Клинок Тишалла

алкашами, из которых удобно вытрясать мелочь, и тупичками, где на полшага впереди полиции можно перепрыгнуть через забор.

Вот почему я счастлив.

Ох, Шенна…

Если бы…

Вот тот колокол, в чью глотку я хотел бы забить звон.

Если бы я мог постичь это, когда Шенна была жива. Если бы мог поделиться с ней. Она могла бы не понять – черт, да я знаю, что ни фига бы она не поняла! – но мне хочется думать, что она порадовалась бы моему счастью.

Я умру свободным. Разве может быть что-то лучше?

Я свободен.

9

Вспоминаю Криса и его лекции насчет имен. Теперь его слова делаются ясней. Отец когда-то сказал мне, что я не только Кейн, и он был прав. Но он не понимал, что я больше, чем и Хэри Майклсон. Хэри был славный парень. Любил жену, любил дочку, любил отца и весь мир. Он просто не сдюжил. Не его вина. У него таланта не оказалось.

У него не было ни шанса.

Потому что я ему ни шанса не дал.

Браслет кандалов на моем запястье не лучший инструмент, и работать мне приходится в темноте. С другой стороны, у меня не осталось ничего, кроме времени. Стены Шахты сложены из того же пористого известняка, куда мягче, чем железо, которым я прикован. Я не тороплюсь, и получается у меня неплохо, хотя действую я исключительно на ощупь.

По временам мимо проходит «козел» с размоченными сухарями, что сходят здесь за пайку, и в тусклом мерцании его фонаря я вижу, как растет мой труд.

Простая надпись:

ХЭРИ МАЙКЛСОН

И две даты под ней.

Первая: тот день, когда Вило отвез меня повидать отца.

И вторая: пожалуй, что сегодня.

Он заслуживает эпитафии, но на камне я ее выбивать не стану.

Я – его эпитафия.

10

Мир желает звать меня Кейном. Но это имя тесно для меня. Я не должен забывать, что Кейн – лишь часть моей сущности. Когда-нибудь имя мое разрастется, чтобы охватить меня полностью. Но пока довольно и этого. Потому что Кейн – актер.

Актер – тот, кто действует.

Мне нужно к чему-то приложить руки. Что-то делать.

То, что я умираю, прикованный к стене Шахты, – подарок богов: мне не приходится тратить времени на выбор пути. Путь остался только один.

Крис говорил, что черная Сила сочится даже сквозь скалы Донжона. Что она повсюду, что мы притягиваем и направляем ее, сами не осознавая этого. Энергия в самой фундаментальной своей форме. А Сила есть Сила, говорил он. Почему бы колдовским чарам не течь по проводам и микросхемам, думаю я. Главное – точная настройка.

Я обращаюсь к умению, забытому на четверть века. Сплетаю пальцы обеих рук в мудре трех пальцев и принимаюсь за древние-древние дыхательные упражнения. Колдовской транс придет ко мне не сразу, но Кейн войдет в него. Много лет назад его учили этому. Меня учили.

Я почувствую Силу.

Паралитик средних лет был лишь ролью, которую я играл, чтобы выжить на Земле. Мне он больше не нужен.

Я встану на ноги.

Богиня на полставки отошла в землю мертвых и сражалась там с чудовищами. С собой она привела чадо темного аггела и человека, который был богом. Порой сражались они против нее, а порой – с нею обок, ибо в краю призраков и теней трудно отличить врага от друга.

В стране мертвых уверенным можно быть лишь в одном. В собственном «я». Вот почему легенды населяют эти края чудовищами.

Говорят, что, долго сражаясь с чудовищами, рискуешь сам стать чудовищем. Это неправда.

Гораздо страшнее обнаружить, что ты всегда был чудовищем.

Глава восемнадцатая

1

Анхана окружила Дамона из Джантоген-Блафф феерическими джунглями из снов.