журналистского внимания.
Олег уже не знал, что ему и делать. То ли сразу начать писать, то ли уснуть здесь же за столом с открытыми глазами. А Окунь тем временем все продолжал и продолжал свою «песню»…
Последней, кого представил зампред КГБ Окунь, была его жена – Нина, красивая полная женщина, одетая в легкое платье с оранжевыми лилиями на черном фоне и явной претензией на светский шик. Она многие годы преподавала английский язык в университете, в свое время с отличием окончила Институт иностранных языков, где ее педагогом и даже наставницей, как понял Олег, ни при каких условиях решивший не выдавать здесь узбекских корней своей жены, была Ольгина бабушка. А историю партии преподавал известный в стране московский, в прошлом ташкентский историк Александр Усольцев, фамилию которого Олег уже не раз слышал и от того же Окуня, и в самолете от академика Полякова, с которым вместе прилетел в столицу солнечного Узбекистана на выездную сессию Академии наук СССР, да и от многих других ученых-историков, бывших в разные годы студентами, аспирантами и докторантами этого выдающегося исследователя, педагога и человека. Ученики его стали, по сути, цветом историко-партийной науки республики и работали в основном в высшей школе на бескрайних просторах страны, от Кушки до Магадана, «с южных гор, – как пелось в песне, – до северных морей».
«Да, – подумал Олег, – молодец все-таки мой тесть. Уважения и известности нашему „патриарху“, как его здесь еще называют, оказывается, не занимать. А чтят как. Я и представить себе не мог такого. Нужно будет обязательно по приезде рассказать ему сразу же. До чего же приятно это будет услышать старикам…»
После бурного и долгого представления разговор пошел в общем-то ни о чем. Каждый время от времени «клевал» в свою тарелку, беседуя попутно с соседом, обсуждая одним им известную проблему.
В довершение встречи, попив хорошо заваренного зеленого чая и закончив интересные разговоры и беседы, застолье благополучно подошло к своему логическому завершению. Разом встали все из-за еще недавно сверххлебосольного стола, о содержании которого остались одни воспоминания. Поднявшись по тем же высоким бетонным ступенькам, вся компания, приятно потирая руками наполненные до отказа животы, решила немного пройтись вдоль набережной Бозсу.
Дойдя по набережной вместе с компанией до шумной и залитой ярким солнцем улицы Навои, Олег за руку распрощался со всеми. Оставил свои московские телефоны. Выслушал несколько рекомендаций Окуня, договорившись с ним к тому же насчет продолжения истории Великого князя Николая Константиновича Романова или в следующий прилет в Ташкент, или по приезде генерала в Москву.
– Знаешь, хотел тебе напоследок рассказать какой-нибудь анекдот из своей копилки, – сказал Окунь, провожая Олега до машины и показывая при этом указательным пальцем на свою наполовину облысевшую седую голову, – но решил вместо этого прочитать гуляющий у нас стишок. Должен понравиться.
И он тут же продекламировал четверостишие и даже не продекламировал, а почти спел на мотив популярной песенки-хита:
«Мы все живем в эпоху гласности, Но ведь закончится она! А в Комитете безопасности Запомнят наши имена…»
Олег рассмеялся, моментально запомнив стишок. Потом помахал всем еще раз на прощание рукой и, хлопнув дверцей раскалившейся на солнце «Волги», давно дожидавшейся его в заранее условленном месте, помчался в свою гостиницу. В прохладном холле он никого из участников и гостей научного форума, к своему удивлению, не обнаружил. Вероятно, что в последний день, как и принято, все они носились как угорелые по местным рынкам. Проскочил по лестнице на свой этаж, зашел в душный и жаркий номер. Настроение было приподнятое. Он повторил про себя последнюю шутку Окуня, вспомнив при этом, что нечто подобное, только прозой, говорил ему перед командировкой в Ташкент его тесть, повторяя: «Поверь мне, я жизнь прожил. Вы все, а ваша компашка особенно, слишком сильно разговорились. Все это скоро закончится и хорошо будет, если никого не тронут. А то будете вместе с вашим дружком – молодым секретарем окружкома Чудиловым куковать до конца дней своих где-нибудь в заранее законсервированном сталинском лагере в Ханты- Мансийском округе, а то и до Березова доберетесь, куда князя Меньшикова сослали. После него там таких уважаемых персон было, наверное, немного».
