— …Ну не Бельман же?
— Чего ты хочешь, Колбьёрнсен?
— Черт бы тебя побрал, Харри. Я, как и ты, занимаюсь somewhat [113] нелегальным самостоятельным расследованием. И сперва хотел бы знать, мы по-прежнему одна команда?
— Да нет у меня никакой команды, Колбьёрнсен.
— Ладно. Слышу, что ты по-прежнему с нами. В команде проигравших.
— Скоро вылечу.
— Right on.[114] Я снова переговорил со Стине Эльберг, той, за которой бегал Элиас Скуп.
— Да?
— Оказалось, что Элиас Скуг рассказывал ей о том, что произошло в ту ночь в хижине, чуть побольше, чем мне удалось выяснить у нее на первом допросе.
— Я начинаю верить в эффективность вторичного допроса, — сказал Харри.
— Чего?
— Да ничего. Давай выкладывай.
Глава 49
«Бомбей-Гарден» относился к числу заведений, которые на первый взгляд даже права на существование не имеют, но, в отличие от своих более модных конкурентов, все равно остаются на плаву, и так год за годом. Местоположение в самом центре восточной части Осло было ужасным — на боковой улице прямо между бывшим складом пиломатериалов и зданием закрытой фабрики, которое сейчас занимал один из негосударственных театров. Заведение то и дело лишали лицензии на продажу алкоголя, так как правила постоянно нарушались, то же относилось и к праву готовить пищу. Однажды санитарный рейд обнаружил на кухне грызуна неясной видовой принадлежности, но явного родственника Rattus norvegicus.[115] На полях своего отчета представитель санэпидстанции не поскупился на эпитеты и охарактеризовал кухню как «место преступления», где «вне всякого сомнения совершались убийства самого свинского свойства». Некоторый доход приносили выстроившиеся вдоль стен игровые автоматы, хотя их регулярно обчищали. Но не похоже, чтобы вьетнамцы, владевшие заведением, использовали его для отмывания денег от сбыта наркотиков, пусть даже кое-кто их в этом и подозревал. Причина, по которой «Бомбей-Гарден» держался на плаву, заключалась в том, что находилось в самой глубине заведения за двумя закрытыми дверями. Там размещался так называемый приватный клуб, и, чтобы туда попасть, необходимо было стать его членом. На практике это означало, что клиент у вьетнамца за стойкой бара в ресторане подписывал заявление с просьбой его принять, просьба немедленно удовлетворялась, и он платил сто крон в качестве годового членского взноса. После чего его провожали внутрь, и дверь за ним закрывалась.
Человек оказывался в прокуренной комнате — поскольку закон, запрещающий курить в общественных местах, на частные клубы не распространяется, — где перед ним стоял овальный ипподром в миниатюре, размером четыре на два метра. Само поле было покрыто зеленым сукном и разделено на семь дорожек. По дорожкам двигалось семь плоских металлических лошадей, насаженных на спицы. Скорость каждой лошади определялась компьютером, шумно работавшим под столом и, как утверждали многие, совершенно непредсказуемым и справедливым. То есть случайной выборкой компьютера отдельные лошадки с большей вероятностью развивали большую скорость, что отражалось на соотношении ставки с выигрышем и на последующей выплате. Члены клуба, завсегдатаи и новички, восседали вокруг ипподрома в удобных вращающихся кожаных креслах, курили, пили местное пиво по специальным ценам для членов клуба и криками подбадривали лошадь или комбинацию, на которую поставили свои деньги.
Клуб действовал в серой правовой зоне, и по правилам, если в зале присутствовало двенадцать или более членов клуба, ставка каждого ограничивалась ста кронами в одном забеге. Если же собиралось меньше двенадцати человек, по уставу они рассматривались как небольшая дружеская компания, встречающаяся в помещении клуба, а в небольшой частной компании никто не может помешать взрослым людям заключать частные пари, и ставки, которые в таких случаях делались, были личным делом присутствующих. По этой причине в самом дальнем помещении «Бомбей-Гарден» на удивление часто бывало ровно одиннадцать человек. Кстати, почему в названии фигурирует бомбейский сад, никто не знал.
В 14.10 мужчина, недавно, точнее, ровно сорок секунд назад ставший обладателем членской карточки клуба, был впущен в помещение, где помимо него самого оказалось всего два человека: член клуба, сидевший во вращающемся кресле спиной к нему, и вьетнамец, судя по жилету, какие обычно носят крупье, администратор на бегах и в тотализаторе.
Фланелевая рубашка едва не лопалась на широкой спине того, кто занимал вращающееся кресло. На воротник ниспадали черные кудри.
— Выигрываешь, Кронгли? — спросил Харри и уселся в кресло рядом с ленсманом.
Курчавая голова ленсмана повернулась в его сторону.
— Харри! — вскричал он с неподдельной радостью в голосе и на лице. — Как ты меня нашел?
— А с чего ты взял, что я тебя искал? Может, я и сам здешний завсегдатай.
Кронгли расхохотался, не отрывая глаз от лошадей, которые двигались вдоль длинной стороны ипподрома, каждая со своим оловянным жокеем на спине.
— Не-а. Я здесь бываю всякий раз, как приезжаю в Осло, но тебя ни разу не видел.
— Ладно. Кое-кто рассказал мне, что я, вероятно, найду тебя здесь.
— Черт, неужели это известно? Возможно, для полицейского тут не самое подходящее место, хотя и в рамках того, что считается легальным.
— Кстати о легальности, — сказал Харри и покачал головой, отвечая крупье, который указывал ему на пивную бочку. — Именно о ней я и хотел с тобой поговорить.
— Давай, — сказал Кронгли, внимательно глядя на поле, где лидировала синяя лошадь на крайней дорожке: как раз сейчас она приближалась к крутому повороту.
— Иска Пеллер, австралийская барышня, которую ты забрал в Ховассхютте, говорит, что ты приставал к ее подруге Шарлотте Лолле.
Сосредоточенное выражение на лице Кронгли не изменилось. Харри ждал. Наконец Кронгли взглянул на него.
— Ты хочешь, чтобы я что-нибудь сказал по этому поводу?
— Только если захочешь, — ответил Харри.
— Я так понимаю, этого хочешь
— Не очень похоже на то, что, как говорит Иска Пеллер, ей рассказывала Шарлотта. Думаешь, Пеллер лжет?
— Нет.
— Нет?
— Просто я думаю, что Шарлотта предпочла представить своей подруге несколько иную версию. Девушки-католички часто хотят казаться более добродетельными, чем на самом деле.
— Они решили заночевать в Йейлу, а не у тебя. Хотя Пеллер была больна.
— Так это баба из Австралии и настояла на том, чтобы они уехали. Я не знаю, что там было между этими двумя девицами, отношения между подружками нередко бывают запутанными. Кстати, могу поспорить, что парня у этой Пеллер нет. — Он приподнял наполовину пустой пивной бокал. — Зачем тебе это, Харри?
