если он еще хотя бы раз вздумает сыграть со мной какую-нибудь из своих неуместных шуток, мне придется выдрать по одному все волосы из его бороды... что для него будет очень печально, ведь тогда он станет уродом.
И шевалье неспешно покинул королевскую приемную, напоследок окинув всех сверкающим взором.
Тогда чей-то голос прошептал на ухо оцепеневшему Филиппу:
– Я же говорил вам, сир, что вы беретесь за это дело не так!.. Позволите ли вы теперь действовать мне?
– Вы были правы, господин инквизитор... Ступайте и действуйте по своему усмотрению, – ответил король дрожащим от ярости голосом.
Однако тут же с восторгом, смешанным с ошеломлением и смутным ужасом, добавил:
– Но каков, каков!.. Он же почти прикончил этого беднягу!
Когда дворяне и офицеры, придя наконец в себя от изумления, решились преследовать дерзкого француза, было уже поздно – Пардальян исчез.
Глава 13
ДОКУМЕНТ
Проводив Фаусту до дверей, Эспиноза сказал ей: – Угодно ли вам будет, сударыня, одну минуту подождать меня в моем кабинете? Мы с вами продолжим разговор с того самого момента, на котором он закончился у короля; быть может, нам удастся договориться.
Фауста пристально взглянула на него:
– Будет ли дозволено моим людям сопровождать меня?
Эспиноза ответил, не колеблясь:
– Присутствия господина кардинала Монтальте, которого я здесь вижу, будет достаточно, я думаю, чтобы успокоить вас. Что до охранников, сопровождающих вас, то вряд ли им будет возможно присутствовать при столь важном разговоре.
Фауста размышляла не более секунды. С тем строгим спокойствием, которое как раз и делало ее величественной, она сказала:
– Вы правы, господин великий инквизитор, присутствия кардинала Монтальте будет достаточно.
– В таком случае – до скорой встречи, сударыня, – коротко ответил Эспиноза; он подал знак некоему доминиканцу, поклонился и вернулся к королю.
Монтальте живо приблизился к принцессе. Трое охранников последовали его примеру, также намереваясь сопровождать свою хозяйку.
Подойдя к Фаусте, доминиканец с глубоким поклоном сообщил:
– Если сиятельная принцесса и его высокопреосвященство соблаговолят следовать за мной, я буду иметь честь проводить их до кабинета монсеньора.
– Господа, – сказала Фауста своим охранникам, – извольте подождать меня минутку. Кардинал, вы пойдете со мной. Идите, преподобный отец, мы последуем за вами.
Сен-Малин, Шалабр и Монсери, сокрушенно вздохнув, вновь уныло вернулись в одну из оконных ниш; их окружала толпа незнакомых людей, и им было тоскливо и грустно. Разве что история с Пардальяном немного развеяла их скуку.
Идя впереди Фаусты и Монтальте, доминиканец прокладывал себе путь сквозь толпу, которая и сама, впрочем, торопливо и почтительно расступалась перед ним.
В конце зала монах открыл дверь, выходившую в широкий коридор, и посторонился, чтобы пропустить Фаусту.
В то мгновение, когда Монтальте собирался последовать за ней, чья-то рука с силой опустилась ему на плечо. Он обернулся и глухо воскликнул:
– Эркуле Сфондрато!
– Он самый, Монтальте. Не ждал? Доминиканец секунду смотрел на них каким-то странным взглядом, а затем, не закрывая дверь, решительно нагнал Фаусту.
– Чего ты хочешь? – спросил Монтальте, теребя рукоятку своего кинжала.
– Оставь эту детскую игрушку, – сказал герцог Понте-Маджоре с холодной улыбкой. – Как видишь, удары, что ты мне наносишь, отскакивают от меня, не принося вреда.
– Чего ты хочешь? – повторил разъяренный Монтальте.
– Поговорить с тобой... Мне кажется, мы можем сказать друг другу немало интересного. Разве ты со мною не согласен?
– Да, – отвечал Монтальте с глазами, налитыми кровью, – но... позже... Сейчас у меня другое дело.
И он уже хотел бежать за Фаустой – тайное предчувствие говорило ему, что она в опасности.
Рука Понте-Маджоре вторично с силой опустилась на его плечо, и глухим от ярости голосом герцог угрожающе прошипел прямо в лицо Монтальте:
– Ты сейчас же последуешь за мной, Монтальте, или же, клянусь Господом Богом, я дам тебе пощечину на глазах у всего двора!
И герцог резким движением занес руку.
– Хорошо, – прошептал смертельно бледный Монтальте, – я иду за тобой... Но горе тебе!..
