«Старая уродина! — думал Ландри Кокнар. — Старая чертовка! Она имеет наглость уверять меня, что я был у нее первым! Как бы не так! Интересно, сколько таких первых было у нее до меня?»
Вслух же сухо сказал:
— Оставим прошлое! Что ты здесь делаешь?
— Здесь я у себя дома! — воскликнула Ла Горель.
И с гордостью добавила:
— Я служу у ее высочества — заведую бельевой. Ах, воистину сам Господь помог мне найти место у столь богатой и щедрой принцессы! За несколько дней, что я состою у нее на службе, мне удалось скопить больше денег, чем я сэкономила за целых двадцать лет. Только бы протянуть здесь год, а потом можно навсегда забыть о Париже, уехать в деревню, купить там себе хорошенький домик и жить на доходы от ренты.
Она еще долго могла бы распространяться на эту тему, но тут появился д'Альбаран. Ла Горель мгновенно забыла о Ландри и, часто и низко кланяясь, засеменила к двери и исчезла за ней. Впрочем, Ландри Кокнар не обратил внимания на ее поспешное бегство. Он предавался размышлениям:
«Ого! Так Ла Горель тоже состоит на службе у принцессы, которую все здесь называют высочеством. Вот теперь мне понятно, откуда она все знает. А я-то думал, что сумел уберечь свою тайну ото всех на свете!»
Д'Альбаран сделал ему знак следовать за ним, и он молча подчинился…
Через час он вышел из дворца Соррьентес и отправился обратно на улицу Коссонри. По его сияющему виду легко было догадаться, что беседа с загадочной герцогиней Соррьентес полностью удовлетворила его.
Вскоре вернулся домой и граф де Вальвер. Как и накануне, он не заметил, что во время его отсутствия Ландри Кокнар также куда-то отлучался. Вид у Вальвера был сияющий, но, в отличие от Ландри, он жаждал поделиться своей радостью и не замедлил это сделать.
— Ландри, — в восторге воскликнул он, — я ее видел! Она улыбнулась мне! Да здравствует жизнь! Ах, Ландри, какой сегодня чудесный солнечный день!
— Разумеется, так оно и будет, — назидательно произнес Ландри Кокнар, — так и будет, обещаю вам!
— О чем это ты, Ландри?
— Да о том, что девушка скоро полюбит вас, клянусь кишками Вельзевула! Лучше скажите мне, сударь, удалось ли вам поговорить с ней?
— Я не осмелился приблизиться, — жалобно ответил Вальвер.
Ландри Кокнар снисходительно усмехнулся: какая застенчивость! Однако про себя он подумал: «Клянусь рогами Вельзевула, вот оно, истинное благородство! Если бы в свои двадцать лет у меня был такой хозяин, как он, я, быть может, сумел бы остаться честным человеком».
И вслух торжественно заявил:
— Но все же вам надо призвать на помощь все свое мужество и наконец заговорить с ней. Ибо если вы будете вечно молчать, вы так никогда и не узнаете, что она вам намерена ответить.
— Ты прав, — вздохнул Вальвер, — но прежде чем объясниться, я хочу знать, будет ли жалованье, предложенное мне завтра герцогиней Соррьентес, достаточным для того, чтобы достойно содержать мою жену, графиню де Вальвер. Послушай, Ландри, ты, кажется, знаешь все на свете, так скажи, можно ли сносно существовать, имея пятьсот ливров в месяц?
— Шесть тысяч ливров в год! Что ж, с этой суммой ваша жизнь будет вполне обеспеченной, даже если небо одарит вас многочисленным потомством.
— Как далеко, однако, ты заглядываешь. Итак, мне надо просить у герцогини Соррьентес именно эту сумму. Но как ты считаешь, не станет ли она возражать и не сочтет ли мои требования чрезмерными?
— Не думаю, сударь. Синьор Кончини, которого теперь именуют маркизом д'Анкром, платит своим людям тысячу ливров в год. Вы один стоите десятерых его гвардейцев; следовательно, вы стоите по меньшей мере десять тысяч ливров.
— Ты преувеличиваешь, — с непритворной улыбкой ответил Вальвер.
