взорваться и наделать каких-нибудь глупостей, но тут дверь темницы открылась. В коридоре снова выстроились охранники, недавно сопровождавшие Руджьери, и сержант коротко распорядился:
— Господа, следуйте за мной!
В душе Пардальяна-старшего опять зажегся огонек надежды. Разумеется, заступничество Мари Туше принесло свои плоды. Отца и сына еще не отпускают, но все же переводят в камеру побольше и посуше…
— Идем! — обратился он к шевалье. — Вот вырвемся отсюда и подумаем, как отомстить за твоего друга.
— Я отомщу! — пробормотал шевалье. — Уж я-то знаю, чья рука направляла удар!
Пленники, окруженные солдатами, зашагали по коридорам.
— Сударь, — поинтересовался Пардальян-старший у сержанта, — вы ведете нас в другую камеру?
— Да, сударь.
— Отлично!
Сержант бросил на ветерана удивленный взгляд. Они дошли до конца коридора и спустились по винтовой лестнице. Такая же, но в противоположном крыле крепости, вела в камеру пыток.
Чем ниже они спускались, тем зловоннее становился воздух. На стенах выступала плесень, потолок был кое-где покрыт зеленоватым грибком, в других местах на камнях сверкали мелкие кристаллы: это была селитра. Так они дошли до узкого извилистого коридора шагов в двадцать длиной. Пардальян-старший забеспокоился, но облегченно вздохнул, углядев в конце коридорчика тесную лесенку, ведущую наверх. Поскольку ни направо, ни налево сворачивать было некуда, он решил, что они направляются именно к лесенке и что скорее всего это выход наружу.
Действительно, отца и сына подтолкнули к узкой винтовой лестничке — такой крутой, что видны были лишь две-три первые ступеньки. Более того, стражники замерли в коридоре, и сержант приказал узникам подниматься первыми. Сам он следовал за ними, а уж за сержантом шли солдаты.
Пардальяна-старшего окрыляла надежда. Он насчитал уже восемь поворотов; после девятого лестница кончилась. Пардальяны уткнулись в маленькую дверь. Ветеран, не колеблясь, распахнул ее и вошел; за ним шагнул шевалье, и тут дверь с металлическим лязгом закрылась за их спинами…
Пардальяны очутились в непроглядном мраке. Полной темноте вполне соответствовала такая же абсолютная тишина.
— Ты здесь? — взволнованно окликнул отец сына.
— Здесь! — отозвался тот.
Но вдруг оба замолчали, почувствовав удивление, на смену которому пришел леденящий душу ужас. Дело в том, что голоса здесь звучали как-то странно, отдаваясь звучным металлическим эхом.
Инстинктивно и отец, и сын вытянули вперед руки, и их пальцы встретились. Они бросились было друг к другу, но внезапно замерли: обоих приковал к месту испуг. Каждый из них хотел шагнуть — но вдруг обнаружил, что пол тут не горизонтальный, а наклонный.
Пардальян-старший быстро нагнулся и ощупал пол.
— Железо! — пробормотал он, распрямляясь.
Пардальяны попятились назад, поднимаясь вверх по наклонному полу, и шага через три наткнулись на стену. Стена тоже оказалась железной! Вокруг было сплошное железо! Их заперли в каком-то металлическом ящике!
Однако у самой стены пол был ровным; наклон начинался сантиметрах в тридцати от стены.
— Стой! Не шевелись! — распорядился отец. — Мы угодили в какую-то страшную западню. Но мне все- таки хочется понять…
Ветеран осторожно двинулся вдоль стены, громко считая шаги, чтобы шевалье слышал его. Начал он с горизонтальной части пола. Обойдя по периметру всю камеру, Пардальян-старший вернулся к шевалье; он насчитал двадцать восемь шагов: по восемь в длину и по шесть в ширину.
Железный ящик оказался не таким уж маленьким. Но старик не нашел ни скамьи, ни табурета — ничего из того, что обычно бывает в тюремных камерах; одни голые железные стены. И отец с сыном пришли к неутешительному выводу: их засадили в эту клетку, чтобы уморить голодом и жаждой.
