вопросом:
— Хочешь поплавать, крошка?
Приглашение было полно сарказма. Он знал, что ее любовь к морю питалась далями, запахами и взглядами, это была литературная любовь, привитая Мелвиллом, Конрадом, Ричардом Хьюзом. Он знал, что она так же страстно ненавидит входить в море, как он обожает. Кроме всего прочего, он был единственный из членов семьи, кому удавалось заставить ее покраснеть от обращения «крошка» и кто знал, что от стыда она теряется и замыкается. И тогда Яфет оказывался полным хозяином ситуации. Боже, какой смешной она чувствовала себя, когда он называл ее «крошкой» этим покровительственным тоном! Она попыталась сохранить лицо. С таким же сарказмом и наигранным чувством собственного превосходства она ответила:
— Нет, darling[22], если я поплыву, то уже не остановлюсь до самой дельты и, чего доброго, окажусь посреди Миссисипи или в Батон-Руж [23], а у меня, честно говоря, на сегодня планы получше.
Он искренне расхохотался:
— Не может быть ничего лучше и важнее моря!
Яфет медленно подошел к самой воде и остановился с видом завоевателя. Всегда, когда он стоял у моря, он производил раздражающее впечатление человека слишком уверенного в себе, воображающего, что он может подчинить себе все вокруг, стать хозяином мира, по крайней мере их маленького мира с домом и пляжем.
Он вошел в воду, как обычно, с наслаждением, и море, казалось, приняло его с тем же чувством. Он обернулся, поднял руку и вонзил в Валерию указательный палец. Вода доходила ему до пояса. Несколько минут он стоял, касаясь ладонями поверхности воды. Бросалась в глаза белизна его кожи посреди грязного моря. Ни солнцу, ни соли не удавалось сделать ее темнее и грубее, она всегда выглядела так, как будто Яфет только что прибыл с заснеженного склона Скалистых гор.
Валерии показалось, что Яфет разговаривает с морем, но и этому она не удивилась. Он поплыл, делая сильные, точные, полные медлительного упоения гребки. Валерия, сама не зная почему, предпочла вернуться в дом. В жизни, подумала она, есть переживания, которых лучше избегать.
Она точно знала, что принесет или что унесет циклон «Кэтрин». Ее внезапная догадка была бесполезна, как прорицания Кассандры. Только Мамина, в которой тоже было много от ведьмы и которая часто повторяла своим надтреснутым голосом, с трудом выдавливая слова из беззубого рта: «Старого воробья на мякине не проведешь», просверлила ее своими глазами без возраста, видевшими столько хорошего и плохого, и принялась выпытывать, что у нее на уме. Когда Мамина хотела добиться признания, ее лицо принимало страдальческое и одновременно ласковое выражение, а голос становился вкрадчивым, медовым:
— Вижу, вижу, есть кое-что, что моя девочка хочет мне рассказать, что-то мне подсказывает, что циклон «Кэтрин» уже бушует в головке другого циклона по имени Валерия!
И Мамина, как обычно, принесла кувшин божественно вкусного отвара из вербены и лимонной травы.
Все это произошло накануне вечером.
Теперь, среди ночи, Валерия пробиралась среди скрюченных ветвей морского винограда. Она решила, что в доме все спят и никто ее хватится. Ночное небо по-прежнему казалось тесным и низким сводом, по которому плыли, как гигантские птицы, облака.
Добравшись до сарая, в котором Полковник держал инструменты, она прислонилась спиной к лемеху старого плуга. Лемех почти исчез под бурьяном и плетями дикой тыквы, выпустившими маленькие белые цветочки с горьковатым запахом омелы. После стольких лет бездействия заросший травой и цветами лемех казался обычным камнем, каких много было вокруг, только кроме аромата омелы и молодой зелени от него исходил странный запах железа.
Вряд ли Яфет мог ее видеть. Казуариновая роща делалась в том месте непроходимой, а морской виноград раскидистей и гуще. Темнота становилась словно плотнее. И потом, какое дело было Яфету до берега?
Этот увитый цветами лемех давно превратился в наблюдательный пункт. Когда под черными покрывалами, которые Полковник накидывал на клетки, затихали вьюрки и все в доме, живые и мертвые, разбредались по комнатам, чтобы во сне почувствовать себя в безопасности или в опасности или чтобы страдать от своих кошмаров наяву, Валерия приходила сюда и наблюдала, как Яфет плавает по ночам.
Вот и сейчас она увидела, как он идет голый по пояс, в выцветших шортах с бурыми медведями. Она предположила, что у него на шее висит компас, и она даже готова была поклясться, несмотря на темноту, что компас блестит, как медальон. Ее удивило, что он несет незажженную лампу. Не столько даже, что лампа не зажжена, сколько то, что он при этом поднял ее и несет над головой.
Яфет остановился у воды и поставил лампу на землю. Казалось, что он всматривается в даль, прикидывая расстояние. Он вошел в море со стороны старого причала.
«Мейфлауэр» бился о причал, словно хотел отвязаться.
Валерии показалось, что Яфет запрыгивает в лодку быстрым и точным движением. Очень аккуратно он вставил весла в уключины и начал грести, как всегда, легко и ловко.
И Валерия ясно осознала, что что-то навсегда изменилось, что какая-то глава заканчивается в темноте октябрьской ночи.
СЕМЬ УДАРОВ ЧАСОВ
Каким-то будущим утром в Верхнем Вест-Сайде она запишет в своей тетрадке, что часы без стрелок пробили ровно семь раз, и пояснит, что таким образом они оповещали как минимум о двух важных событиях.
Что было не семь часов, ни утра, ни вечера.
И что еще было долго до рассвета.
Валерия посмотрит в окно на снег, кружащийся над Риверсайд-Драйв, над Гудзоном, а потом пойдет к музыкальному центру и поставит диск. И зазвучит неповторимый голос Элмора Джеймса.
Так, под этот голос, она приготовится перейти к следующей главе одним снежным зимним утром, до которого в дни циклона «Кэтрин» остается еще тридцать лет.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Присутствие Бога
Или наступит на ногу в метро?
ВНОВЬ ОБРЕТЕННАЯ НЕВИННОСТЬ
Когда она в свои двадцать лет впервые окажется на Таймс-Сквер, она почувствует восторг. Уверенность в том, что приехала в нужное место в нужное время. В место, которое ей было необходимо и которое всегда ей принадлежало, хоть она об этом и не догадывалась. Тогда она сможет, перефразировав слова Симоны де Бовуар о Париже, сказать: «В тот день, когда я приеду в Нью-Йорк, я почувствую себя свободной»
