— Как я счастлив вас видеть!.. Дорогой шевалье! Давайте же выпьем, мой щедрый друг!
Пардальян с огромным трудом вырвался из объятий Любена. Обиженный монах, потеряв равновесие, плюхнулся на землю и, чуть не плача, пролепетал:
— Грубиян!
Но момент был упущен. Несколько человек бросилось на шевалье; они переломили его шпагу и разорвали одежду. Пардальян потянулся за кинжалом, но Моревер вцепился ему в руку. Моревер и его люди облепили безоружного, залитого кровью Пардальяна, стараясь повалить его на землю. Сгрудившиеся у обители богомольцы получили возможность любоваться поразительной схваткой. Шевалье напрягся и мощным рывком раскидал врагов. Они полетели на мостовую, но тут же вскочили и снова, с удесятеренной яростью накинулись на юношу. Они сумели сбить его с ног, однако он опять и опять поднимался и отчаянно работал кулаками. Его сокрушительные удары наносили неприятелю огромный ущерб. Два или три человека с окровавленными лицами уже валялись в пыли. В толпе раздались испуганные крики, но противники сражались в полном молчании. Сознание Пардальяна мутилось, глаза заливал кровавый пот; юноша защищался, будто затравленный волк, отгоняющий от себя свору охотничьих псов. Шевалье хотел лишь одного — добраться до Моревера, который командовал отрядом Екатерины, вцепиться в негодяя и свернуть ему шею, а потом погибнуть самому… Однако шевалье уже обессилел; он опять рухнул на мостовую, но встать не смог: его крепко держали за руки и за ноги. Не один, не два, а добрый десяток гвардейцев навалился на Пардальяна, а вокруг грозно шумела чернь.
— Свяжите его! — распорядился Моревер.
Шевалье опутали веревками и потащили в обитель; на улице остались кровавые лужицы и дюжины две искалеченных людей.
А богомольцев опять охватил религиозный экстаз. Брата Любена подняли на руки и с радостными криками понесли по городу.
— Святой! Святой помог поймать еретиков! Одним своим прикосновением святой отнял у еретика всю силу! — орала толпа.
Моревер отправился в обитель, где имел долгий разговор с отцом настоятелем. Завершив беседу, наемный убийца поспешил в келью, где сидел под замком Марийяк. В руке Моревер держал шпагу графа.
— Сударь, — сказал Моревер Деодату. — вы можете идти. Возьмите ваше оружие.
Марийяк, сохраняя полное хладнокровие, спокойно принял из рук Моревера свою шпагу и вложил ее в ножны.
— Сударь, — промолвил граф, — мне хотелось бы увидеть вас в более удобном месте, куда за вами не прибежит банда головорезов.
— Господин граф, — откликнулся Моревер, — я готов явиться туда, куда вы скажете.
— Послезавтра утром?
— Согласен!
— Тогда — на поле, у переправы через Сену.
— Время и место меня вполне устраивают. Но не объясните ли вы мне, граф, почему вы бросаете мне вызов в ту самую минуту, когда я избавляю вас от смертельной опасности?
— Это вы-то избавляете меня от смертельной опасности? — вскричал Марийяк с такой откровенной насмешкой, что Моревер побелел от злости.
Но он сумел совладать с собой и хладнокровно заявил:
— Я не лгу вам. Поверьте, я очень горд, что сумел прийти вам на помощь. Я совершенно случайно оказался у стен обители в тот самый миг, когда этот сброд вдруг обезумел и почему-то решил расправиться с вами. Вот тут-то мы с приятелями вмешались, разогнали толпу и принесли вас в аббатство. Иначе вас бы просто растерзали.
Марийяк слушал Моревера с искренним изумлением.
— Сударь, — покачал он головой, — если вы говорите правду, то ваше поведение поражает меня. Я же едва знаком с вами и думал…
— Я бы попытался вырвать из рук этих сумасшедших любого человека. Это долг каждого дворянина. А потом, должен признаться, есть еще одна, тайная причина, которая заставила меня броситься вам на помощь… Хотя со стороны могло показаться, что я не столько защищаю, сколько атакую вас.
— И что же это за причина, сударь?
— Мне хотелось услужить королеве-матери, — произнес Моревер, сгибаясь перед Марийяком в излишне учтивом поклоне.
Марийяк вздрогнул и побледнел. А Моревер продолжал:
— Я не принадлежу к числу ваших друзей, более того, во время последнего праздника в Лувре вы явно посматривали на меня с неприязнью. Но я имею честь числить себя среди друзей королевы. А знаете, что она недавно сказала, обращаясь ко мне и к нескольким приближенным? Она заявила (я точно повторяю ее слова), что считает вас настоящим рыцарем, что очень привязана к вам — и просит своих друзей при случае всегда помогать вам и защищать вас… Видите, сударь, поспешив вам на помощь, я только исполнил пожелание Ее Величества. Жизнь моя принадлежит королеве… Я отдам ее если так будет нужно Ее Величеству… или тем, кого Екатерина Медичи любит!
— Неужели королева так и сказала! — произнес срывающимся голосом Марийяк.
— Я точно передал вам слова королевы. И все же, сударь, если вам угодно, я принимаю ваш вызов, — закончил Моревер, собираясь уходить.
— Подождите, — остановил его Деодат. — Поверьте, то, что сказала вам королева, жизненно важно для меня. Поклянитесь, что вы передали мне ее подлинные слова!
— Заверяю вас! — воскликнул Моревер, стараясь, чтобы голос его звучал как можно более правдиво. — Добавлю, что не только слова, но и тон королевы свидетельствовал о ее глубокой привязанности к вам. Все уже знают, сударь, что Ее Величество весьма расположена к графу де Марийяку; похоже, вас ожидает немалый пост в войсках, которые адмирал Колиньи скоро поведет на Нидерланды.
Деодат не смог сдержать стона.
— О матушка! О дорогая матушка! — еле слышно проговорил он. — Неужели это не сон? Значит, я заблуждался?
Вслух же он промолвил:
— Господин де Моревер, боюсь, я был несправедлив к вам.
— Любой человек может совершить ошибку, граф.
— До свиданья, Моревер, я очень вам благодарен. Прошу вас, отведите меня к шевалье де Пардальяну. мы покинем монастырь вместе.
— Позвольте объяснить вам, граф: вы совершенно свободны, однако это не распространяется на господина де Пардальяна. Против него выдвинуто обвинение в подстрекательстве к бунту и в оскорблении Его Королевского Величества. Я обязан задержать его.
— Вы его схватили?!
— Совершенно верно.
— Но вы же не имеете права! Вы — не караульный офицер!
— Нет, сударь, однако мне поручено арестовать Пардальяна, что я и сделал.
— Поручено? Кем?
— Ее Величеством королевой-матерью.
Сказав это, Моревер отвесил еще один поклон и удалился, оставив дверь открытой. Марийяк пришел в замешательство, но в следующий миг постарался собраться с мыслями. Вскоре он, похоже, принял какое-то решение и тихо прошептал:
— Теперь я наверняка выясню, какие чувства на самом деле питает ко мне королева!
Марийяк покинул келью. В коридоре он столкнулся с монахом, который с вежливым поклоном проговорил:
— Сударь, мне велено вывести вас из обители через боковую калитку.
— А почему не через главные двери?
— Да вы знаете, что там творится? — усмехнулся инок.
Марийяк напряг слух: с улицы и правда доносился рев толпы.
