показалось бы утопией, фантастикой. Возьмите «Маракану»: если бы этот стадион был задуман и построен как это делается в других странах, я хочу сказать, что если бы это строительство было бы распланировано, запрогнозировано и так далее, то никто никогда не поверил бы в возможность его завершения в такие сроки. А вот пожалуйста: нужно было построить – и построили! Засучили рукава и отгрохали стадионище за какой-то год. Нет, если бы любому из нас сказать заранее, что мы, бразильцы, можем воздвигнуть такое за один год… Мы бы умерли со смеху! Такова наша Бразилия, наша «бразильская Бразилия», как мы говорим, с ее футболом, с ее страстями. А наш стадион – в Морумби – сколько сил было положено, сколько крови я испорил. И вот полюбуйтесь!
Феола достал из стола фотографию красавца стадиона с серой трехъярусной трибуной, опоясывающей зеленое футбольное поле.
– Ведь ни копейки не дали нам власти. Все пришлось добывать самим. И теперь можем гордиться: наш клуб обладает самым крупным в мире из клубных стадионов. Свыше ста пятидесяти тысяч мест! Хотите посмотреть его?
Отказаться от такого предложения было невозможно. Искушение было слишком велико, и, несмотря на занятость делами на баскетбольном чемпионате, я без колебаний кивнул головой.
На следующий день мы едем на стадион. Едем долго, через весь город. Феола сам ведет свой голубой «фольксваген», настроен он элегически и размышляет словно сам с собой о быстротечности времени. Он говорит о том, как удивительно быстро разросся это» гигантский город, как стремительно ползет он в разные стороны, поднимая пыльные пригороды.
– Совсем недавно мы ездили на этот ипподром, как в другой город, как на пикник или в деревню.
А теперь он оказался чуть ли не в центре.
Потом все-таки начались пригороды: кварталы упрятанных в зелень особняков. Лужайки, рощи, но вдруг выяснилось, что и это не пригород, а Морумби – район, где обитает самая «чистая» публика: владельцы астрономических банковских счетов, модные певцы и герои светской хроники. На самом высоком холме Морумби одиноко торчал светлый особняк – дворец губернатора штата.
– Наш болельщик номер один, – кивнул Феола. – Он приезжает на стадион без охраны, без мотоциклистов, проходит через служебный вход и идет в раздевалку. Беседует с ребятами, с тренером, потом… садится на скамейку запасных и сидит там весь матч.
Мы долго ходили с Феолой по стадиону. Деловито топтали ногой травяной – очень хороший, кстати сказать, – покров. Любовались серым кольцом трехъярусных трибун, вмещающих полторы сотни тысяч болельщиков.
– Строительство стадиона превратилось в грандиозную эпопею. Самым трудным было достать деньги: ведь федеральные власти да и прежний губернатор отказались помогать нам, – рассказывал Феола. – Пришлось обратиться к предпринимателям и к болельщикам. Болельщикам мы авансом продали несколько тысяч постоянных мест. Вот видите: самые лучшие, под крышей, защищены от ветра, дождя и солнца. Там на спинке каждого кресла выгравировано имя его пожизненного обладателя. Когда он умрет, кресло перейдет к сыну… Эти люди сделали первые взносы на строительство стадиона. Ну а предприниматели? Вон видите, например, через всю трибуну перекинут плакат: «Пейте пиво «Антарктика» – лучшее в мире»? Эта «Антарктика» дала нам большой заем с рассрочкой на долгий срок. И мы обязались «украсить» трибуны ее рекламой. Подобные же сделки были заключены и с некоторыми другими фирмами, банками, компаниями. А что поделать: без денег стадиона не построишь…
Нас сопровождал директор стадиона Жоао.
Он с гордостью демонстрировал подсобные помещения, удобные раздевалки, медкабинеты, которых нет даже на «Маракане». На втором ярусе трибун в самом центре разместились две закрытые, полностью изолированные от окружающего мира ложи. Одна из них принадлежит дирекции клуба. Другая – самая роскошная – президенту республики. Мягкие кресла, покоящиеся на толстом ворсистом ковре. Раздвижные стекла. Кондиционированный воздух. Позади ложи – салон, в котором при желании можно устроить прием для особ королевских кровей: ковры, серебро, мрамор, жакаранда – темное бразильское дерево, которое не старится веками. И нескончаемые ряды кубков, хрустальных чаш, статуэток, ваз – живая история клуба «Сан-Паулу», запечатленная в серебре, бронзе и мраморе.
В одном из бесконечных коридоров, пронизывающих трибуны, слышался стук бильярдных шаров, смех, топот ног.
– Наши парни – на «концентрации» перед завтрашним матчем, – сказал Феола. – Пока мы их держим здесь, прямо на стадионе, но вскоре построим специальную базу.
Мы подошли к футболистам, разговорились.
В ответ на вопрос о том, почему он не приехал на прощальный матч Льва Яшина, Жерсон пожал плечами:
– По той же причине, по какой не приехал Пеле – нас слишком поздно позвали. У наших клубов уже были составлены календари матчей, и нас не смогли отпустить. А если бы приглашения пришли раньше, разумеется, мы бы поехали: ведь участие в матче Яшина – громадная честь для нас…
Во второй половине дня мы вернулись в Сан-Паулу. Солнце клонилось к горизонту, и на громады небоскребов лег золотой багрянец. Они отливали золотом и излучали накопившийся за день жар, раскаляя и без того жаркий воздух серых ущелий городских улиц, В маленьком кафе на авениде Цпиранга подошла к концу долгая двухдневная беседа с этим старым и мудрым человеком. Потягивая ледяное пиво, он все так же тихо, словно разговаривая сам с собой, подводит итог. То ли нашей беседы, то ли собственной жизни:
– Когда посвящаешь свою жизнь футболу, нужно быть готовым ко всему. К разочарованиям и радостям, к крушению надежд и осуществлению самых несбыточных мечтаний. Жалею ли я о том, что я отдал свою жизнь футболу? Пожалуй, нет…
Я многое пережил, перестрадал, перечувствовал, Я познал радость великих побед и вкусил горечь тяжелых провалов. Но разве могло быть иначе? Разве есть в жизни путь, который усыпан одними только розами? И разве бывают розы без шипов?
И, может быть, самым дорогим в моей жизни, когда я оглядываюсь на пройденный путь, было сознание того, что мой труд доставлял людям радость.
Или даже счастье. Ну а когда приходили иные дни, когда нас постигали неудачи… В такие дни вряд ли мог бы найтись человек, который бы страдал больше, чем я. Не потому, что проигран матч или чемпионат. А от сознания того, что я причинил страдания и боль моему народу.
У меня было много ошибок, но в одном я чист перед своей совестью и перед людьми, которые захотели бы судить меня: я всегда был честен с теми, кем мне приходилось руководить. Я никогда не перекладывал ответственность на чужие плечи. Я не принадлежал к числу тех тренеров, которые говорят: «Я выиграл матч… Мы сыграли вничью… Они, футболисты, проиграли эту встречу». Я говорил: «Мы выиграли». Я говорил: «Мы проиграли». И, может быть, поэтому у меня никогда не возникало недоразумений с игроками.
Я оглядываюсь на пройденный путь. Сорок лет отданы футболу. Сорок лет. Это очень много. Вероятно, я имею право на отдых. Но почему-то мне не хочется отдыхать.
Счастлив ли я? Не знаю. Трудно ответить на этот вопрос. Наверняка знаю лишь одно: я не нсалею о том, что пошел по этому пути. И если бы смог вернуться назад, то, вероятно, все повторил бы сначала.
Когда наступают будни