Вспомнив тестя и его предупреждение, Олег решил заодно во время предстоящей экскурсии по городу заехать на улицу Чехова, чтобы посмотреть, где жили дедушка и бабушка Ольги. Попил немного холодного зеленого чая прямо из слегка надбитого носика небольшого красного с цветами хлопчатника заварного чайника, повалялся, не раздеваясь, полчасика на кровати, а уж потом, как и договаривались, набрал номер телефона Георгия. Тот давно ждал звонка и не заставил себя долго ждать: мигом примчался в гостиницу. Он помог Олегу окончательно собрать и упаковать все его вещи и заранее закупленные хозяйственным водителем Жорки фрукты, овощи, зелень для дома для семьи и уже через час с небольшим они вместе катили по городу, заново отстроенному после сильнейшего землетрясения 1966 года всей страной. Гидом Жорка был отменным, знал обо всем массу интересных подробностей и историй, да и писал он неплохо. Олег, знавший ташкентского собкора много лет, с удовольствием читал материалы Георгия Пономарева, зачастую выдвигая их в качестве лучших на всевозможные премии.
Впечатление от возрожденного из руин Ташкента у Олега было прекрасное – беломраморный красавец- город, восточная сказка. «Тысяча и одна ночь», да и только, – подумал он, проезжая по новым проспектам, проносясь мимо современных кварталов домов. – В таком бы снимать фильмы типа «Один день в Византии».
Для начала Жорка провез Олега по старым улицам центра. Показал улицу Гоголя, здание президиума Академии наук Узбекистана, маленькие одноэтажные дома напротив, в одном из которых до революции жил глава Временного правительства Александр Керенский с родителями. Отец его, по злой насмешке судьбы, переехал затем в Симбирск и работал там вместе с Ильей Ульяновым. Он даже поставил свою подпись в аттестате об успешном окончании гимназии прилежного мальчика, который часто бывал в их семье, а потом умудрился перевернуть мир. В соседнем доме, нынешние жильцы которого вряд ли даже догадывались, что в нем, до того как построить дворец в центральной части города, жил сосланный от греха подальше из Питера в Среднюю Азию Николай Константинович Романов – Великий князь, внук императора Павла и двоюродный дядя царя Николая Второго. На несколько минут остановились в сквере напротив старинных кирпичных зданий старого среднеазиатского госуниверситета, в центре которого на мраморном постаменте красовался Ильич, как и во всех городах страны показывавший вытянутой вперед правой рукой верную дорогу к коммунизму. По словам Георгия, именно на этом постаменте когда-то стоял бюст последнего российского императора.
По непонятной для Жорки просьбе Олега после прогулки по небольшому, тенистому скверу Революции, где они с огромным удовольствием поели леденистого фруктового мороженого в крошечной забегаловке, называемой «Холодок», они заехали на ту самую улицу Чехова, близ Саперной площади. Однако дома, в котором когда-то спокойно и счастливо жила переехавшая после революции в Ташкент из Оренбурга, подальше от красного террора, семья Беккеров – деда и бабушки Ольги, обнаружить им, несмотря на все старания, так и не удалось. Вместо маленького деревянного домика с садом и обвитой хмелем беседкой, в которой частенько собиралась, по рассказам Ольги, их дружная большая семья, давно высилось многоэтажное бетонное здание, каких и в Москве, и по всей стране за последние годы было возведено великое множество.
Отметившись, как и обещал, на этом чуть ли не ежедневно вспоминаемом женой историческом месте, друзья вновь рванули в центр. Большое впечатление здесь произвел на московского журналиста в первую очередь, конечно, возведенный из прекрасного светившегося на солнце белого и розового мрамора музей В. И. Ленина. Экспонатов, в отличие от мест, где каждый камень помнил вождя Октября, в нем было негусто. Да и откуда им было взяться в далеком Узбекистане. Однако само строение заслуживало того, чтоб на него взглянуть, выглядевшее на фоне других зданий чуть ли не как знаменитый Тадж-Махал.
После такой обстоятельной экскурсии по городу, занявшей не так много времени, Олег с Георгием решили пешочком прогуляться по центру. Осмотреться, подышать воздухом, посидеть на скамеечках, а заодно и поговорить о том о сем. Так и сделали, остановив свой выбор на площади возле построенного пленными немцами и японцами по проекту знаменитого архитектора Щусева театра оперы и балета имени Алишера Навои – сказочного, по восточному впечатляющего храма культуры, оформленного великолепными образцами архитектурно-дворцового искусства, в том числе неповторимой резьбой по дереву и по ганчу, которой обрамляли даже зеркала внутренних интерьеров театра. Здесь работал прославленный местный
