось бы выспаться. Как был, обнаженный, Киприади направился в ванную и встал под душ.
Мей проснулась поздно. Бросив взгляд на часы, она бегом кинулась в ванную, быстренько сполоснулась под душем, затем оделась и в рекордно короткое время нанесла дежурный макияж. Потом сбежала впопыхах по ступенькам.
Когда жена появилась на кухне, Коста допивал кофе. Мей стоило лишь взглянуть на него, и кровь быстрее побежала по ее венам. Она как будто до сих пор ощущала опаляющие прикосновения мужа. Жар его тела, страстность объятий…
Что за наваждение! Ночь давно прошла, наступило утро, пора сбросить с себя чувственное оцепенение.
Коста посмотрел на жену и заметил, как дрогнули ее припухшие губы. Интересно, осознает ли она свою красоту? В Мей есть нечто большее, чем привлекательная внешность, это уходит корнями в глубину ее души. Сейчас Мей казалась совершенно прозрачной, трогательной.
Он наблюдал, как она взяла чашку и плеснула себе немного кофе. Затем вынула из тостера тост и намазала его джемом.
— Почему ты не разбудил меня? — спросила Мей, старательно следя, чтобы голос звучал естественно. Не отводя взгляда от мужа, она откусила кусочек подсушенного хлеба и глотнула из чашки.
Киприади выглядел точь-в-точь так, как положено преуспевающему деловому человеку: шитый на заказ костюм сидел на нем безупречно, шелковый галстук темнел на фоне белоснежной рубашки.
— Я отключил будильник, — невозмутимо сообщил Коста, одновременно бросая взгляд на наручные часы. Потом он вновь посмотрел на жену. — Почему ты не присядешь?
— Нет времени, — покачала Мей головой. Как он потрясающе выглядит, вертелось в ее мозгу, пока она быстро завтракала. Эх, забыть бы обо всем, вернуться с Костой в спальню и повторить все, что было накануне!
