деревнях или на отдаленных островах крестьянин, благословляя, может сказать: «Пусть Христос поможет тебе снискать благосклонность богов и людей».
К нам присоединился доктор Сикилианос и кивнул, соглашаясь:
— Это правда. Мифология и язычество античных времен влились в христианство. — Он улыбнулся мне. — Без присутствия богов Греция не была бы Грецией. В наших ландшафтах, в наших горах они, похоже, все еще блуждают, и с ними легендарные герои. Это и придает островам притягательность. — Сикилианос повернулся к своей племяннице: — Гермиона, дорогая, там на камне есть надпись, которую я хотел бы показать тебе. — Улыбка его предназначалась также Полу и мне. — Может быть, вам тоже будет интересно?
Гермиона неохотно позволила увести себя. Я взглянула туда, где сидел Ники. Спрыгнув с огромной глыбы мрамора, он, тяжело дыша, прятался в тени, которую ему удалось отыскать.
— Я лучше пойду к Ники.
Пол протянул руку и поймал мою.
— Ты меня избегаешь!
Его прикосновение, казалось, обожгло меня жарче, чем солнечный свет, пронизывающий мою кожу.
— Пожалуйста, Пол!
— Я еще не отступил, ты должна это знать!
Я попыталась освободиться:
— Бесполезно. Я уезжаю с Меленуса. Я увезу Ники, и мы поедем куда-нибудь, где я смогу найти работу.
Он прищурился:
— Может быть, в Новую Зеландию?
— Возможно. Я думала об этом.
Он сказал резко:
— Не будь такой дурочкой, Стейси. Или такой нечестной с Хардингом.
Я наконец освободила руку:
— Это не твое дело. Пожалуйста, оставь меня в покое!
Заметив, что начала повышать голос и что другие обращают внимание на нашу перебранку, я повернулась и поспешила отойти от Пола.
Опустив голову и потирая свою покрасневшую кисть, я, спотыкаясь и перелезая через камни, направилась к Ники.
— Осторожно, дорогая! — Это крикнул Василис. Он стоял на моем пути, протягивая руку в предостерегающем жесте. — Ты расстроена? Я надеюсь, Пол не огорчил тебя? Прости. Я случайно слышал, как вы разговаривали, и увидел, что ты расстроена.
— Это пустяки, — сказала я, запинаясь.
— Я уверен, что Пол — последний человек в мире, который хотел бы огорчить тебя. Он так восхищается тобой.
Я встретила его взгляд, взгляд ярких темных глаз, который мог быть злым, пронизывающим, насмешливым, оценивающим, но редко бывал добрым, и быстро отвернулась.
— Это пустяки, — снова повторила я, сделав попытку отойти, — право, пустяки.
Он повернулся и пошел за мной.
— Я никак не могу помочь? — вопросительно улыбнулся он. — Может быть, выступить в роли арбитра?
Я решила, что это самый подходящий момент.
— Дело в том, что я говорила Полу, что должна покинуть Меленус. Я пришла к такому решению. Мы не можем остаться, и я не могу оставить вам Ники. Я хотела сказать вам об этом, когда вы вернулись из Афин.
Он поднял руку:
— Мое дорогое дитя! Я отказываюсь тебя слушать. Сейчас не время, и это не место для такого разговора. Неудивительно, что Пол возражал тебе. Он пытался убедить тебя поступить по-другому, я не сомневаюсь. Я не хочу начинать спорить с тобой, во всяком случае в данный момент. Мы сейчас совершаем развлекательный круиз, чтобы отдохнуть и получить удовольствие. Пожалуйста, не думай о таких вещах, пока мы не вернемся на Меленус.
— Но, — начала я, а затем беспомощно замолчала.
Мы дошли до камня, на котором сидел Ники, и Василис, улыбаясь, указал на него:
— Никос — умница. Он нашел одно из немногих тенистых мест. Сядь здесь сама и отдохни несколько минут, Стейси. Я пойду и покажу Никосу место, где некогда стоял Аполлон. — Он протянул руку. — Пойдешь с дедушкой и послушаешь историю?
Ники медленно кивнул, поднимаясь на ноги:
— Что за историю? О солдате?
Василис слегка усмехнулся:
— Боюсь, что нет. Это история о герое другого времени, но он тоже мчался по небу и прорывался через облака. Его звали Аполлон, бог света.
Звук его голоса вскоре затих в отдалении. Я осталась сидеть на сломанной колонне, думая о том, что Василис — человек, которому трудно возражать. Я думала также, что он, по-видимому, в какой-то мере знает об отношениях, возникших между Полом и мной.
Экскурсия в Делос была интересной и приятной, но все же мы были рады вернуться на яхту. Было настоящим благословением принять душ в прохладной каюте с кондиционером, а потом подняться на палубу, куда нам подали ледяные напитки перед тем, как приступить к обеду в тени навеса, легко хлопавшего под ветром с моря, когда судно снова пустилось в путь.
Затем мы поспали, убаюкиваемые тихим, равномерным звуком двигателя.
Этим вечером мадам Вентрис и я сидели, беседуя, на палубе, а Василис, доктор Сикилианос, Гермиона и Пол играли в бридж в салоне, внизу.
Мадам Вентрис не ездила на прогулку в Делос, объясняя это тем, что была там уже несколько раз и что жара будет для нее слишком тяжела.
— Но для вас это будет незабываемое воспоминание! Каждый должен по крайней мере один раз посетить святилище. Вам показалось это интересным?
— Да, это было впечатляющим. Хотя меня разочаровало то, что все превращено в массу руин. И я не уверена, что поверила во все те легенды об Аполлоне, которые Пол рассказал нам.
Мадам Вентрис засмеялась своим гортанным смехом:
— Но им надо верить! Эти легенды — сама Греция. Без их знания и веры в них вы просто смотрите на груды камней, куда бы ни отправились.
— Да, наверное, это так, — сказала я с сомнением. — Доктор Сикилианос говорил нечто подобное.
Мадам Вентрис подняла глаза к ночному небу, сине-бархатному и усыпанному звездами.
— Существуют два мира, Стейси, — мир, который мы видим, и мир, который, как мы ощущаем, скрывается за первым. Наука каждый день делает разъяснения, разрушая легенды и мечты, созданные временем. — Она подняла свою полную руку. — Луна больше не божество, а сателлит, который в один прекрасный день удастся посетить каждому. Звезды больше не таинственные существа, а планеты, которые мы можем измерять и фотографировать, и сводить все к математическим данным. Но разве все это перестает быть чудесным из-за этих знаний? Можно взять цветок и изучать его, отрывая лепесток за лепестком, но в конце концов разве мы можем повторить его? Мы даже не можем воссоздать семя, из которого этот цветок вырос. Этот зародыш жизни вне нашей власти. И так же, как с физическим миром, обстоит дело и с нашим сознанием и духом. Мы не хотим и не нуждаемся в том, чтобы нам все объяснили. — Она повернула голову в мою сторону и улыбнулась. — Я принадлежу к тем, кто верит, что поэты и мечтатели нужны нам больше, чем ученые. Ученые стремятся свести все к формуле, а это ведет к смерти духа. Ты не согласна?
— Я, право, никогда об этом так не думала. Но да, я согласна.
