После того, как Пардальян-старший столь неудачно охранял экипаж, увозивший похищенную Жанну де Пьенн, Данвиль уже совершенно не доверял ветерану и решил во что бы то ни стало избавиться от опасного свидетеля.
Но офицер королевских гвардейцев позволил отцу и сыну остаться в доме Жанны де Пьенн под честное слово этой дамы, что помешало Данвилю расправиться с ненавистными Пардальянами на месте. Однако Анри легко утешился тем, что отсрочка будет недолгой и скоро в его руках окажутся не только проклятые Пардальяны, но и Жанна с дочерью.
Анри де Монморанси все еще страстно любил Жанну де Пьенн. Много лет назад в Маржанси суженая брата отвергла Анри, и он страшно отомстил ей. Даже среди заговорщиков, возглавляемых герцогом де Гизом, Анри очутился из-за своей страсти: Гиз поклялся Данвилю, что устранит его старшего брата, герцога де Монморанси, которого боготворила Жанна. После гибели Франсуа Анри превратился бы в старшего представителя семьи Монморанси и единственного наследника древнего рода, богатства которого не уступали королевским. А еще Гиз обещал Анри пост коннетабля, на котором в былые годы столь прославился его отец.
Анри грезил о той минуте, когда он скажет Жанне:
— Мои сокровища несметны, могущественнее меня — лишь король этой страны, но когда-нибудь и я взойду на королевский престол, ведь судьба благосклонна к отважным! И я бросаю к вашим ногам свое огромное состояние, свою безграничную власть, а, возможно, и корону Франции…
Он не сомневался: Жанна де Пьенн не смажет отказаться!
Но для того, чтобы эта мечта стала явью, Данвилю необходимо было срочно убрать Пардальянов: им ведь было известно, что Данвиль замешан и в заговоре Гиза, и в похищении Жанны. А вдруг они умудрятся устроить встречу Жанны и Франсуа?!
Анри был убежден, что Пардалъян-старший погиб, ведь преданный слуга Данвиля — управляющий Жиль — доложил своему господину, что ветеран находится под замком в подвале дворца Мем, где вот-вот умрет от голода.
А потом Данвилю пришлось сопровождать короля в Блуа; маршал уехал из Парижа, велев верному Жилю охранять дворец Мем и присматривать за пленницами, запертыми в особнячке на улице де Ла Аш. Каково же было потрясение маршала де Данвиля, когда на парижской улице он увидел Пардальяна — целого и невредимого, да к тому же вместе с сыном!
Но окончательно его сломило неожиданное появление Жанны де Пьенн: он был уверен, что ее надежно сторожат в домике на улице де Ла Аш.
Теперь Данвилю не терпелось получить приказ короля на арест отца и сына. Кроме того, маршала мучило любопытство: как же старому вояке удалось выбраться из подвалов дворца Мем?
Разгневанный Анри вихрем ворвался в свой особняк — и обнаружил, что верный слуга исчез.
— Где этот мерзавец Жиль?! — разъярился Данвиль. — Может быть, в доме на улице Фоссе-Монмартр… а может быть, и вовсе сбежал…
Маршал уже хотел покинуть особняк, но в последний момент решил проверить, нет ли Жиля в буфетной. Для этого нужно было пройти по коридору мимо двери того подвала, где должен был принять мученическую смерть Пардальян-старший. Оказавшись в коридоре, маршал сразу заметил, что дверь в подвал распахнута настежь. Шагнув на верхнюю ступеньку лестницы, Анри посмотрел вниз и увидел во тьме мерцающий огонек.
«Разумеется, это Жиль! — подумал маршал. — И если уж он решил занять тут место Пардальяна, пусть и подыхает, как должен был подохнуть тот!»
Данвиль на цыпочках проскользнул в подвал — и замер, пораженный удивительным зрелищем. В неверном свете чадящего смоляного факела он разглядел две фигуры. Один человек был прикручен веревками к огромному колу, словно в камере пыток. Второй мужчина устроился у его ног на каком-то чурбане. Связанный пленник, еще совсем юнец, испускал душераздирающие стоны, а сидящий старик кровожадно улыбался, упиваясь страданиями своей жертвы. При этом палач точил устрашающих размеров нож…
Это был управляющий Жиль и его племянник, лакей Жилло, всегда помогавший дядюшке во всех гнусных делишках.
