Одэ де Вальвер.
С этими словами он сжал кулаки и стремительно нанес два удара. Не прошло и секунды, как оба гвардейца уже лежали на земле в четырех шагах от него.
— Браво, юнец! — раздались в толпе восторженные возгласы.
Ландри Кокнар тоже не терял времени даром. Изловчившись, он скинул с шеи петлю, отпрыгнул в сторону и упал прямо в распростертые объятия Одэ де Вальвера. С силой, которую трудно было заподозрить в столь хрупком с виду молодом человеке. Одэ поднял его, встряхнул, поставил позади себя и сунул ему в руку кошелек.
— Исчезни, да побыстрее! — скомандовал он.
Бросив выразительнейший взор на своего спасителя, Ландри Кокнар, не говоря ни слова, чтобы не потерять драгоценного времени, бросился в толпу, которая тотчас же расступилась, давая ему дорогу.
В эту минуту в конце улицы показался приближенный герцогини Соррьентес вместе с десятком своих людей. Он быстро обнаружил, что дело уже сделано, однако же полученный им приказ гласил: не только освободить пленника, но и узнать, куда он скроется, чтобы при необходимости легко разыскать его.
Ошарашенный, Ландри Кокнар торопливо пробирался через ряды расступавшихся перед ним парижан. Добравшись до улицы Гренель, где, как известно, стоял портшез таинственной незнакомки, и оказавшись вне досягаемости для своих палачей, он пустился бежать со всех ног, крепко сжимая в руке кошелек, подаренный ему великодушным Вальвером.
Д'Альбаран приблизился к портшезу.
— Ваше приказание исполнено, сударыня, — сказал он по-испански. — Когда мы подошли, этот мошенник был уже свободен. Мы проследили, куда он побежал.
— Я все видела, — ответила на том же языке герцогиня Соррьентес.
— Какие будут дальнейшие приказания, сударыня?
— Пока никаких, — промолвила герцогиня, — я жду одного человека и к тому же хочу знать, что будет с тем юношей, который осмелился выступить против всемогущего правителя этого королевства.
И с неподражаемой улыбкой она прибавила:
— Интересно, а как поведет себя народ славного города Парижа? Послушайте только, как он шумит!
Д'Альбаран почтительно поклонился, вскочил в седло и снова занял место возле портшеза. Его люди уже сидели на конях, готовые выполнить любой приказ своего командира. Сейчас их было только девять. Десятый отправился выслеживать Ландри Кокнара.
V
РЕЗУЛЬТАТЫ ПОЕДИНКА
Но давайте вернемся к Одэ де Вальверу и тем мерзавцам, у которых он вырвал добычу.
Атака юноши была столь неожиданна и столь стремительна, что в первую минуту люди Кончини растерялись, увидев своих приятелей валяющимися в дорожной пыли. К тому же Ландри Кокнар столь быстро воспользовался случаем, что, когда его мучители опомнились, он был уже далеко, на улице Гренель.
Но Кончини и Роспиньяк ничего не замечали. Взоры их были прикованы к Мюгетте-Ландыш: они буквально пожирали ее глазами.
Одэ де Вальвер был начеку: он ожидал ответных действий. Предоставленную ему противником короткую передышку он использовал, чтобы получше изучить своих врагов. Естественно, что прежде всего юноша взглянул на главаря этой позорной процессии — на Кончини. Он тут же заметил, с какой плотоядной страстью взирали на девушку Кончини и Роспиньяк. Казалось, оба надменных вельможи готовы были накинуться на Мюгетту и тут же овладеть ею. Вальвер вспыхнул от гнева. Как они смеют непочтительно смотреть на это непорочное, ангельское создание! Влюбленный понял, что именно эти двое являются его главными противниками, с которыми ему предстоит жестокая борьба. Нервно теребя усы, он то краснел, то бледнел; сердце его терзала своими стальными когтями ревность.
Но не он один заметил пламенные взоры могущественного фаворита и его капитана.