— Вовсе нет, сударь, — искренно и убежденно запротестовал Ландри Кокнар, — наоборот — я, пожалуй, недооцениваю вас. Но поверьте мне, вам не стоит самому выдвигать условия. Я кое-что разузнал об этой герцогине. Похоже, она действительно несметно богата и необычайно щедра. Поэтому сначала выслушайте ее предложения. Уверен, что вы не пожалеете: условия, которые она вам предложит, намного превзойдут все ваши ожидания.
— Я так и собирался сделать, — признался Вальвер.
И твердо добавил:
— Завтра решится моя судьба, послезавтра, если все пойдет так, как я надеюсь, я предложу прекрасной Мюгетте руку и сердце.
— И через месяц мы сыграем свадьбу, — с незыблемой уверенностью заявил Ландри Кокнар.
— Да услышит тебя Небо! — вздохнул Одэ де Вальвер.
XIV
ВАЛЬВЕР КОЛЕБЛЕТСЯ
Остаток этого дня и половину следующего Вальвер и Ландри Кокнар провели дома, предаваясь своим излюбленным занятиям, а именно — разговорам. Вальвер, как и все застенчивые люди, привык держать свои чувства и мысли при себе. В Париже у него не было ни друзей, ни знакомых, кроме отца и сына Пардальянов, которых он никогда бы не дерзнул сделать поверенными в своих сердечных делах, поэтому, заполучив себе собеседника в лице Ландри Кокнара, Вальвер болтал без умолку.
Надо отдать должное Ландри: он выказал себя прекрасным слушателем. С неизбывным терпением внимал он многократно повторенным пылким признаниям своего хозяина.
Впрочем, не станем забывать, что предмет всепоглощающей страсти молодого человека весьма интересовал его, ибо им была Мюгетта-Ландыш. Мы не ошибемся, если скажем, что мэтр Ландри боготворил юную красавицу; про себя он называл ее не иначе как «дитя» или «малышка». Де Вальвер же ни о чем не подозревал и считал, что Ландри выслушивает его многословные признания исключительно из расположения к нему. Одэ принадлежал к тем чувствительным натурам, которые всегда склонны переоценивать значение услуг, им оказываемых, поэтому он был бесконечно благодарен своему слуге; приязнь, какую он с первой же встречи испытал к этому вечному неудачнику, крепла не по дням, а по часам.
А так как Ландри Кокнар вдобавок скрупулезнейшим образом исполнял свои обязанности, ненавязчиво оказывая Вальверу необходимые ему услуги, то немудрено, что между ним и его хозяином царило редкостное единодушие: оба были в восторге друг от друга. В результате после трех дней проживания под одной кровлей им уже казалось, что они знакомы много лет и никогда не смогут расстаться. (Что, как мы убедились, не мешало Ландри Кокнару иметь свои маленькие тайны.)
Вечером в пятницу в условленный час Одэ де Вальвер постучал в дверь дворца Соррьентес. В отличие от мэтра Ландри он прибыл с парадного входа. Дверь мгновенно распахнулась, и он очутился в просторном коридоре, освещаемом множеством свечей, горящих в массивных напольных бронзовых канделябрах. Перед каждой дверью, опираясь на алебарду, застыл страж со шпагой на боку. Повсюду бесшумно сновали слуги геркулесового сложения; несмотря на позднее время, посетителей было много, и слуги, кланяясь каждому в зависимости от его звания, торжественно, словно священнослужители в храме, провожали их в богато обставленные приемные, откуда в урочный час гостей должны были пригласить в кабинет хозяйки дома. Все делалось очень ловко, с быстротой и сноровкой, присущей людям, умеющим ценить свое время и бережно относиться к чужому.
Едва Одэ де Вальвер переступил порог, как к нему метнулся вышколенный слуга. Вальвер назвал свое имя, и его тут же отвели в маленькую гостиную и оставили одного. По пышности убранства гостиная ничуть не уступала коридору. Вальвер был ослеплен внезапно окружившей его роскошью.
— Однако! — пробормотал он себе под нос, стараясь скрыть охватившее его изумление. — Неужели я ошибся и пришел в Лувр? Охрана, стража, дворяне, офицеры, пажи, слуги, лакеи — всех не перечесть! А эта мебель, эти ковры, эти гобелены, эти картины, эти многочисленные драгоценные безделушки! Нет, черт возьми, положительно я попал в Лувр!