Но недавно Жилло струсил и рассказал Пардальяну-старшему, где маршал прячет Жанну и Лоизу; парень предал своего господина, не убоявшись даже угроз дяди, верного слуги маршала де Данвиля. После этого Жилло следовало бы, естественно, уносить ноги из дворца и никогда больше не попадаться на глаза своему мстительному родственнику, однако юнец так и не покинул особняк… Что же его задержало?
Дело в том, что Жилло был просто скопищем всевозможных пороков: трус, бездельник, обжора, пьяница, злобный и хитрый лгун, он был, кроме всего прочего, еще и фантастически жаден. Это делало его похожим на дядю, алчность которого вообще не имела границ. Вот жадность-то и сгубила бедолагу Жилло, подобно тому, как любовь сгубила Трою.
Когда Пардальян-старший выбрался из подвала и приступил к допросу Жиля и Жилло, юнец, которому ветеран пригрозил отсечь оба уха, выболтал ему с испугу секрет герцога де Данвиля. Воспользовавшись замешательством, возникшим после его предательства, подлый лакей пустился наутек. Таким образом, все части тела остались при Жилло. Хоть Пардальян и утверждал, что оттопыренные уши лишь портят этого славного юношу, Жилло почему-то упорно не желал избавиться от них. Кроме того, парню было ясно, что теперь спасать надо уже всю голову целиком: ведь если Пардальян посягал всего лишь на уши лакея (отсутствие которых, по мнению ветерана, только добавило бы Жилло привлекательности), то в неукротимой ярости почтенного дяди таилась уже прямая угроза жизни непутевого племянника.
Жилло имел все основания подозревать, что если он попадется родственничку в лапы, болтаться ему на перекладине: Жиль был так предан маршалу, что не пожалел бы ни своих богатств, ни своей жизни, только бы покарать изменника. Да и сам хозяин вряд ли похвалит Жилло за содеянное…
От этих мыслей резвость парня возросла до такой степени, что он пулей вылетел из особняка, бормоча:
— Надо сматываться из Парижа! Если меня тут не вздернут, не удавят и не зарежут, я все равно отдам концы от ужаса; в общем — что в лоб, что по лбу. Нет, нужно смываться, да подальше.
Но одно соображение приковало Жилло к месту: чтобы отправиться подальше, требуется кошелек потолще. И тут рожа лакея расплылась в радостной улыбке; какой-нибудь прохожий вполне мог подумать, что парень спятил. Но нет! Жилло вовсе не рехнулся!.. Его просто осенило, что если сам он беден, как церковная крыса, то дядюшка его — весьма состоятельный человек. Подглядывая и подслушивая, юнец давно заприметил большой ларь, в который милейший дядюшка тащил все, что умудрялся заработать или невзначай прибрать к рукам. Вооружиться ломом, отыскать ключи и отпереть дверь комнаты, где Жиль держал свои сокровища, не составило для Жилло ни малейшего труда. Лакей был уверен, что старик Пардальян будет еще долго разбираться в погребе с дядюшкой.
Итак, бросившись к ларю, Жилло принялся отжимать ломом крышку и со счастливым удивлением обнаружил, что она сразу же поддалась. Ларь вообще не был заперт! (Мы помним, что Пардальян-старший уже успел пошарить в тайнике дядюшки Жиля. ) Жилло поднял крышку, упал на колени и завыл от восторга, по локоть погрузив руки в груду золота и серебра.
Парень потерял голову; он распихивал деньги по карманам, набивал ими кошелек, даже не понимая, что не сумеет далеко уйти с этим богатством: при каждом шаге лакея монеты издавали громкий звон.
Но Жилло никак не мог остановиться.
— Ну, еще, еще пару золотых! Как они красиво блестят!
Его карманы уже лопались.
— Еще только десяточек экю!
Жилло доверху наполнил деньгами свою шапку.
Вскоре весь он был битком набит монетами. Парень поднялся с колен и замер с растопыренными руками и широко расставленными ногами. Потом — ценой нечеловеческого напряжения — ему удалось сделать несколько шагов.
— Эх, горе-то какое! — в отчаянии пробормотал Жилло. — Ведь я и половины забрать не смог! Но — надо спешить…
Жилло повернулся к двери — и окаменел. Перед ним стоял дядя. Привалившись к косяку, старик взирал