При мысли о таком конце даже их отважные души наполнились страхом. Но каждый из них считал, что не имеет права усиливать муки другого, проявляя слабость. Чтобы подбодрить друг друга, они взялись за руки.
— У меня такое впечатление, — задумчиво проговорил Пардальян-старший, — что наш жизненный путь скоро завершится.
— Этого никто не может знать, — философски заметил шевалье.
— Не спорю. Я бы еще с удовольствием пожил. Но сейчас меня волнует один вопрос: что это за странный пол и почему он наклонный?
— Может, просто прогнулся под собственной тяжестью?.. Подождем, отец. Чего нам, собственно говоря, бояться? Голодной смерти? Да, это — штука довольно неприятная. Но мы можем ее избежать, когда окончательно убедимся, что нам грозит именно она.
— Это как же?
— Покончив с собой, — хладнокровно произнес шевалье.
— Да я бы с удовольствием, но — чем?! У нас ведь нет ни шпаги, ни кинжалов.
— И все-таки кое-что у нас есть…
— Это что же?
— Наши шпоры. Мои, например, очень острые, из них выйдут отличные кинжалы.
— Клянусь Пилатом, шевалье! У тебя порой возникают неплохие идеи!
Жан, не медля, отстегнул шпоры, сделанные, как это было принято в те времена, в форме довольно длинного стального стержня. Одну он протянул отцу, а вторую оставил для себя. Оба взяли по шпоре в правую руку и для надежности обмотали ремешками шпор запястья.
С этой минуты ни тот, ни другой не произнесли больше ни слова. Оба стояли, прислонившись к железной стене, всматриваясь в непроглядный мрак и вслушиваясь в полную тишину. Они не представляли себе сколько времени провели в этой клетке. Внезапно Пардальян-старший прошептал:
— Слышишь?
— Да… не двигайтесь и молчите.
Раздался негромкий шум, потом щелчок, будто заработал какой-то механизм. Щелчок донесся сверху, с потолка. И в тот же миг железный ящик озарился слабым светом. Потом свет стал ярче, словно зажгли вторую таинственную лампу, затем еще ярче. Уже можно было в деталях рассмотреть залитую ослепительным светом камеру.
Поначалу отец и сын глядели лишь друг на друга. Оба были растеряны, измучены, ошеломлены.
— Думаю, сейчас сюда ворвутся люди с кинжалами, — предположил Пардальян-старший.
— Похоже, что так… мужайтесь, батюшка!
— Стало быть, мы погибнем не от голода…
— Хвала Всевышнему! Где есть оружие, там есть борьба. А борьба — это жизнь.
Однако в металлическую камеру никто не врывался. Тогда узники пригляделись к ней повнимательней. И вновь они почувствовали болезненное удивление — предвестник ужаса. А потом в душах их будто открылись шлюзы, и их затопил панический страх. А дело было вот в чем.
Напрасно Пардальяны искали дверь, ту самую низкую дверь, через которую сюда проникли. Ее не было: видимо, с помощью какого-то механизма ее закрыли наглухо — так, что на гладкой металлической поверхности стены не осталось никакого следа.
Отец с сыном обследовали странный пол; в темноте им показалось, что он наклонный. И правда, горизонтальная полоска шла лишь вдоль стен, а за ее кромкой пол довольно круто уходил вниз. Таким образом, периметр стен очерчивал основание четырехгранной перевернутой пирамиды. Но грани этой пирамиды не сходились в центре; она была как бы срезана. В результате в середине ее получился четырехугольник. Его не закрывали ни металлические, ни каменные плиты. Там зияла пустота! Если бы узники, пойдя в темноте по наклонному полу, съехали вниз, они бы упали в эту дыру. Что же там было? Колодец? Бездна? Пропасть? Они решили выяснить это любой ценой. Вцепившись друг в друга, чтобы удержаться на покатом склоне, они подобрались к краю дыры. И тут их снова охватил ужас. Отец и сын