В толпе стояла маленького роста женщина, опиравшаяся на руку необычайно высокого мужчины. Она была закутана в широкий плащ с капюшоном, какие обычно носят простолюдинки, так что разглядеть ее лицо не было никакой возможности. Сопровождавший ее мужчина также прятал лицо в поднятом воротнике плаща — только из-под глубоко надвинутой на лоб широкополой шляпы с красным плюмажем сверкали горящие, словно уголья, глаза. Взор их, казалось, насквозь пронизывал собеседника.
Женщина внимательно смотрела на Кончини. Как и Одэ де Вальвер, она вздрогнула, заметив, с каким выражением этот некоронованный король Франции взирает на маленькую уличную цветочницу. Затем ревнивым взглядом соперницы женщина принялась разглядывать девушку. Внезапно, сильно сжав руку своего кавалера, она жалобно воскликнула:
— Это она, Стокко!.. Та самая, в кого он влюбился на этот раз!..
Высокий мужчина, которого назвали Стокко, в свою очередь, окинул насмешливым взором Кончини и Мюгетту и небрежно пожал плечами, словно желая сказать: «Ну, и что вы хотите от меня?» Отметим, что он не оставил без внимания Роспиньяка, не удостоившегося чести быть замеченным маленькой женщиной. Стокко быстро все понял и усмехнулся, отчего кончики его великолепных черных усов взметнулись вверх, а во взгляде, вновь обращенном на Кончини, заиграла плохо скрытая насмешка. Короче говоря, мы, не боясь впасть в заблуждение, осмеливаемся утверждать, что сей любопытный персонаж весьма забавлялся обнаруженным им любовным соперничеством между хозяином и слугой, сиречь между Кончини и Роспиньяком.
Тем временем гвардейцы итальянца оправились от изумления и тотчас же в воздухе зазвучала отборнейшая брань: негодяи клялись, что всем парижанам вместе взятым уже уготованы вполне достойные места в преисподней. Проклятия гвардейцев отрезвили размечтавшегося Кончини и вернули его на землю.
— Что случилось? — спросил он.
В нескольких словах ему объяснили, что «этот чертов Ландри Кокнар» ускользнул от них благодаря вмешательству некоего желторотого юнца. Тут же услужливые клевреты указали ему на Вальвера. Кончини вздрогнул, побледнел и разразился потоком яростных богохульств:
— О святые и все ангелы!.. Клянусь Мадонной!.. О небеса!..
Однако он быстро опомнился и свирепым голосом приказал:
— Схватить его!.. Пусть займет место того, кому он помог бежать!..
— Эй, храбрец, — раздался в ответ насмешливый голос Одэ де Вальвера, — а почему же. ты сам не хочешь меня схватить? Любопытно будет узнать, что стоит рапира итальянского распутника против шпаги честного французского дворянина!
Вальвер с первого взгляда угадал в фаворите королевы соперника и сгорал от нетерпения сразиться с ним. Его инстинктивная ненависть к Кончини была столь велика, что любая реплика итальянца была бы расценена им как вызов.
Толпа внимательно прислушивалась к их перепалке. Впервые нашелся человек, который не побоялся бросить в лицо Кончини эпитет, которым все награждали его за глаза. Народ в толпе приободрился и даже возликовал. Вскоре раздался восторженный вопль:
— Да здравствует юнец!
Толпа уже второй раз издавала этот клич, однако теперь, принимая во внимание оскорбление, только что нанесенное Вальвером всесильному итальянцу, одобрение это приобретало весьма своеобразную окраску. Будь на месте Кончини кто-нибудь другой, он бы все понял и, приняв необходимые меры предосторожности, постарался бы найти достойный способ отступить с поля сражения. Но Кончини, привыкнув в всеобщему подобострастию, был слеп и глух. Он не только ничего не понял, но даже не стал слушать Роспиньяка, который, надо отдать ему должное, оказался проницательнее фаворита-итальянца, и советовал своему господину проявить терпение и осмотрительность. Но Кончини отмахнулся и проревел:
— Дьявольщина! Чего вы ждете?.. Хватайте его, я приказываю!
И приспешники любимца королевы без колебаний бросились исполнять это приказание. Никому из них нельзя было отказать в храбрости. Слова Кончини еще звучали в воздухе, а они уже все как один обнажили
